kurgangen.ru

Курган: история, краеведение, генеалогия

Зауральская генеалогия

Ищем забытых предков

Главная » История населенных пунктов Курганской области » Куртамыш г. » ЧЕГО НЕ ЗНАЛ ЧЕРНАВСКИЙ

О проекте
О нас
Археология
В помощь генеалогу
В помощь краеведу
Воспоминания
Декабристы в Зауралье
Зауралье в Первой мировой войне
Зауралье в Великой Отечественной войне
Зауральские фамилии
История населенных пунктов Курганской области
История религиозных конфессий в Южном Зауралье
История сословий
Исторические источники
Карты
Краеведческие изыскания
Книга памяти зауральских краеведов и генеалогов
Репрессированы по 58-й
Родословные Зауралья
Улицы Кургана и его жители
Фотомузей
Персоны
Гостевая книга
Обратная связь
Сайты друзей
Карта сайта
RSS FeedПодписка на обновления сайта




ЧЕГО НЕ ЗНАЛ ЧЕРНАВСКИЙ

«Приходская жизнь в слободе Куртамыш началась с 1753 г.,
когда был построен и освящен (29 апреля) деревянный Петропавловский храм»
Н.М. Чернавский, 1896 г.

Сто двадцать лет назад «Оренбургские епархиальные ведомости» опубликовали исторический очерк о слободе Куртамыш. Его автор, кандидат богословия, в будущем мастер богословия и почетный член Оренбургской ученой архивной комиссии, Николай Михайлович Чернавский предварил свой труд словами: «Источниками для составления очерка служили «Клировые ведомости» с 1804 г. и «Приходская летопись», веденная с 1865 года протоиереем о. Иоан. Мухиным».1

Сама эта церковно-приходская летопись, похоже, сгинула бесследно. Возможно, впрочем, что, уцелев в каком-нибудь темном архивном подвале, она там так и лежит невостребованной, дожидаясь своего часа.

Как бы то ни было, свое повествование о событиях в приходе, давно минувших и современных, настоятель куртамышского храма Иоанн Мухин – уверен – начал именно с этого утверждения: «Приходская жизнь в слободе Куртамыш началась с 1753 года, когда был построен и освящен 29 апреля деревянный Петропавловский храм».

Возьму на себя смелость сказать: это не так.

В РЕЕСТРЕ ЦЕРКВЕЙ…

…Тобольской епархии Куртамышской слободы Петропавловская церковь официально фигурирует уже в 1750 году. В епархиальном документе той поры, носящем название «Выписка из священнических духовных росписей сколко в котором заказе имеется церквей и при них приходских дворов и расколников обоего пола душ», сообщается следующее:

«Воскресенского заказа Куртамышской слободы Петропавловской церкви 172 приходских двора, число расколников: 65 мужеска пола, 73 женска пола, 138 обоего пола».2

В 1750 году в Куртамышской слободе, выходит, уже действовала церковь во имя апостолов Петра и Павла. И она, конечно же, была освящена. А иначе кто бы стал включать ее в официальный обзор церквей и приходов епархии?

Был и священник, которому вменялось, говоря языком того времени, «покрывателства расколникам не чинить, и духовныя росписи сочинять».

Сегодня нам известно имя этого священнослужителя: Никифор Гаврилов сын Лыткин. И даже точная дата, когда он был определен к куртамышской Петропавловской церкви – 30 апреля 1750 года.3

Однако первым священником Петропавловской церкви был вовсе не Никифор Гаврилов Лыткин.

ЗА ТРИ ГОДА ДО ЭТОГО…

…в Куртамышской слободе уже дьячил, то есть отправлял дьяческую должность, Данило Иванов сын Русанов. Об этом узнаем из его прошения в тобольскую консисторию о произведении его, Данилы Русанова, во дьякона:

«Великому Гдну Преосвященному Силвестру Митрополиту Тоболскому и Сибирскому

Покорнейшее доношение

Села Воскресенскаго заказщиком священником Иваном Хомяковым выслан я нижайший из Куртамышской Окуневскаго дистрикта слободы к Вашему Преосвященству на благоразсмотрение, в которой слободе при тамошней Петропавловской церкви находился я нижайший по определению и благословению антицессора Вашего Преосвященства Преосвященного Антония бываго Митрополита Тоболскаго с прошлаго 747 году поныне дьячком, от роду себе имею я нижайший тритцат пять лет и для того желаю быть в диаконском служении о чем Вашему Преосвященству донесши с покорностию прошу в чин диаконства меня нижайшего архипастырским своим рукоположением посвятить и определить к какой Ваше Преосвященство соблаговолит церкви.

