(Из книги Александры Васильевой "Курган. Так было". Опубликовано с согласия автора).
Можно считать, что с 1 января и до 1 июня 1918г. Курган жил при советской власти, или как говорили в городе «при первой советской власти». Хотя 24 ноября 1917г. было объявлено совдепом, что вся власть в городе и уезде теперь принадлежит ему, но продолжали работать уездный комиссар, городская дума и управа, продовольственный комитет, уездное земство. Только после 1-го уездного Крестьянского съезда, состоявшегося 17-18 декабря, когда были избраны комиссары, составившие 19 декабря новый Совет, власть фактически перешла к Советам. Первое, о чем подумал новый Совет – о защите своей власти.
Уже 20 декабря 1917г. Михаил Николаевич Петров издает приказ № 1:
«1.Сего числа сформирована Красная гвардия с целью охраны порядка, личной и имущественной безопасности и борьбы с контрреволюцией.
2.Комиссаром Красной гвардии назначен тов. М.Н.Петров.
3.Гвардейцы каждого завода объединяются в заводскую группу, которая делится на сотни, а последние на десятки. Каждой заводской группе, каждой сотне и каждому десятку немедленно избрать комиссаров…
4.Комиссарам десятков составить списки своих десятков в трех экземплярах с указанием в них, какое оружие и сколько патронов дано каждому гвардейцу…
5.Штаб Красной гвардии временно помещается в доме Ижболдина.
6.Штабом Красной гвардии приняты меры к оплате рабочим за время несения службы по охране порядка.
7.Сбережение оружия, употребление его только при исполнении своих обязанностей … является непреложным правилом каждого гвардейца.
8.Красная гвардия находится в распоряжении Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
9.В штабе Красной гвардии назначается дежурство для отдачи всякого рода спешных распоряжений и дачи разъяснений».
Приказ был опубликован 22 декабря 1917г. в газете «Новый мир». Пока это был только приказ.
Вступление в Красную гвардию было добровольным, предприятий в Кургане было немного, а с большим количеством рабочих – единицы. Поэтому первые заводские дружины были малочисленные и почти без оружия. Многие даже не умели стрелять.
Участник Красной гвардии Павел Георгиевич Чичиланов вспоминает: «Началась учеба, каждый вечер после работы выходили на занятия за бакиновскую мельницу. Изучали материальную часть винтовки, учили штыковому бою… Выходили на тактические занятия на пересеченную местность с буграми и оврагами, делали перебежки с трещотками, заменяющими пулемет, метали гранаты (бутылочные), много уделялось внимания строевым занятиям…» (ГАОПДКО, ф.5857, оп.1, д.97, л.7).
Инструкторами были бывшие фронтовики. Одним из первых, кто с началом формирования Красной гвардии взял на себя этот труд, был бывший поручик 159 дивизии Николай Александрович Соколов, который был командирован с фронта в Курган на замену кадров.
Газета писала: «…Он всей душой отдался делу, он не считался с часовым рабочим днем, ни с теми трудностями, трениями, которые приходилось претерпевать. Занимаясь с утра до вечера в штабе, он ночами просиживал над составлением различных инструкций, положений и т.п. Он чуть ли не один на своих плечах вынес весь труд организации Красной гвардии, которая до его поступления насчитывавшая два-три десятка человек, его энергией, неустанной работой разрослась в силу, на которую трудящиеся смело могут положиться… Будучи человеком беспартийным он при частой смене комиссаров гвардии замещал их должности, всю свою деятельность направлял на поднятие уровня сознательности. Его труды: Устав Красной гвардии, создание товарищеского суда и следственной комиссии, положение о суде…» (Изв. Сов. раб. и сол. деп. № 73. 16.04.1918).
Соколов пал жертвой случайности при исполнении службы и был похоронен 3 (16) апреля на Троицком кладбище.
В заметке упоминается частая смена комиссаров Красной гвардии. После Петрова был Александр Павлович Климов, Михаил Витальевич Городецкий, Кузьма Григорьевич Авдеев, Яков Иванович Новиков, Иванов (имя неустановленно), которого 28 мая сменил Пантелей Тимофеевич Кузьмин. За шесть месяцев сменилось семь комиссаров, поэтому говорить о ком-то одном будет неправильно. Членов Красной гвардии часто назначали для несения караульной службы по охране складов, для патрулирования улиц, из них формировали кавалерийские подразделения.
Параллельно с Красной гвардией в марте в Кургане, как и в Шадринске, начинается формирование частей Красной армии. Декрет о создании Рабоче-Крестьянской Красной армии на добровольных началах был подписан В.И.Лениным 15 января 1918г. и опубликован через три дня. В ряды Красной армии могли вступить сознательные граждане не моложе 18 лет, на полное государственное довольствие и к нему 50 руб. в месяц.
22 февраля было опубликовано воззвание Совнаркома «Отечество в опасности!». На следующий день состоялись митинги в Петрограде, Москве и других городах, где началось массовое вступление добровольцев в Красную армию и формирование ее отрядов и частей. Этот день, 23 февраля, стали считать днем рождения Красной армии.
Начальником штаба курганского отряда Красной армии был назначен Владимир Владимирович Губанов, бывший комиссар труда, комиссарами – Федор Максимович Григорьев и Михаил Витальевич Городецкий, член штаба – Федор Федорович Игумнов, организатор снабжения – Михаил Михайлович Наумов, инструкторы: Алекссей Иванович Губин, Владимир Андреевич Кромберг, Виктор Иванович Комаров, Илья Владимирович Филатов. Многие члены Красной гвардии перешли на постоянную службу в Красную армию. Когда после переворота прошли аресты, из 532 задержанных на 14 августа 1918г. 140 было красноармейцев и только 30 красногвардейцев.
Владимир Владимирович Губанов.
Точная дата образования курганского трибунала не установлена, но в январе он уже работал. В Кургане было два трибунала – городской и железнодорожный. Городской трибунал располагался в доме Дунаевых по Троицкой (Куйбышева, 87) , где ранее была Биржа.
