Зауральская генеалогия

Максимов Геннадий Степанович

Родился я 24 ноября 1923 года в селе Борчаниново Шадринского района Курганской области (названия населенных пунктов даны в соответствии с современным административным делением) в крестьянской семье.

Моего отца звали Максимов Степан Яковлевич. Он родился в 1898 году, был участником гражданской и Великой Отечественной войн, имел 4 ранения и контузию, награжден 5 медалями и почетными грамотами.

Мать – Максимова Александра Андриановна, 1899 года рождения. Она – мать-героиня, в трудные годы, она вырастила и воспитала 9 детей, награждена орденом Материнской славы.

В 1923 году мои родители имели пятистенный дом, одну лошадь, корову, несколько овец, гусей, кур. Для посева хлеба было 5 га земли, которую обрабатывали деревянной сохой, вручную убирали урожай.

В 1930 году старшему брату Никандру было 12 лет, мне исполнилось – 7, младшему – Сергею было 3 года, в этом же году родился Иван.

Я помню, как в то время отец рано утром запрягал в конную повозку лошадь, мы все садились в нее и ехали в поле. Помню, как отец литовкой косил пшеницу, а мать собирала ее и вязала снопы, ставила в кучи. Потом снопы на повозке возили домой, и складывали в овин, в клади, а потом обивали деревянными молотилами. Зерно пшеницы веяли на ветру или на ручных больших круглых ситах, а потом сыпали в амбар. Пшеницу на муку мололи на высоких ветряных мельницах, которые стояли за деревней на степи. Мельницы поворачивали на ветер лошадьми или группой людей.

Старшему брату и мне приходилось водиться с младшими, качать люльку, привязанную к сырой березовой жердине, которая крепилась у телеги.

В период заготовки грубых кормов для скота и уборки урожая в то время на каждом своем участке трудилась семья, на полях было очень много народу. Помню, как в то время, возвращаясь с поля, пели такие песни:

- По диким степям за Байкалом;

- Не вейтеся чайки над морем;

- Я под домиком стояла;

- Располным-полна моя коробочка;

- Отец мой был природный пахарь;

- Ох, ты степь, да степь;

- Скрывалося солнце за степи;

- Мы пьем, веселимся, а ты – нелюдим;

- Конь вороной с походным вьюком;

- Мамашенька дочь бранила;

- Бедная девушка, горем убитая;

- По Дону гуляет казак молодой;

- Звонок звучит на счет проверки;

- Вспомни тот вечер заветный;

- Как в саду при долинке;

- Гуляла я в садочке;

- Ох, вы, братцы, вы кубанцы;

- Меж высоких хлебов затерялося…;

- Под частым разрывом гремучих гранат и т.д.

Мы с братом Никандром пели все эти песни.

Как сейчас помню, в зимнее время мужики и мой отец запрягали лошадей, грузили хлеб и другие продукты и везли в город Шадринск на рынок. Продавали хлеб, мясо, масло, мороженое молоко, творог, картошку, разные шкуры, овчины и т.д. И тут же закупали для себя необходимые товары: готовую обувь и одежду, домашний и хозяйственный инвентарь. Возвращались домой с радостью.

В зимнее время женщины и даже многие мужики на деревянных мялках мяли лен, полученное волокно пряли на нитки, крутили веревки. Из ниток льна ткали полотно, из которого готовили белье, скатерти, постельные принадлежности, шили летнюю и зимнюю одежду. Старший брат и я помогали родителям: мотали нитки, скали цевки, выполняли различные подручные работы.

Самые распространенные детские игры были: игра в бабки, в городки, в чижик, мячиком, шариком. Большое удовольствие доставляло катанье с гор на санках, лыжах и на каталках по ледяному покрову на коньках или лепить снежных баб, в сугробах делать туннели, замаскированные ямы.

В 1930 году все мелкие крестьянские хозяйства нашего села стали объединяться в колхозно-кооперативное хозяйство. Крестьяне сдали в колхоз лошадей, повозки, сельхозинвентарь, излишний скот, птицу, а также хлеб. Земля перешла государству и была передана на вечное бесплатное пользование колхозу. Помню, как отец переехал с нами к родителям матери в соседнее село Неонилино и вступил в колхоз «Коминтерн».

Кулаки бросали свое хозяйство и уезжали в разные города. Колхозное крестьянство на кулацких усадьбах для скота и птицы строили фермы. Организовывали бригады, детсады, избы читальные, библиотеки. В церкви был сделан клуб, в двухэтажном доме организовали школу, в одном из домов – медицинский пункт.

Старший брат пошел учиться в 1 класс, отец и мать по вечерам ходили в школу и через два года научились читать и писать. В клубе проводились собрания, концерты, спектакли. Стали появляться игры в бильярд, шахматы, в пешки, футбол и волейбол. Кинофильмы в то время демонстрировались немые, поэтому киномеханик читал и объяснял действия лиц в кино. Если кино было в 7 частях, киномеханик брал у 7 зрителей шапки, и они бесплатно смотрели кино, но каждый из них за это крутил электродинамо пока не заканчивалась часть, после этого получал свою шапку. В кино соблюдали тишину, почти не курили. Однажды Петру в цигарку с табаком насыпали пороху. Он закурил – порох вспыхнул, загорелась его большая борода. В клубе паника. Бороду потушили, виновных не нашли.

С большим интересом люди приходили в клуб на собрания, лекции, доклады, принимали участие в играх, смотрели кинофильмы, концерты. Слушали песни про Чапаева, Щорса и др.

В селе имелся сельский совет, правление колхоза, который руководил всей организацией труда в колхозе. Появились металлические конные плуги, барабаны, веялки, а позднее – специальные молотильные машины, колесные тракторы, автомобили. Но электроэнергии в деревне еще не было. На всю деревню в сельсовете были одни часы и один телефон, у которого круглосуточно дежурили, поддерживая связь с райцентром.

Помню, как первый колесный трактор «Фордзон» прибыл к нам в колхоз в 1933 или 1934 годах. Мы его всей деревней ходили встречать за 5 км. И когда увидели, что трактор способен пахать и заменять несколько пар лошадей, то была необыкновенная радость и оживление у всех. Действительно в то время сказка становилась былью. Но не все это сразу пришло и обошлось хорошо. В период организации колхозов кулаки часто сжигали строения с общественным скотом, склады с хлебом, а также сжигали хлеб на корню, уничтожали мельницы. Этим самым наносили большой материальный ущерб народному хозяйству.