1755 года февраля 4 дня

О сем просит предписанной Куртамышской Слободы дьячек Данило Русанов.

Дьячек Данило Русанов руку приложил».4

Спустя два дня при очном допросе в тобольской консистории Данило Иванов сын подтвердил, что «в Куртамышской слободе при церкви Петропавловской… он Русанов с прошлаго 747 года по определению антицессора Его Преосвященства Антония Митрополита Тоболскаго и Сибирскаго находится по прошению ево дьячком… и в сем допросе он Русанов сказал сущую правду и ничего не утаил».5

В консистории Его Преосвященства, однако, не принято было полагаться на слова, пусть даже и клятвенные. О соискателях священнослужительских должностей следовало знать всю подноготную. Тем более, что дьячок Русанов не представил письменный выбор прихожан, прося митрополита определить его «к какой Ваше Преосвященство соблаговолит церкви». Вот почему подканцелярист тобольской консистории Дмитрий Старцов подготовил для митрополита справку о кандидате в дьяконы.

В этой справке сообщается, что Данило Русанов – «Екатеринбургского заказа Клевакинского села из поповских детей». В 1737 году был взят «в военную службу и от той службы за болезнию отставлен и отпущен от Сибирской губернской канцелярии в дом при пашпорте…, а до определения в причетники обретался в доме отца своего праздно». Во время первой ревизии сын священника Данило Русанов, неведомо почему, был положен в подушный оклад. Но после освобождения от военной службы он «с того отпуску вряд скрестьяны платил подушные денги в Исецкой острог». А после определения его в причт в 1747 году Данило Русанов был «выключен из подушнаго окладу, в Сибирскую губернскую канцелярию сообщено из консистории Его Преосвященства промемориею, на которую известие от оной Сибирской губернской канцелярии не сыскалось».6

Дьячок – это низший служитель в православной церкви. И хоть «он и дьячит, он и пономарит, все про все», как сообщается в Толковом словаре Даля, но без иерея ему никак нельзя «дьячить-пономарить».

Неизвестно, сколько бы еще обретался праздно в родительском доме Данило Русанов, если бы его отца Ивана Русанова, священника Клевакинского села Екатеринбургского заказа, не определили священником к Петропавловской церкви…

«ДАБЫ НЕ ЛИШАЛИСЯ ПРИНАДЛЕЖАЩИХ К СПАСЕНИЮ ТРЕБ…»

Об Иване Русанове известно немногое. В справке тобольской консистории, хранящейся в «Деле по прошению дьячка Куртамышской слободы Данила Русанова о производстве его в дьяконы», сообщается, что Иван Русанов «был священник которой служил при церквах в показанном Клевакинском селе, а потом в Куртамышевской Слободе немалое время, и в прошлом 750-м году за овдовением пострижен в монашество и послан в Охоцкой порт…».7

Его-то место и занял в конце апреля 1750 года Никифор Гаврилов Лыткин, произведенный в священника всего каких-то пару месяцев назад. Прежде он отправлял пономарскую должность при Троицкой церкви Рафайлова монастыря.8 И, хотя изначально Никифор Лыткин просился на место вдового священника Трофима Игнатьева в Бешкильский погост, но назначение получил в Куртамышскую слободу.

Если в 1747 году при Петропавловской церкви уже имелись и священник, и дьячок, а, возможно, и пономарь, когда же ее, эту церковь, заложили, построили, освятили? И что с нею сталось? Может, сгорела? А уж потом на ее месте «с поспешанием» возвели новый храм? Ну, тот самый, что освятили 29 апреля 1753 года.

Нет, вначале – про дьякона.

«ПОНЕЖЕ ДЬЯКОНА ЗА НОВОСТИЮ МЕСТА НЕ ИМЕЕТСЯ»

Одиннадцатого сентября 1752 года в канцелярию Тобольского архиерейского дома вошел молодой мужчина. Прежде, чем он молвил слово, канцелярский служитель, ведавший делами по определении к мес­там священно- и церковнослужителей, понял с полувзгляда: этот – к нему, будет хлопотать о должности.  