Дом Дунаева. Здесь размещался трибунал и следственная комиссия до 1 июня 1918г.
Председатель и заседатели трибуналов, в числе шести человек, должны были назначаться Советами на один месяц, но это в Кургане не соблюдалось. Члены трибунала назывались народными судьями. Председателем железнодорожного трибунала был Василий Петрович Комаров, один из членов – Иван Макарович Середин. Первым председателем городского трибунала был Николай Михайлович Михайлов. С 1 марта, а может и раньше, но не раньше 18 февраля, его сменил Игнатий Антониевич Ястржембский.
Игнатий Антонович Ястржембский.
Члены трибунала менялись либо всем составом, либо частично. В феврале народными судьями состояли: Мартин Петрович Грунт, Иосиф Яковлевич Буждан, Церенщиков, Василий Назарович Денисов и секретарь трибунала Владимир Андреевич Курбатов.
Мартин Петрович Грунт с женой Эмилией и дочерью Эльвирой.
В следующем составе остался Буждан и к нему присоединились Иван Савельевич Бутаков, Подгорнов, Алексей Михайлович Зарубин, Самойлов и секретарь Пономарев. В следующем составе остались Бутаков, Зарубин, Самойлов, присоединились Прокопий Никитич Кунгуров, Семен Нестерович Тишков и секретарь Александр Естафьевич Мартынюк. При трибунале работала следственная комиссия…
И председатели трибунала, и заседатели вряд ли имели представление о судопроизводстве, поэтому было сделано предложение нескольким судьям о сотрудничестве. Откликнулись двое. Мировой судья Всеволод Михайлович Фон-Воюцкий принял на себя должность комиссара юстиции, частный поверенный Владимир Андреевич Курбатов – секретаря трибунала.
Всеволод Михайлович Фон-Воюцкий.
О том, какие дела проходили через трибунал и какие приговоры выносились, можно судить по Постановлению от1 марта 1918г. Матроса Балтийского флота Леонида Тихоновича Акимова, совершившего кражу со взломом из цейхгауза 8 роты 3 сибирского стрелкового полка, приговорили к каторжным работам на 8 лет с лишением всех прав состояния и снятие с него формы матроса; Евстафия Ивановича Лося за торговлю самогоном – к общественным работам при курганской тюрьме на 1 год; Егора Семеновича Федорова за торговлю самогоном – к штрафу 150 р. в пользу средств комиссариата юстиции и к общественным работам при курганской тюрьме на 3 месяца (Изв. Сов. раб. и сол. деп. №50. 20(7). 03.1918).
Работы у трибунала было много. К 1 июня число не рассмотренных дел превышало две тысячи.
12 января 1918г. по решению Совдепа были арестованы члены продовольственной управы, вместе с председателем Константином Матвеевичем Петровым и избран новый комитет. Через несколько дней члены управы были отпущены, председатель остался под арестом. Был арестован и также через несколько дней отпущен председатель уездной земской управы Павел Григорьевич Торпаков. Началась приватизация промышленных предприятий.
Уездный комиссар Матвей Васильевич Алексеев 24 января сообщает в Тобольский губернский комитет: «В Кургане Совдепом заключаются в тюрьму без суда неугодные ему лица. Предъявлено начальнику тюрьмы требование об освобождении содержавшихся по постановлению мировых судей подследственных. Члены Продкома будут содержаться в тюрьме до решения дела трибуналом. В казначейство и в государственный банк назначен советский комиссар. Он обещал только наблюдать за делом, просил продолжать работу и только в случае недоразумений обращаться к нему. В хозяйственном управлении уезда полная разруха, поступления платежей от населения на содержание больниц, приютов, училищ прекратились, эти учреждения находятся в критическом положении…» (ГАОПДКО, ф.6916, оп.1, д.69. л.48).
Служащим всех учреждений нужно было платить жалованье, да еще Совдеп с 19 января открыл общедоступную дешевую столовую в гостинице Баранцева, на углу Дворянской и Гостинодворского. Была организована общественная библиотека с читальным залом, выдавались ежемесячные пособия безработным и солдатам, возвращающимся с позиций. Нужно было содержать приюты и Общество Внешкольного воспитания детей. Чтобы пополнить финансы Совдеп в январе накладывает контрибуцию на торгово-промышленный класс города в 170 тыс. руб. Городская дума по этому поводу вынесла протест и пожелание воздержаться от уплаты. Но все-таки было собрано около 150 тысяч руб.
Новая власть старалась экономить во всем. Принимая во внимание надвигающуюся безработицу, Продовольственный комитет нового состава 15 февраля постановил, что служба родственников в управе недопустима, что служащие управы не должны занимать другие платные должности.
Деньги от первой контрибуции быстро кончились, и по постановлению исполкома Совдепа было объявлено новое обложение налогом. Газета «Сибирская земская деревня» писала: «В Кургане на капиталистов и купцов наложена контрибуция в два миллиона рублей. Срок уплаты к 13 (26)марта. По слова начальника милиции внесено уже около 900.000 рублей чеками. За невзнос грозят чрезвычайные меры, вплоть до расстрела. Для этой цели в Кургане стоят два карательных отряда, один тот, что был в Тюмени, другой – из Омска. Отряды с пулеметами и броневиками, случаев применения карательных мер еще не было. Население в буквальном смысле терроризировано» (Сибирская земская деревня. №5. 30.03.1918).
Но один факт насилия известен. Он не связан с контрибуцией. Между 1 и 7 марта в тюрьму явился морской карательный отряд из пяти матросов, которые предъявили начальнику тюрьмы письменное требование от начальника уголовного розыска Толчинского о выдаче в распоряжение отряда арестантов Петра Кошкарева, солдата Евгения Церетели, матроса Леонтия Акимова и мещанки Макриды Серковой. Кошкарева матросы расстреляли прямо у тюремной ограды, Церетели расстреляли у вокзала, Акимова и Серкову увезли на разъезд Камчиха и судьба их неизвестна. Все они были обвинены в контрреволюции. Матросы явочным порядком заняли комнаты в доме Соснина (угол Пушкинской и Троицкого переулка). Накануне переворота, 1 июня, группа матросов из четырех человек явилась в депо Вольно-пожарного общества и потребовала от старшего служителя лошадь и седло для отряда моряков, но получили только седло. Седло было обнаружено 2 июня около Смолинского поселка (не путать с деревней Смолино) на лошади добровольца Шабловского. Сами матросы в ночь на 2 июня вместе с отрядом Губанова держали оборону возле дома Соснина, на перекрестке.