Колхоз испытывал большие недостатки в сельскохозяйственном инвентаре, в молочно-товарном скоте. Не хватало еще и рабочего скота, не хватало машин, зданий для ферм, для школ, не хватало специалистов – учителей, врачей. Поля в основном приходилось обрабатывать на конях, быках и коровах. Сено и хлеб косили вручную литовками, конными жатками, лобогрейками. Молотьба хлебов проводилась почти всю зиму конными барабанами.

В 1936 году мне было 13 лет. Я ездил молотить хлеб, гонял коней, а позднее до октября 1940 года выполнял различные работы в колхозе и в это же время, по возможности, учился в сельской школе, в 1938 году закончил 5 классов. В то время на работе, дома, в поле, у костра в народе пелись различные песни, например, такую:

«По дороге неровной на тракторе,
Все равно нам с тобой по пути,
Прокати нас, Петруша, на тракторе,
До околицы нас прокати.

Прокати нас до речки, до мостика,
Где шумят серебром тополя,
Запевайте-ка девушки песенку про коммуну,
Про наши поля.

Не помяты серпом, не повыжаты,
Наши полосы в нашем краю,
Кулачье на тебя разобижено,
На счастливую долю твою.

Им бы только ругаться, да лаяться,
Злоба льется у них через край,
Кулачье на тебя разобижено,
Комсомолец лихой – не зевай!»

Нередко у тракторов были неполадки, и они простаивали. Тогда народ пел песню: «Трактористы идут, рукавами машут, у них тракторы стоят, а на коровах пашут».

Среди коллективов бригад в колхозе организовались социалистические соревнования за ударный труд. Создавались ударные звенья. В рабочих коллективах были политинформаторы. Они на месте работы ежедневно получали свежие газеты, журналы и другую корреспонденцию, проводили политинформации. Кроме этого по месту работы – на полях, в правлении и в бригадах выпускались боевые листки, в них отражался ударный труд передовых рабочих, лучшие методы организации труда, итоги соцсоревнований и т.д., критиковались отдельные лодыри и тунеядцы, звенья и коллективы. А в конечном итоге руководством и общественными организациями принимались меры по устранению недостатков.

За организацию и проведение агитационно-массовой работы в колхозе отвечал заведующий избой – читальней. Называли его в то время – избач, в настоящее время – это зав. библиотекой. Избачи в то время отвечали за регулярный выпуск стенных газет в целом колхозе и боевых листков. Я хорошо помню, как это было все интересно, как люди с удовольствием слушали информацию. Читали газеты, боевые листки, смотрели, кто сегодня впереди, а кто остался позади, тогда их рисовали на ишаке или на черепахе и т.д. Помню, как наш избач по какой-то причине замешкался, вовремя не сработал, и его сразу же раскритиковали, в боевом листке поместили сатирический рисунок и написали: «Тима ходит по бригадам, Тима ходит по полям, а культурной то работы нет ни здесь, ни тут, ни там». Недостатки в агитационно-массовой работе были устранены. Тимофей Ефимович работал, так сказать, «с огоньком», на славу общего дела коллектива колхоза.

В 1936 году старший брат окончил 4 класса сельской школы, курсы трактористов и работал на колесном тракторе. А осенью 1938 года пошел служить на Дальний Восток, а потом с июня 1941 года до конца войны участвовал в боях с фашистами. Был 2 раза ранен и контужен. Домой вернулся в свой родной колхоз в 1945 году и работал на гусеничном тракторе «СТЗ».

Помню, как я с братом ходил учиться в школу в починенной рубашке и заплатанных брюках. Не хватало зимней одежды и обуви, и поэтому меня и брата отец увозил в школу сразу на целую неделю, и мы жили с братом в общежитии при школе в кирпичном подвальном помещении.

Технические школы нам готовили трехразовую еду из картошки, гороха и пшеничной крупы. Мы все этим были довольны, и даже некоторым домой ехать на выходной день не хотелось. Помню, что двое учеников постоянно жили при школе, они были безродные, у них не было дома.

Из-за недостатка продуктов ранней весной и летом мы с братом ходил в лес, на поля. Собирали там мороженую, оставшуюся после уборки картошку, колосья зерновых, веяли на ветру пшеничную мякину, разоряли птичьи гнезда, собирали в них яйца, собирали березовый сок, медунки, пучки, саранки, щавель, различные ягоды: землянику, глубянку, боярку, черемуху, вишню, шиповник, малину, смородину черную и красную. Собирали различные грибы. И все это было для нас большой радостью.

Все собранное с поля приносили домой. Зерно мололи на деревянных ручных жерновах и пекли различного вида хлеб: калачи, булки, каральки, лепешки, пряженики, шаньги. Иногда стряпали пельмени, различные пироги и пирожки.

Был случай, что я с братом Сергеем назорили в грачевнике ведро яиц, и Воронин Николай с братом Мишей также назорили ведро яиц. И почему-то между нами завязался бой, мы его вели яйцами, до последнего яйца. Докидались яйцами друг в друга до того, что страшно стало смотреть, и долго пришлось отмываться на речке.

Помню, как однажды мы с другом, Широносовым Александром Тимофеевичем, весной 1937 года назорили сорочьих яиц, на поле по одной горошине насобирали килограмм гороху, из нор вылили 5 штук крыс черно-красно-пестрой породы. Сорочьи яйца сварили в котелке на поле и съели, горох я принес домой, мать сварила горошницу для семьи, крыс я ободрал, шкуры высушил и сдал заготовителю по рублю за шкурку. Позднее сдал еще несколько шкур, и все они были обменяны на три метра ситца. Мама сшила мне рубаху, но рубаху у меня отобрал брат Никандр, а мне пришлось донашивать его старую рубашку. Было обидно, но пришлось уступить старшему. Ему было уже 18 лет, поэтому вечером после работы надо было в чем-то ходить на дорогу. Пока Никандр не выбыл в армию, часто мне говорил за рубаху спасибо, а я на него как будто сердился.