Так оно и оказалось. Представившись пономарем Николаевской церкви Коркиной слободы Ишимского заказа, молодой причетник сказал, что желает просить Его Преосвященство о произведении его, нижайшего, Алексея Серебреникова, во диакона. С этими словами он протянул делопроизводителю «мирской приговор». Вот этот документ, сильно пострадавший от времени, но все же по большей части сохранившийся (в скобках – восстановленный мной (по возможности) утраченный местами текст – А.Ш.):

«1752-го году Февраля 28 дня Исецкой провинции новопостроенной Куртамышской слободы Петропавловской церкви церковный староста Михайло Пьянков, мирской Василей Бурнашев, выборной Алексей Ломов, сотники Федот Черепанов, Семен Телминов, Омельян Цыпилев, десятники Лев Шареников, Иван Немков, Архип Власов, Тимофей Калганов, крестьяне Макар Заволокин, Семен Малков, Семен Подгорбунских, Федор Троилов, Лука Юрихин, Андрей Меншиков, Никита Кривощеков, Иван Логиновских, Андрей Шабуров, Ермола Скоробогатов, Иван Костылев, Антон Лишуков, Василей Завьялов, Никита Коровин, Михайло Кобяков, Григорей Казин, Меркурей Соколов, Никита Печерских, Федор Жуков, Кирило Печерск[их], Агапит Пономарев, Степан Жданов, Алекс[ей] Телегин, Илья Шелковников, Дмитрей Неустроев, Антон Пережегин, Макар Жихарев, Иван Обра[мов-?], Григорей Софронов, Кондратей Постовалов, Ефтефей Шимолин, Андрей Кучюмов, Мих[айло] Черепанов, Никита [К]уликов, Емельян [текст отсутствует], Мамон Показаньев, Васил[ей] … [текст отсутствует], Федор Устюженин, Григорей Д…[текст отсутствует] …Собакин, Василей Гомзяков, [текст отсутствует] и все той Куртамышской [слободы обыватели дали сей письменнозаручный приговор Ишимского] дистрикту Коркиной слободы Николаевской церкви пономарю Алексею Серебреникову в том, что ехать ему Серебреникову в Тоболску и просит у его Преосвещенства чтоб соблаговолено было от его Преосвещенства пастырским его благословением посетить (так в тексте: в слове пропущена буква «в») во означенную Слободу в Петропавловскую церковь во дьяконы понеже здесь еще дьякона зановостию места не имеетца. В том мы ему пономарю Серебреникову сей мирской приговор за руками своими дали.

К сему мирскому приговору вместо церковного и мирского старост и выборного Ломова, сотников и десятников и всех лутчих крестьян их просбой руку приложил пищик Куртамышской Слободы Василей Лоскутников.

К сему мирскому приговору священник Никифор Гаврилов подписуюсь

Священник Иван Ильиных подписуюсь».9

Прочитав неспешно документ, служащий канцелярии не мог не обратить внимание на то, что «приговор» написан в конце февраля. А на дворе, меж тем, закончилась первая декада сентября. «Интересно, зачем, целых полгода понадобилось держать выбор при себе?» – но вслух не произнес. 

За расспросами выяснилось следующее. Алексей Артемьев сын Серебреников – сирота. Его отец умер, когда ему было пять лет, а его брату Михаилу год. Воспитывал детей их дед Григорий Семенов, дьячок Богоявленской церкви Усть-Миасской слободы. В той слободе жили и родители. И они с братом там же родились. В подушный оклад не положены.

В 16 лет Алексея Серебреникова по требованию Рафайловского духовного правления отправили в тобольскую духовную семинарию. Проучился он недолго, через полгода был отпущен «за урослыми ево летами».

В том же 1748 году, в августе месяце, Алексей Артемьев Серебреников по прошению его и «по разсмотрению и благословению антицессора Преосвещенного блаженныя памяти Митрополита Антония» был определен Воскресенского заказа в Окуневский острог к Сретенской церкви в пономаря.10 Там женился. В прошлом, 1751 году, в середине октября, по его прошению был посвящен в стихарь и определен Его Преосвященством митрополитом Сильвестром в Коркину слободу на пономарское же место.

«Февраль минус октябрь, плюс время на дорогу, – мгновенно подсчитал в уме делопроизводитель, – так он после посвящения в стихарь пробыл в Коркиной слободе три, а то и меньше месяцев. Вот зачем тянул время! Выжидал, не желая предъявлять выбор ранее срока! Шустрый малый, однако! А по виду не похож на проныру».