Чтобы Дума и другие организации не вмешивалась в распоряжения Совета, 7 марта в комиссариат явились представители Совдепа и изъяли дела, документы, реестры, текущее делопроизводство и казенное имущество по канцелярии уездного комиссара, помощника комиссара по сельской части, уездного совещания, уездного по воинской повинности присутствия, попечительного о тюрьмах отделения и уездного отделения комитета попечения о беспризорных детях. Все дела и документы были перевезены в помещение Крестьянской секции (дом Е.Васильевой) по Дворянской.
Дом Васильевой на Дворянской (Советской). Здесь находилась Крестьянская секция.
На следующий день состоялось собрание земских служащих, на котором был выражен протест против насильственного захвата вооруженной силой органов местного самоуправления. «Вместе с тем собрание считает невозможным лишить массы населения той широкой помощи, которую ему оказывает работа земства, так как Советы, предоставленные сами себе, приведут земское дело в состояние неисправимой разрухи» (ГАОПДКО, ф. 6916, оп.1, д.69, л.104). И служащие комиссариата перешли вслед за документами в дом Васильевой.
В тот же день Курган был объявлен на военном положении, запрещались любые собрания, митинги, увеселения, въезд и выезд из города, появление на улицах после 10 часов вечера. Уездный комиссар Алексеев фактически был устранен от исполнения своих обязанностей. Тем не менее, он решил произвести личный объезд населения Курганского уезда, чтобы выяснить отношение крестьян к текущим политическим событиям. По постановлению трибунала Алексеев был настигнут в селе Макушинском, арестован и доставлен в курганскую тюрьму 8 апреля. На следующий день следственная комиссия рассмотрела дело Алексеева по обвинению его в контрреволюции, в распространении ложных слухов и, принимая во внимание уличающие его документы в делах комиссариата, решила передать дело в ревтрибунал. По решению трибунала Алексеев 30 апреля был освобожден под домашний арест с содержанием конвоя на его счет. Дума фактически была распущена, осталась управа, которая теперь именовалась «комитетом городского хозяйства».
В Совдепе происходили ежемесячные перестановки. Первым председателем в ноябре 1917г. был избран Петр Яковлевич Гордиенко. Если сопоставить воспоминания участников событий 1918г., окажется, что после Гордиенко был Михаил Петрович Князев, потом Алексей Яковлевич Каменских, в апреле его сменил Василий Михайлович Мунгалов, с середины мая – Евгений Леонтьевич Зайцев.
Евгений Леонтьевич Зайцев.
Таким образом, с января по 1 июня сменилось шесть председателей Совдепа. Быстрая смена руководящих кадров в Совдепе, Красной армии, Красной гвардии, в милиции, продовольственном комитете привели к тому, что когда над городом нависла угроза со стороны чехословацкого корпуса, советская власть не смогла дать достойный отпор. 14 мая чехи уже были в Челябинске, вероятно, в это же время, или чуть позже, 6 эшелонов прибыли в Курган. 24 мая Лев Троцкий издал приказ о насильственном разоружении корпуса. Но чехи требовали пропустить их дальше, смогли захватить железнодорожный арсенал с оружием и контролировали вокзал и прилегающую местность.
Чехи на Курганском вокзале.
Вследствие недоразумений между советской властью и чехами 26 мая прекратилось пассажирское и товарное движение от Кургана на восток.
С вечера 29 мая телеграфная контора прекратила прием телеграмм на Сибирь. Не имея сил сдерживать напор чехословаков Исполком Совдепа 27 мая разослал по волостям обращение к сельскому населению, прося о помощи: «…Находящимися в Кургане 6 вооруженными эшелонами чехословаков предъявлено ультимативное требование отправки в глубь Сибири, что на основании распоряжения Совета Народных Комиссаров сделать не можем, а по сему, ввиду возможного столкновения, просим всех, стоящих на платформе Советской власти и сочувствующих ей, встать под ружье в ряды своей Красной Армии, особенно охранять всю линию железной дороги и ни в коем случае не допускать продвижения каких-либо эшелонов с иностранными войсками…» (ГАКО, ф.168, оп.1. д.22, л.4).
Одновременно с этим обращением был отправлен приказ Крестьянской секции Исполкома волостным исполкомам о проведении частичной мобилизации: «Крестьянская секция приказывает немедленно … мобилизовать добровольцев 1918г. по десять человек, вооружив их теми винтовками, кои имеются у вас в волости. В случае, если добровольцев не будет, жеребьевкой выбрать десять человек вышеозначенного года. Означенная мобилизация временная, необходимая в силу того, что в Кургане взбунтовались чехословацкие отряды, идущие в разрыв с условиями мирного договора. Крестьяне, настал решительный час! В ваших руках ваша воля, ваша свобода! Немедленно на защиту революционных завоеваний! Время не терпит. Все за оружие! Кто не может быть рабом, тот должен быть с винтовкой в руках в рядах Красной Армии!». (ГАКО, ф.168, оп.1, д.22, л.5). Обращение и приказ были подписаны председателем Крестьянской секции Дмитрием Пичугиным. Откликнулся только его брат Андрей, который привел небольшой отряд из их родного села Моревского.
Дмитрий Егорович Пичугин.
Угрожающая обстановка в городе заставила Совдеп вплотную заняться курганскими отделениями банков. Еще 14 (27) декабря 1917г. Декретом ВЦИК «О национализации банков» в стране была введена государственная монополия на банковское дело. По этому Декрету акционерные коммерческие банки, банкирские конторы, общества взаимного кредита и акционерные земельные банки передавали свои активы Государственному банку. В декрете имя нарицательное «народный банк» с конца января 1918г. стало употребляться как имя собственное – Народный банк. В Кургане претворение этого Декрета в жизнь началось только в мае, хотя в январе уже был назначен комиссар банков, который обещал только наблюдать за делом и просил обращаться к нему в случае недоразумений.