В 1938 году в школу мне приходилось ходить временами, так как я в основном работал в колхозе на своей корове. Пахал и боронил землю, по неделе, иногда по две жил в бригадном доме в лесу. Мне удавалось выполнять норму, я был ударником, а на хомуте моей коровы был прикреплен красный флажок. Доить корову приходилось мне, иногда доили женщины – Колесникова Ефросинья, Грашка, Грапка и др. Из дома за молоком ко мне ежедневно приходили младшие братья – Сергей возраста 11-12 лет и Иван возраста 8-9 лет. Молоко от коровы надо было доставить домой для семьи, а часть его сдать государству – 360 литров в год, а еще 4 кг мяса, 100 штук яиц, сколько-то килограмм шерсти, шкуру овцы, центнер различных овощей и картошки. Был и денежный налог и большая сумма займа с каждого крестьянского хозяйства.

Трудное время было тогда. Работали за трудодни, а на них получали по месяцам, да декадам, иногда по пятидневкам, только хлебом – мукой или зерном (таким, какое уж было на общем складе). А денег колхозники в то время никогда не имели. Курили свой табак и ели свои продукты.

Однажды я на корове подборанивал рожь и жил в поле в 5 км от дома, хлеба не было, и на заработанные трудодни на эту пятидневку ничего не дали. Ко мне на поле пришла мать, принесла белую булку хлеба заводской выпечки. Спрашиваю мать: «Где взяла?». А она рассказывает, что отец сдал самовар и еще насобирал где-то цветного металла, сдал его заготовителю и купил только одну булку хлеба, которую она и принесла мне. А из семьи булку никто не видел. Я отрезал четверть булки и с молоком съел ее. На второй день я три четвертых булки привез домой и разделил по ломтю каждому. В семье была радость, каждый мне говорил спасибо. В том числе и отец с матерью съели по небольшому кусочку.

В то время каждый понимал, что работать надо больше, и это необходимо. Бороться с засухой, неурожаем, голодом и укреплять народное хозяйство – задача каждого колхозника. Народ мирился с любыми недостатками, и все были готовы работать бесплатно.

В зимнее время на конях, быках и личных коровах возили навоз на поля для удобрения, проводили задержание снега на полях. Молотили хлеб, возили его в город и сдавали государству. В этом благородном труде участвовал лично я и работал на разном транспорте, уж как когда придется. Приведу один пример. Нам с товарищем, Колесниковым Михаилом, было по 16 лет. Зимой при 37градусном морозе мы запрягли по две конных повозки, нагрузили зерном и с ним вдвоем поехали на расстояние 58 км в город Шадринск на элеватор, чтобы сдать зерно государству и на двенадцатом километре от дома, в пятистах метрах от села Крестовского, сломались вязья у саней.

Короб, нагруженный зерном пшеницы, опрокинулся, зерно рассыпалось на дорогу. Чтобы исправить положение решили сделать так: Мишка сел верхом на лошадь и уехал домой за санями, а я остался охранять. Отвел в сторону лошадей и дал им корму.

День клонился к закату, когда вернулся Мишка, я сильно перемерз и едва дождался его. К устранению причин нашей неудачи мы с ним приступили сразу же. Мороз поджимал, темнело. Мы установили короб с пологом на новые сани и погрузили зерно. Мы не чувствовали, что происходило с нами, а потом оказалось, что мы мокрые от пота. А как же ехать в такой мороз и ночью? Решили переночевать в с. Крестовском.

Возле дома сгруппировали повозки, распрягли лошадей, частично укрыли их от ветра и холода, напоили, дали корм. А сами у хозяина подтапливали металлическую печку и сушили свою одежду и по очереди выходили на двор, охраняли повозки и смотрели лошадей. Ночь показалась длинной, и утро наступило туманное и морозное. Мы, не дожидаясь рассвета, запрягли лошадей, двинулись в Шадринск.

Но на повозках сидеть было холодно, мы были в фуфайках, без тулупов, под полозьями от холода скрипел снег. Мы всю дорогу за повозками шли пешком и где-то бегом и так 46 км проехали, и показалось быстро, не замерзли. Хлеб на элеваторе сдали удачно и в этот же день к вечеру вернулись домой. Нас встретили дома мамы, напоили горячим молоком и обогрели на печи. А после этого я часто бывал в обозе на быках и коровах. Порой приходилось трудновато, бывало, и коровы обмораживались.

Мне кажется, что совсем недавно это было, когда я на конной жатке или лобогрейке косил пшеницу, рожь, овес и т.д. Бросал в конный барабан снопы, носил с соломой носилки, ездил в обозе или косил сенокоской луга, греб сено. Подшучивал над взрослой девкой Маринкой. Однажды привязал веревку коню за хвост, а второй конец веревки петлей накинул на ноги Маринке, понужнул коня и он протащил ее по полю до кустов. Над этим все посмеялись, но за это мне пришлось несколько дней жить под защитой старших товарищей. Марина хотела мне отомстить за злую шутку, но я убегал и прятался и даже залезал от нее на березы, она рубила их, тут меня выручали старшие товарищи, мужики и женщины. Мы долго с Мариной не мирились. А тут как-то на одной повозке поехали домой и помирились.

Зимой при морозе ездил в лес на быках за сырыми дровами, а иногда с санками пешком. Как-то летом мне надо было ехать в лес на корове за хворостом. Отец меня поднял чуть свет с полу и сказал: «Вот ты какой уже вырос! Не меньше меня – работничек!» Я собрался и поехал в лес. Хороший хворост находился на территории одной пади, где так же много было больших желто-серых болотных комаров. Я распряг корову, разложил дымокур на расчищенном участке, на корову от комаров накинул фуфайку, на себя надел маску, варежки. Рубил, таскал хворост и укладывал на повозку. Глянул на корову, она стояла в полном дыму. Я подошел к ней и увидел, что фуфайка оказалась под животом коровы и горит. Воды для тушения фуфайки не было. Я использовал бутылку молока, но фуфайку потушил с трудом, у нее сгорели рукава, выгорела спина. Горе было у меня большое, и родителям говорить об этом было страшно. Фуфайка была новая, и было ее жаль. Прошло время, и сам купил фуфайку, нелегально, без участия родителей.

Иногда бывали случаи, что отец, мать и старший брат на работе, а я оставался старшим в доме на несколько дней, выполнял все домашние работы, производил уборку в комнатах, готовил еду, пек хлеб. Братьев Сергея и Ивана провожал в школу и встречал их. Водился с младшими – сестрой Евгенией и братом Семеном. Стирал рубашки и пеленки. А когда домой возвращалась мать, я был счастлив.