Растяпой Алексея Серебреникова, согласимся, уж никак нельзя назвать. Коркина слобода эвон где: четыреста верст от нее до Куртамышской слободы. Как исхитрился он отлучиться на немалый срок, чтобы доехать да Куртамыша, заручиться выбором тамошних прихожан и вернуться как ни в чем не бывало обратно, избежав нареканий заказчика, главы ишимского духовного правления, – тайна, сокрытая годами.

А вот еще загадка. Четырнадцатого октября 1752 года Алексей Артемьев Серебреников после обучения священнодиаконскому служению был «освидетельствован» иеродьяконом Иувеналием и на следующий день произведен во дьякона. Ему в ту пору было всего лишь двадцать лет. Точнее, шел двадцать первый год. До посвящения во дьякона ему, стало быть, следовало ждать, согласно особого правительственного указа 1711 года, еще не менее четырех лет.11

В консистории может, не знали об этом? Не про указ, разумеется, речь, а про возраст Серебреникова. Но ведь Алексей Артемьев самолично «скаскою объявил от роду ему исполнится будущаго 753 года марта 17 дня двадцат один год».

Получается, в Тобольской епархии нарушили законодательство И такое, заметим, делалось не впервые. Взять того же Никифора Лыткина. По указу во священника проситься дозволялось лишь по достижении тридцати лет, а он подал прошение, когда шел ему двадцать шестой год. И митрополит не отказал, произвел его во священника.

196 ДНЕЙ…

…оставалось до 29 апреля 1753 года, когда митрополит Тобольский и Сибирский Сильвестр наложил резолюцию: «Дать грамоту в вышепоказанную Куртамышевскую слободу к церкви святых Апостолов Петра и Павла» дьякону Алексею Артемьеву Серебреникову.

Мог ли после того случиться в церкви пожар? Беспощадный враг деревянных строений, огонь, безусловно, мог (теоретически) уничтожить «старую» Петропавловскую церковь. Но выстроить за полгода новый храм не успели бы.

Читая мирской приговор об избрании Алексея Серебреникова «во диакона», нельзя не обратить внимание на то, что его подписали ДВА священника – Никифор Гаврилов (Лыткин) и Иван Ильиных. Дело в том, что в течение 1751 года приход церкви увеличился аж на 64 процента. На начало 1752 года в нем насчитывалось уже 282 приходских двора12 – вместо прежних ста семидесяти двух. Штат церкви соответственно увеличился до двух священников. Вторым священником к Петропавловской церкви был определен Иван Семенов Ильиных.

Столь стремительный рост прихода был обусловлен большим притоком переселенцев из Окуневского дистрикта – в первую очередь, во вновь заводимую Каминскую слободу. Все семьдесят дворов каминских первопоселенцев вошли в состав прихода Петропавловской церкви Куртамышской слободы. Оставались они там, правда, недолго.

«А НАПЕРВОЙ ЗАЛОЖИТЬ ЧАСОВЕНЮ…»

Третьего января 1752 года обыватели Каминской слободы собрались на мирской сход. На его повестку был вынесен один-единственный вопрос: «о строении вновь заводимой Каминской слободы святой церкви во имя живоначальной Троицы и святаго Василя Великаго». И в тот же день был написан «приговор», с которым в Тобольск послали крестьянина Федора Онохина, ставшего вскоре церковным старостой. По прибытии каминского челобитчика в канцелярии тобольской консистории составили, как водится, «покорнейшее прошение» на имя митрополита Сильвестра. В этом прошении сообщалось о том, что «Исецкой провинции в Каминской слободе имеется дворов ныне вновь поселенных семдесят да к тому же и впредь во оной слободе люди разных чинов селитца будут».13

Строительством церкви каминские переселенцы, получается, озаботились меньше чем через год. Прецедент, надо сказать, не единственный. Так, уже через семь месяцев после основания Челябинской крепости тобольская епархия получила от ее жителей прошение об устройстве церкви в крепости. В том и другом случае желание новопоселенцев обзавестись церковью как можно скорее объяснялось схожими словами: «Каминская слобода состоит от инных церквей в сороковерстном разстоянии14 и затем той Каминской слободы обыватели за далностию их до церкви святой на слушания славословия божия на воскресныя дни и на иные празничныя приходить весма трудно и для того резону оной Каминской слободы обыватели возжелали по намерению своему в той Каминской слободе построить деревянную церковь во имя святыя живоначальныя Троицы…»15

Жители Каминской слободы просили митрополита Сильвестра дать «благословенную грамоту». Такой документ, подписанный главой епархии, служил основанием для закладки и строительства церкви, а после ее освящения должен был храниться у церковного старосты.