11 мая 1918г. (по новому стилю) по требованию Совдепа частное коммерческое отделение Сибирского банка прекратило свою деятельность и передало все денежные суммы и ценности отделению Волжско-Камского коммерческого банка, переименованного в Курганский филиал Народного банка.
Частное коммерческое отделение Сибирского банка.
28 мая Совдеп предложил Обществу взаимного кредита немедленно сдать все денежные запасы в Государственный банк. Общество намеревалось не исполнять это распоряжение или хотя бы отложить исполнение, но со стороны комиссара банка Константина Петровича Малина было сделано недвусмысленное предупреждение и поэтому после угрозы деньги были отосланы в Государственный банк в тот же день, в 5 часов вечера. В тот же день Совдеп распорядился о сдаче Казначейством, ввиду осадного положения в Кургане, всей денежной наличности в Государственный банк. Такое же распоряжение было дано Городскому банку им. Багашева.
Когда все денежные запасы были собраны в Государственном банке, Совдеп начал переговоры с банком о вывозе исключительно денежных знаков из кладовой банка. Управляющий банком Сергей Якубов писал: «Комиссар банков Малин объяснял причину такого поступка тем, что по сведениям, чехословаки, по взятии Челябинска, завладели кладовой банка и деньги употребили для закупки хлеба и продовольствия… Комиссар находит целесообразным вывезти деньги в ближайшее место на 3-4 дня, в каковой срок полагал ликвидировать чехословацкий инцидент. На протесты банка был введен в отделение банка наряд красноармейцев с винтовками и револьверами. По распоряжению Малина в банк были доставлены два сундука, два брезента и пригнано до десяти подвод для вывоза ценностей. Велись переговоры между Малиным и администрацией банка и с 6-7 представителями Совдепа с Зайцевым во главе в течение двух ночей с 30 на 31 мая и с 31 мая на 1 июня. Ценности не были вывезены совершенно случайно из-за раскола среди партии большевиков и ревизионной комиссией – левыми социал-революционерами. Со слов помощника комиссара Кузнецова, он же председатель ревизионной комиссии, Кузнецов, как протестовавший против вывоза денег, был арестован Совдепом» (ГАКО, ф.р-852, оп.1, д.58, л.12).
Ситуация в городе становилась все напряженней. Неизвестный «обыватель» писал в своем дневнике: «28 мая. Сегодня вечером курганский Совдеп, получивший днем какие-то тревожные вести, переехал с приличной охраной за Тобол и занял мельницу бр. Бакиновых.
Мельница братьев Бакиновых.
Говорят, с этого же дня местная мужская гимназия на ночь занималась отрядом красноармейцев, человек до сорока. Цель неизвестна, но предположительно для наблюдения за Александровской площадью. Видимо, что-то ожидается или подготовляется. 29 мая. Утром Совдеп переехал в город, и день провел в своем помещении, недавно захваченном у Сибирского банка. Было какое-то бурное заседание, закончившееся такими взаимо разоблачениями, попреками друг друга и укорами, о которых лучше бы в добрый час и помолчать. Ночью с консервного завода за Тобол, куда опять перебрался Совдеп, вывозились консервы, окорока и другие копченья. По слухам, занято этим было до 30 подвод. Часть названных продуктов была отправлена на заимку Беневоленского, в 15 верстах от города. Сегодня же происходило вооружение рабочих на заводах и служащих Продовольственной управы, первых – для защиты советской власти, вторых – для охраны подведомственных ей учреждений. Для последней цели на ночь было отряжено 20 человек» (Кур. Своб. Мысль. №11. 21.06.1918).
29 мая состоялось объединенное заседание рабочих, крестьянских, железнодорожных депутатов, продовольственного комитета, представителей Красной армии, на котором были высказаны ряд предложений: препятствовать движению эшелонов вплоть до угона паровозов и разборки пути; не входить в острый конфликт; вывезти оружие из города; до прихода крестьян движению эшелонов не препятствовать; оставить в Кургане небольшой отряд, остальных направить в Омск для концентрации военной силы Сибири.
Пичугин считал подготовку военной силы в уезде неудовлетворительной и обвинял в этом Военную коллегию и Исполком Совдепа в целом. Предлагал принять самые решительные меры, вплоть до расстрела к тем, кто будет действовать против народовластия. Сошлись на том, что нужны переговоры с чехами. Переговоры назначили на 31 мая.
Чехи рассказывали о дружбе с русским народом, о грядущей всемирной революции и о том, что до Владивостока они должны доехать с оружием в руках. Со стороны представителей Советов указали на бесцельность принятия открытого боя с чехами, ввиду их большей численности и вооруженности и при малочисленной, плохо вооруженной и недостаточно обученной курганской дружины.
После собрания было принято постановление: «Дать свободный проезд пассажирским и продовольственным поездам, а затем и чехословацким эшелонам, и в то же время обязать подпиской командный состав эшелонов о не вмешательстве чехословаков в наше внутреннее распоряжение. Чехословаки должны снять контроль с телеграфа и всю охрану станции Курган, а также возвратить все оружие и патроны, отобранные чехословаками на этой же станции» (ГАОПДКО, ф.6916, оп.1, д.35, л.1).
Резолюцию 1 июня понесли Михаил Иосифович Шалавко и Михаил Петрович Князев. В ответ получили от чехов ультиматум: 1 июня к часу дня разоружить Красную Гвардию и армию, все оружие сдать чехам, Советы объявить распущенными, всю полноту власти передать чехам. По возвращении делегации срочно все эвакуировали за Тобол, в воинский штаб на мельнице Бакинова. Каждая сторона готовилась к бою.