Помню, как-то по инициативе мамы и отца приобрели 4 крольчихи и 1 крола. Крольчих разместили в темных клетках, с выходом в светлую, под лавками в доме, под печью, а одну в голбце. Основной уход за ними возглавил я. Размножаться кролики начали активно. Подполье и чердак дома пришлось разделить на 4 части, а все площади, занимаемые кроликами на 8 частей. Я изготовил для новых поколений клетки по группам в соответствии с их возрастом. В каждой группе было по 20-30 кроликов.

Всего в хозяйстве у нас в то время было: корова, телка, свинья, овцы, штук 5 – 7, куры штук 10 – 12, был свой огород до 50 соток, и теперь появились кролики. Появилась кроличья пушнина, мясо и т.д. Стол стал богаче, обеды вкуснее. Из части шкур шили шапки, на ноги – шубники, на руки – варежки. В результате этого зимой мы стали чувствовать себя теплее. Держать кролов можно было хоть сколько, налогом они не облагались, но продавать продукцию из них запрещалось. Принимали кроликов заготовительные конторы и в основном живыми.

Каждую осень отец увозил в район и сдавал по 120 – 130 кроликов, ему это зачислялось в оплату различных налогов, мяса, яиц и молока, в том числе и за овощные продукты. В общем, в этом плане кролики выручали отца, и жить нам стало легче. Но дело было в том, что держать кроликов особо было негде. Они в подвале столько нор нарыли, трудно понять, что творилось, а на чердаке дома с потолков всю землю спустили. Сделать же во дворе специальные клетки для кролов было не так-то просто. В то время не было пиломатериала. А что сейчас? Я считаю тоже не просто, но при желании кроликов можно держать почти каждому. Они и сейчас дадут какой-то доход. А в то время кролики были в самой лучшей цене.

Много в жизни было всяких приключений, о всех не расскажешь. Это уж надо книгу писать, а я писать-то не умею. Очень коротко расскажу о том, как я жил до 17 летнего возраста в родной крестьянской семье. Время бежало быстро. Друзья у меня были хорошие. Ну вот, допустим, четверо, включая меня, из двадцати, с которыми приходилось частенько, так сказать, шастать по деревне по вечерам из конца в конец деревни с гармошкой. Все мы были как на подбор:

- лично я в это время только работал в колхозе, да дома кое в чем отцу помогал. Так на последе баню из бревен срубил;

- Марамыгин Егор учился в 8 классе школы крестьянской молодежи в соседней деревне. Умел играть на гармони;

- Спицын Степан работал в то время со своим отцом на дому в сапожной мастерской, и для всех в деревне ремонтировали обувь. Умел играть на гармони, да что-нибудь рассказать смешное;

- Кузнецов Иван работал в колхозе, жил он с матерью, да с младшей сестрой. Был он здоров и силен, если, где приходилось поработать, не ленился.

Да! Любил же я песни попеть, особенно частушки-нескладушки. И вот однажды помню, я с поля приехал домой, а на дворе темнело уже. Я вымылся в бане и зашел в дом, а друзья меня уже ждут, чтобы прогуляться по улицам. Но мать меня отговорила, и я что-то не захотел после бани, и поесть то еще не успел. И так, остался дома, а никогда не бывало этого раньше. И это получилось в пользу для меня, что я никуда не пошел и не попал в страшную переделку.

Дело в том, что вблизи от нас, был загон на 400 голов овец. И в ночь, когда я должен был возвращаться домой, на овец напала стая волков. При этом часть изгороди загонов была выломана животными. 25 овец были разорваны волками на территории загона, много валялось на улицах, на поскотине и в поле. Много овец совсем не нашли. Мои друзья рассказывали, что они только домой зашли, а вслед за ними – волки. Шум поднялся большой, вся деревня проснулась. Кто кричал, кто звонил, собирались в группы мужики, а волки все равно свое дело делали. Вошедшие в ярость звери, прямо на глазах у людей рвали овец. И так многим гражданам был причинен материальный ущерб.

Хочу сказать о том, что волков в то время было много. Часто их приходилось видеть и встречать дома в огородах, на улицах деревни, в степи, в лесу, когда едешь в поле. Они человека боялись и уходили, но не всегда, особенно в весеннее время, когда у них бывали брачные встречи. Расскажу единственный случай. Мужик в кошовке на лошади из села Неонилино в Титово на рассвете дня переезжал 4-х километровое пространство вдоль по берегу реки по кустарнику. И тут напали на него волки. Конь ушел с кошовкой, а он, видимо, из кошовки выпал. И что же от него осталось? Только кости, да клочья от одежды. Все это лежало на снегу.

К концу 1940 года в нашем колхозе появилось еще больше тракторов, автомобилей, хлебоуборочной техники. Из года в год урожайность на полях повышалась. Появились более квалифицированные бригадиры полеводческих бригад. Урожай стали собирать от 7 до 10-12 центнеров зерновых с гектара. Жить стало веселей. У отца с матерью нас стало семеро – родилась вторая дочь Сталида. Назвали ее в честь Сталина, потому, что на седьмого ребенка мать стала получать государственное денежное пособие 2 тысячи рублей и получила «Медаль материнства», а позднее за 9-х детей – орден «Материнской славы».

С осени 1938 года старший брат был в армии, а с 1 ноября 1940 года по рекомендации правления колхоза и исполкома сельского совета, я уехал в школу ФЗО на Уральский алюминиевый завод (УАЗ) Каменск-Уральского района Свердловской области. Меня на лошади отвезла мама через райцентр – поселок Ольховка на ст. Шадринск. В райцентре я сфотографировался и выглядел вот так:

Максимов Геннадий Степанович. Село Ольховка Шадринского района Курганской области. 1940 год.

Со мной из колхоза выехали Воронин Николай и Колесников Михаил, о котором я уже писал, что вместе ездили в обозе в г. Шадринск на элеватор на лошадях, а позднее на быках и коровах. А с Ворониным устраивали яичный бой.

В школе я учился неплохо, был старшиной группы в 30 человек. За высокие показатели в учебе и за стахановский метод в производственном труде получил первую премию – кирзовые сапоги, которые выслал домой отцу. Вторую премию мне дали 350 рублей деньгами, на которые я купил себе костюм.