Митрополит отреагировал незамедлительно. Уже через два дня после получения прошения, 27 января, он подписал указ.

Указ от Преосвященнаго Силвестра Митрополита Тоболскаго и Сибирскаго священнику Стефану Никитину сего генваря 27 дня определено тебе священнику ехать отсюда ис Тоболску немедленно Исецкой провинции Рафайловскаго заказу в новозаселившуюся Каминскую слободу, где имеет быть по прошению и желанию той слободы обывателей построена святая церковь, а дабы оныя обыватели не лишалися принадлежащих к спасению треб оные исправлять тебе священнику Никитину до Указу по званию своему неленностно во всем постоянное и благочинное, поступая непременно, так как святыя и богоносныя Отца правила духовныя регламент и ея Императорскаго Величества указы повелевают, к тому ж покрывателства расколникам не чинить, и духовныя росписи сочинять и со всякою справедливостию показывая парохиян тамошних от малолетних до престарелых обоего пола людей бывших у исповеди и святаго причастия бывшими, а не бывших небывшими имянно под опасением за преступление неупустительнаго по правам и указам суждения и штрафам священнику Стефану Никитину чинить по сему Указу.16

Выехать в Каминскую слободу велено было также рафайловскому заказчику игумену Троицкого Рафайлова монастыря Александру. Именно он должен был доставить благословенную грамоту митрополита. Но прежде, чем передать ее кому надлежит, ему следовало взять с каминских жителей письменную подписку.

Этой подпиской каминцы обязывались, во-первых, построить «во имя святыя живоначальныя Троицы церковь, а на первой случай пока настоящая церковь строитца, часовеню и с прирубленным к ней олтарем со всяким поспешением». Во-вторых, «по построении испросить особливым прошением у его Преосвященства об освящении благословенной граммотой и о святом Антиминсе». А после этого «настоящую церковь во имя святыя живоначальныя Троицы со всяким прилежно тщательным радением строит чистою работою, а в ней святыя иконы исправлят как и в протчих святых церквах, тако ж и украшением церковным, а имянно сосудами церковными и одеянием на святые престоле и жертвенными шелковыми, а ризами и подрясуниками шелковыми ж, а нехолщевыми, и книгами церковными новоизданными, а не старопечатными, воском, ладаном, на просфоры пшеничною мукою...».

И наконец, будущие прихожане обещали, что «священно и церковнослужителей доволствовать хлебною ругою будем, а под пашню и под сеяние покосу отведено будет неоскудно. В чем мы старосты Онохин и Шемякин с сотники и десятники и со всеми того приходу парохианами дали за руками подписку, а ежели по сей подписке что исполнено нами не будет, то мы все за сию ложную подписку повинны штрафа и жестокаго на теле наказания, в чем и подписуемся».17

Получив 12 июня 1752 года такую подписку, игумен Александр заложил «напервой часовеню с прирубным к ней олтарем в тож наименование …на удобном и неводополном месте», а потом «в помянутой Каминской слободе заложил я нижайший оную деревянную церковь во имя святыя живоначальныя Троицы».18

В те времена фраза «заложить (обложить) церковь» означала очертить границы будущей постройки и освятить само это место. Сделав все что полагается, игумен передал благословенную грамоту церковному старосте Федору Онохину «с роспискою под охранение», списав перед тем «у заказных дел точную копию» с нее. Двадцатого июня в тобольскую консисторию ушел «репорт» игумена Александра о заложении в Каминской слободе часовни во имя святой Троицы и одноименной церкви с приложенной к рапорту письменной подпиской каминских обывателей.

НЕСКОЛЬКИМИ ГОДАМИ РАНЕЕ…

… не так ли все происходило в Куртамышской слободе?