«Народная газета» писала: «В связи с требованием, предъявленным Советской властью к чехословакам о разоружении, 1 июня в г. Кургане с полудня наступило тревожное настроение. По требованию Советской власти занятия и торговля с двух часов дня всюду прекратились. По улицам были расставлены патрули из красногвардейцев. С 6-7 часов вечера в центральные улицы проходящие не пропускались. Конные объезды предупреждали о закрытии окон ставнями и т.п.
В два часа ночи началась ружейная и пулеметная стрельба. Оказалось, что стоявшие на железной дороге чехословаки перешли в наступление. К трем часам уже выяснилось, что красногвардейцы перешли за Тобол к мельнице Бакинова. Около пяти часов они подняли белый флаг и сдались в количестве около 150 человек. Наибольшее число красногвардейцев – по слухам около 400 человек – с некоторыми руководителями бежали на ближайшие заимки и в деревни. К вечеру отправилась сформированная из чехов и добровольцев погоня» (Нар. газ. № 14. 6.06.(24.05)1918г.).
Во время переворота погиб Ястржембский. Газета сообщала: «К вечеру 3 июня прошел слух об убийстве председателя революционного трибунала Ястржембского. Передавали в разных версиях. Одни говорили, что убит в стычке с чехословаками их пулей, другие – неумело им самим брошенной бомбой и третьи – пулей одного из своих соратников в коридоре тюрьмы, куда они явились в день переворота для расправы с заключенными политическими противниками» (Кург. своб.мыс. № 117. 4.06 (22.05) 1918).
В метрической книге Богородице-Рождественского собора есть запись: «Ястрожембский Игнатий Антониевич, мещанин города Варшавы, римско-католического исповедания, 43 лет. Убит 20 мая 1918г (стар. стиля), погребен 23 мая. Погребен по удостоверению курганской городской больницы от 21 мая 1918г. на приходском кладбище. Провожали священник Николай Буров с диаконом Иоанном Волчковым с пением «Св.Боже» (ГАКО, ф.235, оп.3, д.3982, л.129-130).
Начались аресты. Накануне переворота, 1 июня, были арестованы комиссар милиции Лавр Аргентовский и редактор «Известий…» Иван Яковлевич Пуриц, 2 июня доставили в тюрьму комиссара тюрьмы Мартина Петровича Грунта, председателя совдепа Евгения Леонтьевича Зайцева, члена следственной комиссии Филиппа Ивановича Кучевасова, секретаря трибунала Александра Евстафьевича Мартынюка, секретаря Совдепа Сергея Александровича Солодникова и его брата, секретаря ревизионной комиссии Виктора Александровича Солодникова. Основная масса защитников советской власти ушла из города. Чтобы погоня могла объехать деревни Митинской и Марайской волостей привлекли 70 извозчиков, которые 2 июня участвовали в погоне вместе с военным отрядом.
Советская власть в городе была свергнута исключительно чехословацкими войсками.
Уездный комиссар Алексеев доносил: «Свержение большевиков в Кургане было произведено так быстро и для них неожиданно, что они при своем бегстве все находящееся в их распоряжении движимое имущество и дела почти целиком пооставляли в помещениях своих разных учреждений, не успев даже получить из банков хранившихся на счетах Совета деньги и бумаги, сумма которых выражается в 512079 рублей. Все это имущество, принадлежащее разным правительственным учреждениям и должностным лицам, упраздненных большевиками, а равно реквизированное в общественных собраниях и у многих зажиточных горожан, имущество заключалось в мебели и столах, шкафах, книгах, письменных принадлежностях, экипажах, сбруе, лошадях и пр. Все это имущество было принято по описи, сделано объявление о вызове владельцев и по получении заявления от тех или других лиц имущество возвращается под расписку. В отношении денег, хранившихся в банках, было дано распоряжение о перечислении их на счет государственного казначейства» (ГАКО, ф.р-852, оп.1, д.192-а, л.62).
Второго июня власть в городе оказалась в руках чехословаков, но они успокоили население, заявив, что как только будет сформированы органы городского управления, власть им будет передана немедленно.
А пока комендантом города был назначен поручик Вацлав Сухий, который 3 июня издал приказ, согласно которому осталось в силе военное положение; все насильственные действия, убийства, поджоги и пр. должны были подвергаться суровым мерам, вплоть до расстрела; все оружие – сдать прямо 3 июня, будут обыски и если найдут оружие – последует суровое наказание.
Спешно стали восстанавливать органы самоуправления. В целях скорейшего создания местной власти председателем чехословацкого Военного Исполнительного комитета в период с 2 по 6 июня созывалось несколько собраний из представителей всех общественных, профессиональных и партийных организаций города, на которых было вынесено решение временно всю полноту власти, за исключением военной, передать городскому самоуправлению в лице временной городской Думы, сконструированной до новых выборов на коалиционных началах из представителей предыдущих Дум.
5 июня была избрана временная коалиционная дума, в которую вошли 64 гласных, городским головой избрали врача Георгия Петровича Шубского, председателем управы – врача Абрама Соломоновича Шапиро. 6 июня Дума восстановила все существующие до советской власти правительственные, административные и судебные органы.
Должность уездного комиссара была возвращена Матвею Васильевичу Алексееву.
Комендант Сухий издал приказ: «Согласно пожеланию городской Управы передаю все дела бывшего Курганского Совета рабочих, крестьянских и военных депутатов избранному городской Думой уездному комиссару гражданину Алексееву. Ему же передаются на рассмотрение все дела, касающиеся реквизированного и расхищенного в городе Кургане движимого имущества» (ГАКО, ф.р-852, оп.1, д.1, л.6).
5 июня вся власть чехами была передана городскому самоуправлению. Дума избрала Воинского начальника и для заведывания имуществом, принадлежащим военному ведомству, образовала военную коллегию из трех лиц.
В это же время Думой была образована Следственная комиссия для рассмотрения правильности арестов большевиков (была реорганизована в связи с законом от 20 июня, принятым Западно-Сибирским комиссариатом). Комиссия не выносила приговоров, но имела определенные права: освободить из-под стражи по согласованию с уездным комиссаром красноармейцев и красногвардейцев; лиц, задержанных с оружием или скрывающих таковое; лиц, принадлежащих к составу исполкомов и трибуналов, комиссаров, чинов милиции и вообще лиц, занимавших ответственные должности при советской власти. Комиссия могла содержать арестованных под стражей не более трех месяцев. Если человек признавался не опасным для государственного строя, его освобождали, если признавался опасным – оставляли до суда.