В мае 1941 года мы закончил учебу. Мне присвоили самый высокий разряд каменщика и плотника (6 разряд). Я был доволен и зарабатывал больше тысячи рублей в месяц. У нас были прекрасные мечты жить и строить. Мы думали о счастье и радости семейной жизни. Строили жилые дома и общественные здания, культурно-бытовые и детские учреждения. Жили мы в благоустроенных квартирах 5-этажных домов по 5-6 человек в комнате. Но это было совсем недолго.

22 июня 1941 года в 6 часов местного времени нас поднял тревожный сигнал по радио. Диктор передавал сообщение о вероломном нападении на нашу страну фашистской Германии. По всей западной границе, от Черного до Балтийского моря, шли бои, были большие потери. Вся наша страна с первых же дней была переведена с мирного пути на военный лад. На УАЗе появились трудовые воинские части, с Запада поступали эвакуированные заводы, оборудование, сырье, топливо и население. Все быстрым темпом размещалось и пускалось в работу на месте. На чердаках и в подвалах строились квартиры. Для нас молодых одиноких были построены каркасные бараки с общим коридором во всю длину барака с центральным отоплением и кранами с водой, а в комнатах стояли в два этажа койки. Жить было можно, но шумновато. Была введена карточная система на хлеб, талоны на продукты и еду в столовых. Все было хорошо, но казалось маловато, а потом привыкли.

Ко мне из дома приезжала мама, ночевала ночь и уехала, была довольна, но обеспокоена войной. Из нашей семьи надлежало пойти на фронт отцу, старшему брату и мне. Вот и волновалась мама, что все уйдут, а она останется дома с малышами. И действительно мы ушли на фронт, а мать осталась одна. У нее было шестеро детей кроме нас. Остались с ней: Сергей, Иван, Семен, Евгения, Сталида и Нина. Мать сумела прожить трудные годы войны, всех детей сберегла, вырастила. Всех поженила, дочерей замуж отдала.

С первого дня войны и до победы рабочие трудились не по 8 часов, а полный световой день или вообще не уходили с работы, под лозунгом «Все для фронта, все для победы». В это время народ пел песню:

«Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой!
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война.

Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать.

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна
Идет война народная
Священная война.

Мы всю фашистску нечесть
Согнем в бараний рог.
Гитлеру и Геббельсу
Сколотим крепкий гроб.

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война.

С заводов, предприятий, организаций рабочие-мужчины уходили на фронт, на их место вставали женщины и подростки. Многие на фронт уходили добровольно, в том числе и я. 5 марта 1942 года, провожая друга Волчихина Антона, я пришел в Каменск-Уральский райвоенкомат, и мне предложили пойти на фронт вместе с Волчихиным. Я согласился. Военком позвонил об этом дежурному в отдел кадров завода. Потом сказал мне, что я зачисляюсь во вторую группу с Волчихиным. По месту работы броню снимут, расчет произведут, деньги вышлют по месту службы, а сейчас через 3 часа – будь готов к отправке. Я добрался до квартиры, уложил в мешок свои вещи и отдал их одному рабочему завода – Кузнецову Семену Петровичу, чтобы он их отправил домой моей матери. Все так и произошло, мать получила мои вещи, а я расчет с завода позднее тоже выслал матери.

***

Наш поезд № 320 подошел на первый путь на станции Синарской. Раздалась команда: «Становись!» Мы выстроились, и справа по одному погрузились в товарные вагоны. Стояла темная мартовская ночь, на землю падал легкий пушистый снег, на станции было светло и много народу, особенно провожающих. Играла гармонь, пели различные песни, были слышны: «До свидания», «Пиши, родной», «Бейте гитлеровских гадов», «Счастливого пути» и т.д.

Мы с Волчихиным заняли место на верхних нарах, нас никто не провожал, и никто не плакал. Через 3-4 минуты поезд тронулся, вскоре родные огни нашего города скрылись в ночной темноте. Через несколько часов мы выгрузились на станции Челябинск и походным маршем зашли в расположение воинской части 123 стрелкового полка. Заняли воинские казармы поротно. Волчихина зачислили в роту автоматчиков, а меня в роту станковых пулеметов, так что нас разъединили и мы почти с ним не встречались. Через несколько дней мы приняли воинскую присягу, получили форменную одежду. Началась нормальная воинская жизнь.

После войны мой друг Антон Волчихин определился жить на УАЗе, там, где мы с ним работали. Мы с ним встретились в Шадринске у меня в квартире в 1949 году, он был инвалидом войны и чувствовал себя неважно.

Почти каждую ночь нам устраивали тревоги в полной боевой готовности и ночные походы, особенно на лыжах. С первых же дней мы изучили Уставы, оружие: пулеметы, автоматы, винтовки, противотанковые ружья, пушки, мины, минометы, гранаты, зажигательные смеси и т. д. С нами провели ряд военных походов и учений, испытали нас на качество и выносливость. Научили нас, как надо действовать в обороне, в наступательном бою, вести бой в глубине обороны противника, а также в тылу врага.

18-20 мая 1942 года в 30 км от Челябинска на каменистой пересеченной местности проводились учения. После 30 км похода в полном боевом снаряжении, мы занимали и строили оборону, готовили блиндажи, рыли траншеи, противотанковые и пехотные преграды, строили ячейки, чтобы укрыться от танков. Второй наш полк был на марше, а потом при поддержке танков и самолетов наступал на нас. Стрельба велась «холостыми» из всех видов оружия. Местность была насыщена техникой и живой силой, а воздух дымом и пылью.

Танки подошли к нам и разъезжали по нашим окопам, мы от них спасались в ячейках. Но, когда танк гусеницами накрывал ячейку, то страх под землей был невероятный, все валилось и тряслось. Двое солдат на этих учениях получили травмы, им была оказана медицинская помощь с эвакуацией одного из них в госпиталь.

В воздухе действовали самолеты наши и «противника». Они атаковали друг друга, вешали в воздухе зажигалки, бросали по целям болванки. Было столько реву и шуму, что действительно, как на войне.

С одной высоты происходила съемка, воздушных и наземных боев. Нам говорили, что наблюдение ведет Клим Ворошилов. Оценка боя была хорошей. За время этого учения мы износили до дыр штаны и рубашки. После этого нас вымыли в бане в центре города Челябинска ночью и выдали новую одежду. Мы поняли, что такое боевое учение и предполагали, что такое бой на фронте, как нужно готовиться к нему, что надо знать и уметь, четко выполнять, что на фронте даже металлическая лопата – это тоже оружие, и без лопаты в бою нельзя.