«В новых деревнях обыкновенно «поселенцами-складниками» выстраивалась часовня и образовывался так называемый часовенный приход, – писал в 1897 году известный русский исследователь церковно-приходской жизни в России А.А. Папков, – а так как в старину церковная самостоятельность обусловливала гражданскую…, и всякая община поэтому старалась устроить у себя храм, то со временем эта часовня часто превращалась в настоящую церковь. Постройка храма как бы ознаменовывала совершеннолетие общины и прихода».19

Такая практика, правда, по утверждению ряда современных историков, была присуща допетровским временам. А позднее «ввиду тайного богослужения, которое раскольники совершали в часовнях» часовни были запрещены. Указы 1707 и 1722 годов, в частности, не только запрещали строительство новых часовен, но требовали разобрать все старые, «а находящиеся в часовнях иконы, книги и прочее, описав, отдать в те монастыри и церкви, в чьих приходах они находились». В 1727 году последовало определение Святейшего Синода: «Которые часовни еще не разобраны и находятся в приличных местах, таким для моления быть по-прежнему, а также которые и разобраны, и будут просители, чтобы их снова возобновить и взятые из часовни иконы отдать». Через семь лет июньским указом 1734 года снова был подтверждён запрет на строительство новых часовен, но старые велено было оставить в «прежнем состоянии».20
Невозможность получить позволение на строительство часовен привела к тому, что «во многих местах решились строить часовни без дозволения начальства, надеясь, вероятно, впоследствии доказать, что часовня существовала еще до 1734 года. Может быть, правительство знало о построении многих из них, но, сознавая нужду в них для селений, не преследовало строителей, когда убеждалось, что в данной часовне собираются православные, а не раскольники; в противном случае часовня разбиралась, несмотря ни на какие просьбы».21

Однако в Каминской слободе, заметим, не поселенцы ПРОСИЛИ о возведении часовни, а митрополит НАСТАИВАЛ на построении прежде часовни, а уж потом церкви. Уникальный случай? Нет.

Процитируем другой документ того времени:

Великому господину Преосвященному Силвестру Митрополиту Тоболскому и Сибирскому

Покорнейший репорт

По Указу Ея Императорскаго Величества и консистории Вашего Преосвященства от 30 декабря прошлого 1753 года под нумером 2533 велено в Усть Тартаском фарпосте на первой случай построит по присланному при том обрасцу древянную воимя нерукотворенного Образа Господня часовню, к которой можноб было приделать олтарь…

И по силе онаго Ея Императорскаго Величества Указу сего сентября 18 числа помянутая часовня по обрасцу обложена и строитца…

1754 году сентября дня. Вашего Преосвященства всенижайший послушник протопоп Иоанн Иоаннов».22

Тобольский митрополит Сильвестр действовал, получается, вопреки всем указам, побуждая прихожан в Зауралье и Сибири строить часовни «с олтарем». Его предшественники поступали осторожнее. Митрополит Арсений Мацеевич, например, не брал инициативу на себя, но, получая прошения с мест о постройке часовен, продолжал, несмотря на запрет Синода, выдавать разрешения на их строительство.23  

А «ЛЕС УПОТРЕБИТЬ НА… ПЕЧЕНИЕ ПРОСФОР»

Дело не в том, конечно же, что митрополит Сильвестр был смелее своих предшественников. Он просто фанатичнее остальных боролся с инородцами и раскольниками на Урале и в Сибири, и это общеизвестный факт.

Парадоксально вот что. Синод запрещал строить всякого рода часовни, чтобы тем самым помешать распространению старообрядчества. А митрополит Сильвестр, напротив, устраивал часовни «с прирубленным олтарем», чтобы противостоять распространению старообрядческих верований и убеждений.  

В указе игумену Троицкого Рафайлова монастыря Александру, черновой вариант которого сохранился, митрополит Сильвестр указывает две причины, почему следует сперва устроить часовню: «...для такого винословия чтоб объявленой Каминской слободы обывателям треб спасению человеческим служащих [не] лишится, а паче бы от расколничех лженаставников, учителей иже иных сожигателству подговорщиков в душе гибелном раскол совращаемых быть не могли…».24

Здесь же, на полях черновика, приводится краткая, но притом исчерпывающая инструкция для рафайловского заказчика:

«На первой случай, пока настоящая во имя святыя живоначальныя Троицы церковь будет строитца, зделат их объявлением деревянную часовню и к ней пристроит олтарь в тож именование, а как та часовня с пристроенным к ней олтарем зделана будет, тогда с освящением ее прихожанам просит благословенной грамоты и святаго антиминса».25

Часовня с алтарем и с антиминсом, - это же, в сути, православный храм «малой вместимости». В такой часовне можно вычитывать церковные службы в воскресные и праздничные дни: утрени, часы, вечерни, повечерия и даже литургии. В ней дозволялось при участии священника совершать обряд крещения младенцев, устраивать венчание, а по необходимости отпевать покойников.