Следственная комиссия приступила к работе 5 июня, заседала в здании Биржи (дом Дунаева по Троицкой), работала без выходных по 10-12 часов в сутки. Возглавлял ее товарищ прокурора 1 участка Мечислав Петрович Свентковский, его заместителем был частный поверенный Ефим Павлович Беляев, членами комиссии были заведующий ремесленной школой Николай Георгиевич Буторин, учитель Высшего начального училища Георгий Максимович Иваньшин, частный поверенный Александр Владимирович Петров, адвокат П.О.Кривоногов. Комиссия всесторонне обсуждала вопрос о виновности каждого арестованного, на основе собранных материалов писала свое заключение и представляла его исполнительному органу, состоящему из воинского начальника и председателя военно-полевого суда чехословацких войск.
На создание Следственной комиссии откликнулся редактор газеты «Земля и труд» Василий Алексеевич Рябков статьей «Не надо мести». Он писал: «Можно и должно судить представителей свергнутой власти за уголовные преступления. Должно судить таких господ как провокатор Ястржембский и другие шантажные элементы … но нельзя преследовать всех большевиков огульно, ибо в большинстве случаев это простые, доверчивые люди – рабочие и крестьяне – судить их только за то, что они большевики, это значит совершенно не понимать Революции, ее смысла и глубоких причин, ее вызывающих. Не надо политической мести! Да здравствует гласный, всенародный, на правильных началах организованный суд, в котором лучше «десять виноватых оправдать, чем одного невинного осудить» (Зем. и тр. №3. 8.06.1918).
Следственная комиссия своей властью освобождала почти каждого второго арестованного, главным образом, красноармейцев и красногвардейцев, представителей сельских советских учреждений. К 14 июня из 400 арестованных было освобождено 120 человек.
Но на заводах были недовольные работой комиссии. Одни считали, что к большевикам относятся благосклонно и многих освобождают неосновательно, другие находили задержание многих лиц несправедливыми. Рабочими было составлено ходатайство о допущении представителей восьми заводских комитетов в состав следственной комиссии. Рабочие считали, что они лучше знают арестованных и легче могут разобраться в их виновности и всех задержанных по политическим делам необходимо освободить немедленно. Дума 14 июня большинством голосов, 32 против 12, отклонила это ходатайство.
Следственной комиссии приходилось решать дела и другого характера. Группа служащих различных советских учреждений, а именно – трибунала, квартирной комиссии, музыкального оркестра, красноармейцы и др. обратились в Думу с прошением о выдаче им жалованья за май месяц, которое они не успели получить. Сумма составляла 36.150рублей. Дума все прошения передала в Следственную комиссию и поручила удовлетворить просьбы тех лиц, которые несли труд, необходимый при любой власти, а красноармейцам и их семьям отказать, т.к. их труд был вредоносным для настоящего строя.
5 июня в помещении Народного Дома (бывший дом Розена) по приказу коменданта Сухого состоялось собрание всех бывших офицеров русской армии, необязательно местных жителей, которые в это время находились в Кургане. Собралось около 400 человек. Обсуждался вопрос об организации Добровольческого отряда для несения охраны и поддержания порядка в городе, а также для оказания сопротивления и подавления предполагаемых выступлений большевиков. Запись в отряд началась 6 июня в помещении Управления Воинского начальника.
По тому воодушевлению, которое было во время собрания, можно было предположить, что все запишутся в первый же день. Но за первые три дня записались только 90 человек. Записавшиеся стали спешно готовить ультимативную ноту всем «маменькиным сынкам», указывая, что в такое критическое время их гражданский долг идти в Добровольческий отряд ради интересов Отечества.
Затруднение было в том, что в отряд принимали не всех. Желающие записаться должны были приносить с собой заполненный бланк с подробной описью: фамилия, имя, отчество, какого звания, национальность. На этих описях должны были быть записи о поручительстве не менее трех лиц, преданных своей Родине. Набралось около 150 человек. Семьям лиц, записавшихся добровольцами, по распоряжению городской Думы выдавались деньги: одному члену семьи – 75р., двоим – 125р., троим – 150р., четверым – 175р., пятерым и свыше – 200р. Начальником отряда был назначен поручик Франтишек Грабчик, начальником штаба – подполковник Иванов. Отряд нужно было финансировать, обратились к жителям, но после контрибуций и экспроприаций советской власти желающих давать деньги в Фонд спасения отечества было немного.
Поручик Франтишек Грабчик.
Сначала Добровольческий отряд вылавливал по уезду небольшие группы красноармейцев, но его первой крупной операцией, совместно с чехами, был разгром отряда во главе с Дмитрием Пичугиным. 17 июня отряд в составе 130 пеших и 15 конных выступил из Кургана, утром 18 прибыл в село Белозерское, откуда направился к Усть-Суерке, где и произошел бой. Пичугин был пленен штаб-ротмистром Гусевым, который 11 июля погибнет в бою под Далматовым.
Газета сообщала, что при ликвидации отряда «сам Пичугин был убит и труп его привезен в Курган» ( Кург. своб. мыс. №12. 22.06.1918).
Отпевал Дмитрия Егоровича Пичугина в Александровской церкви протоиерей Николай Богословский, погребли на Троицком кладбище у железной дороги.
В конце июня Добровольческий отряд присоединился к чехословакам, которые готовились к выступлению на Шадринск и далее. К этому времени в Кургане уже вторую неделю ежедневно хоронили по несколько человек – жертв гражданской войны.