После этого учения из нас сформировали маршевые роты по 360 человек, а ночью на второй день нас подняли по тревоге, мы прибыли на станцию Челябинск и заняли место в военном эшелоне. Разгрузились мы в лесах на территории Тюменской области, где переформировались в 7-ю истребительную противотанковую бригаду 60-ой армии. Через 5-6 дней, через станцию Свердловск, прибыли в Москву и стали на защиту столицы примерно в 130 км от нее.

Здесь на полях валялось много убитых солдат, разбитой техники противника. Недалеко гремела канонада идущих боев, мы шли во втором эшелоне. Но в июньскую темную чуть дождливую ночь 1942 года отошли в более глубокий тыл, погрузились в машины и несколько суток на сухом пайке следовали на защиту г. Воронежа. Продвигались в основном ночью. Самолеты противника находили нас, освещали ракетами на парашютах, обстреливали из пулеметов, бомбили, при этом сбрасывали тяжелые бомбы. Были потери в технике и живой силе. От воздушных нападений нас защищали зенитчики и наши самолеты-истребители. В ночных воздушных боях неоднократно были сбиты немецкие стервятники, а некоторые уходили обратно, не сбросив бомбы.

До места назначения мы добрались в срок, на левом берегу реки Дон под городом Воронежем заняли оборону. Фашисты обстреливали и по нескольку раз в день бомбили нас. В первой половине августа 1942 года я получил контузию от разрыва бомб, и в этот же день наш окоп сравняло с землей. Моего товарища, первого номера пулеметного расчета – Гончарова из г. Челябинска завалило землей насмерть. Мы откопали его и тут же похоронили. Документы передали в штаб. Я чувствовал себя плохо, у меня болела голова, трещало в ушах, плохо слышал. Но, пробыв в санбате всего 7 дней, я вернулся к своим и стал первым номеров в расчете станкового пулемета.

Наша часть была готова к форсированию реки Дон. Для наступления подтягивались большие силы пехоты, танки, «катюши», артиллерия и т.д. Шли жестокие бои местного значения. Земля и небо горели. Особенно ночью было четко видно, что все в огне. В Тихом Доне вода бурлила. Там, где мы держали оборону, глубина реки была 12 м. Ширина – до 600 м, а берега обросли камышом. Но с каждым днем камыши редели, а позади чернела степь, изрытая снарядами.

В первом часу ночи 30 августа 1942 года войска на нашем берегу приняли готовность № 1 к форсированию реки Дон и наступлению. Семеро наших саперов сплавали на берег врага и доложили комдиву, в каком месте можно высадить первый наш десант. Нашему взводу была дана команда «на воду». Мы с товарищем из Новосибирска и с пулеметом забрались на бревенчатый плот. Всего переплыли и высадились на берег противника около 50 человек. Саперы отплыли обратно, а мы с соблюдением особой тишины и осторожности несколько продвинулись вперед и заняли оборону под самым носом фрицев.

Берег был крутой, и нам в этом плане было неудобно, вот и выдвинулись во фланги обороны противника. Нам были слышны их разговоры. Мы видели, откуда через наши головы по нашему берегу, фрицы вели оружейно-пулеметный огонь. Изредка стреляли пушки. К нам переправилась вторая группа наших солдат, и нас уже стала сотня.

Третья группа переплыть спокойно не смогла. Немцы по переправе открыли огонь, и это для нас послужило сигналом для атаки. Мы все дружно с криком «Ура» атаковали окопы противника. Завязался жестокий бой в траншеях, стреляли, кололи штыками, ножами, закидывали гранатами. Небольшими группами из землянок фрицев брали в плен и отправляли их с саперами на свой берег. Но это было в меру наших возможностей, а в основном стреляли на поражение. Потом мы свой огонь сосредоточили по флангам противника и по огневым точкам в глубине его обороны.

В это время наши «катюши», артиллерия открыла по врагу сплошной огонь, который они вели в течение часа. Но враг был силен и вел с дальних огневых точек беспрестанный ответный артиллерийский огонь по нашей переправе. А вскоре появились самолеты. Но их шквальным огнем встретили наши зенитки, самолеты-истребители. Сбитые самолеты падали на землю в огне и с шумом. Переправа наших войск продолжалась под огнем.

Я видел, как гибли солдаты, тонула техника. И для себя сделал вывод: для того, чтобы побеждать врага, нужно всегда быть впереди и как можно ближе к противнику. А еще – действовать в соответствии с поговорками: «Не зная брода, не суйся в воду», «Вперед не суйся, но и не отставай».

Мы очистили от фашистов берег и продвинулись вглубь его обороны на 15 км, где встретили его второй оборонительный рубеж, насыщенный танками и большим количеством пехоты и артиллерии. Завязались неравные бои местного значения. Нам надо было выиграть хотя бы один бой прямо сходу, но в течение дня мы это сделать не смогли. Нам нужно было пополнение в технике, живой силе и боеприпасах. Это мы сделали ночью, утром заняли оборону противника и приспособили ее на свой лад. Днем отразили несколько танковых атак и свои рубежи удержали. На нейтральной полосе и в глубине нашей обороны горели фашистские танки.

Вечер наступал хмурый, слегка моросил дождь. Мы, укрывшись в землянке после длительного боя, заменяли у пулеметов стволы, чистили замки и пулеметы в целом от грязи. Потом собирали пулеметы и проверяли на боеготовность. И так сменялся один боевой день за другим. Воронеж пылал в огне. Нашу линию фронта беспрестанно бомбили фашисты. Шли сильные воздушные бои. Днем и ночью небо и земля горела. Мы от наступательного боя перешли к боям оборонительным. Постоянно с переправы к нам подходило пополнение. Шла пехота, артиллерия, танки, «катюши».

Противник был силен. Он каждый день пытался наступать и прорывать нашу оборону. По два-три раза в день атаковал нас большим количеством пехоты с танками, при поддержке авиации, но мы держали оборону крепко. Лично мне в составе отделения с августа месяца по 19 октября 1942 года гранатами да бутылками с горючей жидкостью удалось уничтожить 2 немецких танка и добить их экипажи непосредственно на месте в наших окопах.