Если к такой часовне прикомандировать священника, то ее можно формально посчитать и провести в епархиальной ведомости как церковь. Что и было сделано: в конце января 1752 года во вновь поселенную Каминскую слободу указом из Тобольска был отправлен нарымский поп Стефан Никитин.

Митрополит Сильвестр при этом в очередной раз нарушил запрет свыше. Согласно Синодскому указу от 10 августа 1722 года, священник мог быть определен только в приход, где насчитывается «сто или сто пятьдесят дворов».  

Понимал ли глава тобольской епархии, что преступает законы российского государства, пусть и под благовидным (с его точки зрения) предлогом? И что грозит ему, если все вскроется?

Понимал – в этом нет никаких сомнений. А иначе не приказал бы игумену Александру уничтожить улики: «а как та церковь строением в совершенное окончание приведена будет, тогда оную часовню разломав лес употребит на топление церковное и на печение просфор».26

1746-й?

Если в 1750 году при куртамышской Петропавловской церкви числилось 172 приходских двора, сколько же их было в Куртамышской слободе и окрестностях на начало 1746 года? Меньше, чем в Каминской слободе на третье января 1752 года? Столько же? Больше?

Каминские обыватели, взявшись обживать «займище», менее, чем через год, пожаловались митрополиту, что «инные церкви» отстоят от них за 40 верст. В 1746 году самым ближайшим к Куртамышской слободе православным храмом была Сретенская церковь Окуневского острога – в ста верстах.

В 1747 году к Петропавловской церкви уже были определены священник Иван Русанов и дьячком его сын Данило. Значит ли, что «оная церковь» была выстроена в рекордные, немыслимые для того времени, сроки – за полтора-два года с момента получения окуневским крестьянином Антоном Лоскутниковым разрешения от Исетской провинциальной канцелярии о заселении Куртамышской слободы?

Или все же, как и в Каминской слободе, была устроена «на первой случай» часовня с прирубленным алтарем, к которой временно, до построения «настоящей церкви», был откомандирован священник Екатеринбургского заказа Клевакинского села?

Вопросы, вопросы, вопросы…

ЧТО УСКОЛЬЗНУЛО…

...от внимания Н.М. Чернавского, а прежде не усмотрел о. Иоанн Мухин?   

«Существовавшее с половины XVIII века приходское кладбище в 1866 года закрыто вследствие того, что к нему близко подошли домовые постройки, а вместо него на более отдаленном месте отведено другое. На старом кладбище находилась деревянная часовенка, пришедшая от времени в крайнюю ветхость и давно уничтоженная».27

Та самая часовенка с прирубленным к ней некогда «олтарем» и была первой куртамышской церковью во имя святых апостолов Петра и Павла.

Те, кто знал об этом, давно умерли.  Так давно, что их имена не были даже упомянуты в «Приходской летописи».

Но мы-то знаем их имена.

Первый священник ИВАН РУСАНОВ, постриженный по овдовении в монашество в 1750 году и посланный в Охотск, – где и когда родился и умер – ПОКА неизвестно.  

Его сын, ДАНИЛО ИВАНОВ РУСАНОВ, первый дьячок Петропавловской церкви, впоследствии один из ее священников, а в конце жизни заштатный священник Михайло-Архангельской церкви ­– родился в 1717 году, упокоился в 1802 году в Долговском селе.

Священник НИКИФОР ГАВРИЛОВ ЛЫТКИН родился в 1824 году, скончался предположительно в 1779 -1781 гг. в Куртамышской слободе.

Священник ИВАН НИКИТИН ИЛЬИНЫХ родился ПОКА неизвестно где и когда, умер предположительно в конце 1763 года в Куртамышской слободе.

Дьякон АЛЕКСЕЙ АРТЕМЬЕВ СЕРЕБРЕНИКОВ – родился 17.03.1732, преставился в 1794 году в Низчернавском селе Чернавской волости Курганского уезда, куда был определен священником 27 января 1763 года.

Все они – кто мог поведать – ушли в мир иной задолго до того, как протоиерей о. Иоанн Мухин, взяв ручку с гусиным пером и немного подумав, начал писать на чистом листе: «Приходская жизнь в слободе Куртамыш началась с 1753 года, когда был построен и освящен 29 апреля деревянный Петропавловский храм…».