Было отведено место на Соборном кладбище (ныне Парк Победы) под Братское кладбище. Среди погибших были чехи, добровольцы, казаки, сербы и румыны. Всех хоронили с музыкой и салютом. 6 июля в 11 часов вечера на станцию Курган прибыли тела павших при взятии Шадринска. Их было четверо: поручик Дмитрий Васильевич Егоров, подпоручик Александр Иванович Бакин, прапорщик Алексей Васильевич Никифоров, старший фейервейкер Сергей Арсеньевич Пузанов. Наутро тела торжественно, с музыкой, при значительном стечении публики были перенесены в приемный покой городской больницы. Схоронили 9 июля на Братском кладбище.
11 июля в бою под Далматово было много погибших, среди них и курганские добровольцы. Железнодорожного сообщения на этой ветке еще не было, и тела погибших были привезены через несколько дней в цинковых гробах и опять помещены в приемный покой. Газеты опубликовали имена павших: поручик Антон Порфирьевич Степанов, прапорщик Иван Никандрович Несговоров, поручик Михаил Семенович Гостюхин, доброволец Станислав Николаевич Гриневич, старший унтер-офицер Василий Карпович Сашко, прапорщик Аркадий Львович Даревский, поручик Александр Иванович Калмаков, подпоручик Владимир Владимирович Шух, подпоручик Александр Прокопьевич Ушаков, доброволец Алексей Илларионович Васильев, штабс-ротмистр Этьен Викторович Гусев, поручик Карманов из Омска.
Дума решила устроить особо торжественные похороны и не на братском кладбище, а в центре города, возле Богородице-Рождественского собора. Разработали порядок похоронной процессии – кавалерия, кресты, венки, музыка, войско, певчие, священники, гробы, родственники, общественные представители и затем публика.
«В воскресенье, 21 июля, в 12 часов дня огромные толпы народа пришли во двор городского приемного покоя, и городское духовенство начало отпевание под открытым небом. Была вся городская администрация – председатель Думы Шапиро, городской голова Шубский, группа гласных, председатель Земской управы Торпаков, уездный комиссар Алексеев, начальник гарнизона Гуринович, комендант города поручик Губ, представители 1-го Добровольческого отряда, офицеры 3-го степного полка. Проникновенную речь произнес о. Богословский. Колесницы с гробами за воротами больницы были встречены почетным чешским корпусом и двумя духовыми оркестрами. На центральной площадке соборного сквера была вырыта братская могила. Было много венков, в том числе лично от поручика Грабчика…» (Кург. своб.мыс. №36. 23.07.1918).
Похороны участников добровольческого отряда.
На следующий день в ту же могилу в соборном сквере похоронили прибывших с опозданием тела павших под Далматово поручика О.И.Налимова, прапорщика Д.А.Бучина, прапорщика Николая Кузнецова и прапорщика Матвея Иванова.
23 июля уездный комиссар Алексеев направил телеграмму Министру внутренних дел: «21 июля в Кургане при торжественной обстановке преданы земле в братской могиле тела 13 офицеров и трех добровольцев из 1-го Курганского Добровольческого отряда, погибших в бою на станции Далматовой… Мною на гробы возложен венок живых цветов от имени Временного Сибирского правительства» (ГАКО, ф.р-852, оп.1, д.155, л.18).
В сентябре городская управа решила перенести тела офицеров-добровольцев, ранее похороненных на Братском кладбище в братскую могилу в соборном сквере.
29 сентября тела Бакина, Ильина, Никифорова, Пузанова, Егорова и Бирючевского торжественно перенесли с соборного кладбища в братскую могилу. Последнее захоронение было 3 октября – поручика Ивана Ивановича Меньщикова, павшего под Алапаевском.
22 июля, в день дополнительных похорон, чехословаки устроили в железнодорожном Народном доме торжественный обед. Интендант чехословацких войск прапорщик Петрш пригласил начальников хозяйственных частей всех чехословацких полков и представителей от курганского городского и земского самоуправления, от коооперативов, железной дороги и телеграфа для обсуждения организации снабжения чехословацких войск продовольствием. С горячими речами выступили городской голова Шубский, председатель управы Шапиро, от имени 17 волостей выступил председатель земской управы Торпаков, представитель местных кооперативов Грязнов. Все обещали помощь. Интендант Петрш в их лице поблагодарил население города и уезда за радушное отношение и большие услуги, оказанные чехословакам еще до переворота. Продовольственная управа для чехов вскоре была открыта, хотя ненадолго.
Продовольственная управа для чехов.
В конце июня положение в городе начало осложняться. Тюрьма имела 25 камер на 158 мест и в больничке 24 места, а число арестованных доходило временами до 400 человек. Тюрьма была переполнена красноармейцами и большевиками, для содержания арестованных женщин оборудовали на территории тюрьмы из столярной мастерской 3 камеры на 20 мест, часть заключенных перевели в подвал дома нотариуса Попова, где размещался чехословацкий штаб.
По словам уездного комиссара Алексеева заключенные вели себя грубо и вызывающе, заявляли, что советская власть все равно восторжествует. Не смотря на запрет свиданий с воли умудрялись передавать продукты, письма и даже деньги. «Дерзость заключенных большевиков доходила до явного неуважения новой власти и полного игнорирования законных распоряжений. Прибегали к подкупу тюремной стражи и через нее сносились с внешним миром». (ГАКО, ф. р-852, оп.1, д.192-а, л. 66).
Были уличены в содействии арестованным два тюремных надзирателя – Михаил Федорович Ровбут и Савва Прокопьевич Семеряков. Оба отправлены в омский концлагерь.
В городе появилась подпольная организация, состоящая в основном из железнодорожников, руководителем был стрелочник Варфоломей Репнин.
Трудно установить всех членов-подпольщиков, в воспоминаниях фигурируют 24 имени, официальных документов в курганских архивах не обнаружено.
Алексеев доносил в штаб чехословацкого корпуса: «Все эти большевики, сидя в подполье, не дремали, а пользуясь малосознательностью большинства … населения и их прежней распрогандированностью в духе большевистских идей, с другой стороны, учитывая те моменты, когда в городе оставалось мало войсковой силы вследствие передвижения в те или иные районы подавления большевизма, вели усиленную, сначала подпольную, а потом открытую агитацию как против чешских войск, так и против создания сибирской армии. Рабочие курганских заводов стояли на стороне большевиков …» (ГАКО, ф.р-852,оп.1, д.192-а, л.65).