Мы побеждали потому, что научились преодолевать страх. Нельзя было допустить, чтобы страх одолел солдата, в любой обстановке солдат обязан преодолеть страх и заняться своим делом, тогда будет победа. Нам отступать было некуда, под нами была наша русская земля, мы каждый ее клочок защищать должны были. В каждом солдате проявлялась стойкость, мужество, находчивость. Была крепкая солдатская дружба под девизом: «Один за всех, все за одного!». Такой был ответ и спрос с каждого. Мы – комсомольцы! У нас были ветераны – наставники коммунисты, которые имели опыт войны. Они прибыли к нам после ранений и контузий после госпиталей. Они своим примером учили нас, как надо держаться в бою в горячую минуту, нельзя терять ни секунды, надо видеть и слышать все вокруг. Решения принимать быстро и действовать решительно.

В конце сентября 1942 года мне в порядке поощрения было присвоено звание младшего сержанта – командира пулеметного расчета. Постоянно по итогам боевых действий в отделениях, группах проводились беседы в ротах прямо в траншеях комсомольские собрания. Мы изучали оперативную обстановку свою и особенно противника, его личный состав, оружие. Изучали местность, находили огневые точки противника. Ставили свои задачи и наносили новые удары по врагу. Для этого почти каждую ночь наши ходили в разведку, выявляли огневые точки противника, сосредоточение сил, состояние переднего края, иногда для того, чтобы захватить языка.

Как-то в темную сентябрьскую ночь 1942 года, тут же под Воронежем, семь бойцов, включая меня, под командованием сержанта, подошли к противнику на расстояние 30 метров до его траншей, и присели на дорожке. По траншее ходили фрицы, сержант окликнул их по-немецки, они не ответили, вылезли из траншеи и пошли в другую сторону, гремя котелками и касками. Мы поняли, что они пошли на кухню. Я подкрался к их кухне, осмотрел траншеи и вернулся к своим товарищам. Нам удалось выявить, что против нас стоят немцы, венгры, румыны и быть может еще и другие. Мы установили расположение их пулеметных гнезд, когда и куда доставляется полевая кухня.

По результатам нашей предварительной разведки полковые разведчики на вторую ночь притащили немецкого повара, и он дал важные сведения о количественном и качественном составе войсковых частей. Немецкую кухню и пулеметные гнезда накрыли огнем нашей артиллерии.

Каждый день мы отбивали по несколько атак противника, жгли их танки, самолеты, уничтожали пехоту. Во время одного боя от раскаленного ствола закипела вода в системе охлаждения моего пулемета, а тут еще у товарища осколком перебило напополам противотанковое ружье. Мы с ним воспользовались трофейным немецким пулеметом марки «MG-34» и, нужно сказать, он нам понравился, только до конца боя патронов не хватило – взяли советский ручной пулемет, и продолжили в упор вести огонь по фрицам, часто меняя круглые диски. Товарищ наполнял их патронами и подавал мне.

В один момент меня пулей ранило в руку, товарищ сменил меня – повел огонь из пулемета. Мне сделал повязку подоспевший санитар, и мы с ним начали набивать пулеметные диски патронами – взаимная выручка нужна в бою как воздух. Бой закончился удачно, немецкая атака опять была отражена.

Тем временем, с максимально возможной скоростью, днем и ночью, с переправы подтягивались наши силы, расширялся и углублялся фронт. Нашей задачей было окружить войска противника в районе Воронежа и освободить город. Однако мне не удалось в этом участвовать до конца, в связи с ранением, в октябре 1942 года я выбыл в госпиталь №1980 в город Котовск Тамбовской области, где находился до 3 января 1943 года.

***

В госпитале нас лечили и кормили неплохо, мы слушали радио, нам читали лекции. Особенно интересовала нас информация о положении дел на фронте. Мы быстро поправлялись, выздоравливали. Каждый день выписывались по 10…30 человек, из них формировались команды и отправлялись на фронт.

В ноябре 1942 года мне исполнилось 19 лет, а 3 января 1943 я был выписан из госпиталя и направлен на фронт в составе маршевой роты. 15 января я прибыл в расположение 161 стрелковой дивизии, которая находилась в лесах Липецкой области.

Здесь у нас были землянки вместимостью по 100 человек. Под навесом столовая, баня на соломе из бревен. В землянках было холодно – в котелках застывала вода, а во время сна у носа настывала сосулька. Еда была не очень-то вкусной, да и маловато ее было. В бане вымылись один раз, да и то можно сказать только переоделись, так как вода была едва тёплая. Главное – это то, что мы госпитальную, чиненную-перечиненную не простиранную от крови одежду, сменили на новую, наш больничный запах исчез, настроение улучшилось.

Мы чувствовали подготовку к новому огромному сражению. Как в последствии, оказалось, готовилась операция на Орловско-Курской дуге. При любых погодных условиях и боевой обстановки мы готовились к битве: занимались весь световой день на улице, изучали различные виды оружия, не только своего но и противника. Особое внимание уделялась тактике боя, умению держать связь с товарищем, отделением, взводом, ротой и т.д.

После формирования нашей дивизии мы совершили большой переход с боями и у нас были при этом значительные потери в технике и живой силе. В районе города Задонска Липецкой области, поселка Кшенского Курской области совершили большое наступление на оборону противника. Оборона была усилена танками, в том числе новейшими марки «Тигр».

На этом же участке мощно действовала немецкая авиация, самолеты гонялись даже за одиночными солдатами и мирными гражданами, они вели огонь из пулеметов и иногда сбрасывали бомбы на одиночек. Но мы преодолевали свой страх перед налетами противника и продолжали заниматься своими делами: совершали различные маневры войск, сосредотачивая силу удара то в одном, то в другом направлении.

В это время я командовал пулеметным расчетом. Однажды, перед рассветом, по приказу командующего батальоном, вдвоем с товарищем сходили на передний край и притащили солдата противника, который рассказал об особенностях их обороны и готовности к наступлению. Оказалось, что на этом участке стоит румынская армия.

Однажды на рассвете сплошной огонь открыла наша артиллерия. Били дальнобойные орудия, а также гвардейские минометы «Катюшы» и «Андрюшы» термитными снарядами. Огонь превратился в сплошной гул и продолжался 1 час 20 минут. Под врагом горела земля, все заволокло пылью и черным дымом.