Но это ведь не значит, что мы, их потомки, не ведаем, как дело было и не помним их всех поименно?

 

Примечания.

1. Чернавский Н.М. Слобода Куртамыш//Оренб. епарх. ведомости. Часть неофиц. - 1896. - №23.- С. 713.

2. ГУТО ГА в г. Тобольске, Ф. И-156. Оп.1. Д.411. Л. 12.

3. ГУТО ГА в Тобольске, Ф. И-156, Оп.3, Д. 335.

4. ГУТО ГА в Тобольске, Ф. И-156. Оп.1. Д.1832 «Дело по прошению дьячка Куртамышской слободы Данила Русанова о производстве его в дьяконы», л.3.

5. Там же, л.4.

6. Там же, л.5.

7. Там же.

8. ГУТО ГА в г. Тобольске, Ф. И-156. Оп.1. Д.572 «Дело о детях священноцерковнослужителей», Лл.20-21.

9. ГУТО ГА в Тобольске, Ф. И-156, Оп.1, Д.1242. Лл.5-6.

10. ГУТО ГА в Тобольске, Ф.И-156, Оп.1, Д. 2129. Л.3.

11. Возрастной ценз для священнослужителей был введен указом правительства от 25 апреля 1711 года: «Кто 25 лет не имеет дьякон да не будет и священник не бывает, аще 30 лет не имать».

12. ГУТО ГА в Тобольске, Ф. И-156, Оп.1, Д.1242. Л.8.

13. ГУТО ГА в Тобольске, Ф.И-156.Оп.1. Д. 1180. Л.3.

14. В сорока верстах от Каминской слободы находилась в то время только Петропавловская церковь Куртамышской слободы.

15. ГУТО ГА в Тобольске, Ф.И-156.Оп.1. Д. 1180. Л.3.

16. Там же, л.9.

17. Там же, л.12-13.

18. Там же, л.10.

19. Папков А.А. Древнерусский приход // Богословский вестник. – 1897. - №№2-4 – 1897. – 85. Лл.6-7.

20. Санников А.П., Дулов А.В. Православная церковь в Восточной Сибири в XVII – начале ХХ веков. Иркутск. 2004 год.

21. Лютикова Н. Часовни в жизни северного крестьянства. Из книги "Небеса и часовни Кенозерья». 2009.

22. ГУТО ГА в Тобольске, Ф.И-156.Оп.1. Д. 1626. Л.3.

23. Зольникова Н.Д. Сибирская приходская община в XVIII веке. Новосибирск, 1990. С.143.

24. ГУТО ГА в Тобольске, Ф.И-156.Оп.1. Д. 1180. Лл.6-7.

25. Там же. Л.7.

26. Там же.

27. Чернавский Н.М. Слобода Куртамыш//Оренб. епарх. ведомости. Часть неофиц. - 1896. - №23.- С. 721.

 

Алексей Шапоренко, г. Екатеринбург, http://shaporenkoaleks.livejournal.com/658.html

Коротко о себе: родился в Новокузнецке Кемеровской области в 1955 году. Закончил факультет журналистики Уральского госуниверситета (г. Свердловск) в 1977 году. Последнее место работы – главный редактор журнала «Академия красоты» (г. Екатеринбург) – с 1998 по 2015 гг. С сентября 2015 года – пенсионер.

Генеалогией увлекся в 2012 году. С тех пор дважды побывал в Куртамыше и, разумеется, в Долговке – на родине матери. В Долговском селе при Архангельской церкви служил священником мой прапрапрапрадед Василий Алексеевич Кондаков – с 1777 по 1819 гг. И там же, в Долговке, спустя 111 лет – 26 января 1930 года – в числе первых крестьянских хозяйств была раскулачена семья моего деда Ивана Андреевича Кондакова.

Сегодня, когда в семейном Древе насчитывается без малого две тысячи человек (главным образом, по материнской линии), мои интересы перестали сводиться к розыску только кровных родственников. В планах – написать историю Михайло-Архангельской церкви «в лицах», начиная с ее первого священника, а также цикл статей о священниках и церковнослужителях, носивших фамилию «Серебреников».



Дизайн и поддержка | Хостинг | © Зауральская генеалогия, 2008 Business Key Top Sites