Алексеев начал ходатайствовать перед тобольским комиссаром о переводе 200 человек из курганской тюрьмы в тобольскую каторжную тюрьму, на что было получено разрешение.
Незадолго до отправки заключенных в ночь с 14 на 15 сентября было совершено покушение на поручика Грабчика, командира 1-го Добровольческого отряда. Брошенная бомба упала под дорожный мостик и взорвалась. Грабчик был сбит с ног и на некоторое время потерял сознание. Согласно приказу Сухого от 3 июня – за насильственные действия может применяться расстрел.
Комендант города поручик Губ уже на следующий день отправил на казнь 10 «главарей большевизма».
В воспоминаниях существует несколько версий этого события, но точно известно, что в этот день расстреляны: Аргентовский, Грунт, Губанов, Зайцев, Зырянов, Климов, Кучевасов, Мартынюк, Пуриц, Солодников. Отпевали комиссаров 1 января 1919г. в Богородице-Рождественском соборе, но в метрической книге место погребения не указано, вероятно, это было соборное кладбище.
Обелиск в горсаду г. Кургана с именами расстрелянных комиссаров.
21 сентября в Тобольскую тюрьму отправлено из Кургана 198 человек, которые в силу обстоятельств уже в дороге были перенаправлены в омский концлагерь. Среди жен задержанных и отправленных в Тобольск большевиков, чехословацкой разведкой была раскрыта организация по сбору пожертвований на усиление большевистской пропаганды. По делу тайных большевистских организаций арестовано 7 участниц и при обыске найдены подписные листы и воззвания.
Газета писала: «Июньский переворот, а за ним и последующие месяцы, вырвали кормильцев многих семей. Единственную поддержку они получают от рабочих организаций. Несут рабочие свои гроши отвергнутым и однодневными отчислениями и подписными листами. Тяжело им, но они несут несчастным детишкам и вдовам» (Земля и труд. №143. 30.11.1918).
После выступления чехословацкого корпуса по всей линии транссибирской магистрали Временное Сибирское правительство с середины июня начало создавать Сибирскую добровольческую армию, в которую принимались граждане не моложе 18 лет, нравственно незапятнанные и изъявившие искреннюю готовность преданно служить идее народовластия. Срок службы устанавливался в 6 месяцев.
12-14 июня в Кургане состоялся 5-й крестьянский съезд, одна из резолюций которого гласила: « …принимая во внимание тяжелое положение, в котором находятся в настоящее время Сибирь и вся Россия, и в целях защиты нашей Великой Родины от врага внешнего и внутреннего, высказываемся за создание постоянной армии на началах всеобщей обязательной воинской повинности» (ГАКО, ф.р-852, оп.1, д.50, л.111).
Были напечатаны листовки, призывающие идти в добровольцы. Но вскоре от добровольческого набора Временное сибирское правительство перешло к мобилизации.
Листовка, призывающая идти в добровольцы.
Правительство повелело призвать на службу офицеров и военных врачей действительной службы и запаса до 43-летнего возраста. На заседании курганской думы 17 июля начальник гарнизона полковник Гуринович сообщил, что грядет всеобщая мобилизация и необходимо приготовить помещения для 5000 человек. Свободных помещений в городе не было. Бараки, приготовленные под войска, были заняты беженцами и военнопленными.
18 июля Гуринович отдает приказ: «Приказываю всем офицерам и военным чиновникам, находящимися в г. Кургане и уезде еще не зарегистрировавшихс и зарегистрировавшихся, но не призванных в войска по каким-либо причинам, явиться не позднее 20 июля в Управление Курганского воинского начальника для регистрации и призыва на службу. Все не явившиеся к означенному времени офицеры и чиновники будут арестовываться и предаваться суду за уклонение от службы» ( Кург. своб. мыс. № 34. (7) 20.07.1918).
Позже был приказ о регистрации у воинского начальника всех врачей, фармацевтов и ветеринаров.
В Кургане был расквартирован 3-й Степной Сибирский кадровый полк (не путать с 3 Степным Сибирским стрелковым полком, переименованным 26 августа в Курганский стрелковый полк). Задачей кадрового полка была мобилизация, для солдат новобранцев были реквизированы лесная школа, духовное училище, магазин Колокольникова на Нижне-Базарной площади и пр.
В газете появляется объявление: «В 3-й Степной сибирский кадровый полк приглашаются добровольцы: подпрапорщики, фельдфебели, унтер-офицеры для обучения молодых солдат…» (Земля и труд. №82. 15.09.1918).
5 ноября из этого полка, сформированного исключительно из новобранцев Курганского уезда, было отправлено на Самарский фронт две роты обученных солдат.
С 15 августа полк возглавлял полковник Евгений Михайлович Катанаев.
В октябре был образован Курганский военный округ. 1 ноября в город прибыли командующий войсками вновь образованного округа генерал-лейтенант Василий Васильевич Артемьев со своим штабом. Артемьев был назначен на должность 24 октября по распоряжению генерала Дитерихса, которому были предоставлены чрезвычайные полномочия, но от Сибирского правительства Артемьев необходимых полномочий не имел. Катанаев не получил от сибирской власти извещения о том, что с него сняты полномочия начальника гарнизона и для выяснения ситуации поехал в Омск. В результате Артемьев был перемещен в Хабаровск.
Исполнять обязанности начальника курганского гарнизона было поручено генерал-майору Александру Герасимовичу Георгиевскому. Георгиевский был назначен 25 октября тем же Дитерихсом начальником штаба Курганского военного округа и прибыл в Курган вместе с Артемьевым. 4 ноября он принял от Артемьева командование округом и оставался в этой должности до 6 августа 1919г.
1 ноября также прибыли окружное военно-медицинское управление, авиационные и автомобильные парки. Вскоре прибыла на отдых 1-я Гусистская чешская дивизия. Город был переполнен войсками, беженцами, военнопленными, мешочниками, бушевала эпидемия тифа.
Таким Курган вступил в 1919 год.