По сигналу ракеты, при поддержке танков и самолетов мы атаковали передний край противника, в упор расстреливали недобитых врагов, кололи их штыками. В это же время разгорелся танковый бой. Мы двигались, быстро уничтожая огнем пехоту, фашисты группами сдавались в плен. Наша авиация уничтожила основные огневые средства противника на переднем крае и вела воздушные бои в глубине обороны. Мы начали преследовать отступающих фашистов. Сломив сопротивление врага, наши танки шли впереди нас, а самолеты работали в глубоком тылу противника.

По фронту на расстоянии 30 метров друг от друга шли расчищенные от снега дороги. Они были забиты военной техникой на несколько километров. Поле сражения сплошь было усеяно труппами вражеских солдат. По всей ширине фронта догорали танки и самолеты. Мы наступали по бездорожью с максимально возможной скоростью, чтобы успеть за танками. Нам мешали передвигаться труппы вражеские солдат, мы их поднимали и ставили в снег вертикально: кого на ноги, кого на голову. При этом мы не унывали, шутили, иногда про себя смешное что-то рассказывали. А дороги то, какие трудные были, но только солдату плакать не положено и оружие на себе тащи и бей врага уверенно.

Прошли мы Курскими да Белгородскими полями через границу с Украиной до города Харькова. Измотались и очень устали, в бане давно не бывали, все в грязи, обросшие – казались стариками. Я до этого почти не брился, только пушок сбривал. Бой за Харьков имел затяжной характер. Город переходил 7 раз из рук в руки. Противник имел на вооружении танки «Тигр», и действовал под прикрытием авиации и мощного огня артиллерии. Не жалел патронов и гранат.

Мы пошли в атаку на село Баяраки под Харьковым, на пролом, под прикрытием густого тумана, и с криком ура заняли окраину деревни. Я со своим пулемётным отделением и командиром стрелковой роты подошли вплотную к немецкому танку «Тигр». В этот миг закрылся люк и загремел мотор. Танк мы забросали гранатами, но повредить его нам не удалось. Фашисты развернули ствол и сделали три выстрела по окраине деревни. Мы с криками ура, используя для защиты дома и другие укрытия, преследовали отступающую пехоту и танки противника.

Освободили село Баяраки, заняв оборону, но закрепиться не смогли. Вражеская пехота при поддержке восьми танков стала зажимать нас в кольцо. Необходимо было совершить отход. Организованно с боем, мы отошли в овраг и балку, и заняли оборону. Я и сержант двигались позади всех, и попали под перекрестный огонь пулеметов. Выбираясь по-пластунски из-под перекрестного огня, я потерял из виду сержанта. Меня колотило в грудь: а жив ли он.

Не успел я со своим пулеметным расчетом как следует занять оборону, как немецкие танки и пехота атаковали нас. Один танк ворвался на наш участок обороны и оказался прямо перед 45-мм пушкой. Она выстрелила, но снаряд срикошетил и с визгом ушел в сторону. Боевая машина повернулась боком, и тут ее прошил снаряд 76-мм пушки – танк сгорел вместе с экипажем. Вскоре было подбито еще три танка, а мы в это время пулеметным огнем уничтожали пехоту. Пополнив боекомплекты, мы пошли в контратаку и снова заняли населенный пункт. Я отыскал своего сержанта, на нем была телогрейка, шуба, ватные брюки и валенки. У него вместе с брюками была вырвана ягодичная часть, он лежал на снегу в том положении, как полз, я оказал ему помощь – перевязал и отправил на плащ-палатке в тыл.

На рассвете мы подошли к Харькову. Харьков горел, гудели моторы, разъезжали немецкие танки, кружили самолеты. Исходя из опыта военной жизни и сложившейся обстановки мы сначала провели хорошее наблюдение за противником. Несколько раз разведывали передний край обороны и огневые точки в тылу врага, рельеф и состояние местности, откуда и как лучше атаковать городские участки, улицы.

Наступление на город решили проводить внезапно, ночью. Некоторые наши роты проникли в тыл и во фланги обороны, заняли рубежи для внезапной атаки с флангов и с тылу. По сигналу ракеты, при поддержке танков, мы ночью с криком «ура» ворвались в город, и в течение недели освободили его. В городе на улицах была сплошная вода, кругом таял снег, а мы были в валенках, шубах, в ватных брюках и телогрейках.

Получив приказ на трехдневную передышку, мы привели себя в порядок, получили новую одежду – кто ботинки, кто сапоги. За три дня в городе очистили подвалы, септики, различные колодцы и чердаки от фрицев. После этого вновь с боями стали выдвигаться в направлении Днепропетровска, а потом на Полтаву. За Полтаву бои шли серьёзные. Немец превосходил нас в танках, самолётах и в количественном составе живой силы. В эти мартовские дни 1943 года враг сжигал населённые пункты, а хлеб, скот и молодых людей отправлял в Германию. Детей и стариков расстреливали. Мы освобождали от врага деревни, посёлки и сёла, оказывали населению помощь.

Расскажу об одном из боёв под Полтавой. Мы заняли населённый пункт и держали оборону. Я свой станковый пулемёт установил в цементном помещении с толстыми стенами. В стене проделал амбразуру для ведения пулемётного и оружейного огня. Себе выбрал и оборудовал место для ведения снайперского огня из винтовки. К тому времени в моей красноармейской книжке была запись командира батальона о семи убитых фрицах. Но это было только начало.

В конце марта, ещё лежал снег, немец с большим количеством пехоты пошёл в наступление. Я вёл огонь из пулемёта по пехоте и смотровым щелям танков противника. Пулемётный ствол раскалился, от него в кожухе кипела вода. Подливая в кожух воду для охлаждения ствола, мы сумели на своём участке боя отбить пехоту и вернуть назад фашистский танк. Но бой надо было продолжать, а пулемёт совсем запарил и закипел. Тогда мы все взялись за винтовки да за автоматы и продолжали бой. Немцы поджимали нас с флангов. Их танки ходили у нас в тылу.

Наша задача в бою была не пропустить пехоту, а потом уничтожить танки, эту задачу отрабатывал, понимал и выполнял каждый наш рядовой боец сам. Мы с сержантом нашего расчета взялись за новое оружие, которое стояло за нашим укрытием, а вокруг лежали убитые солдаты. Мы установили 52-мм минометы и открыли из них огонь по немецкой пехоте, приближавшейся к нам с фланга. Мины ложились и рвались прямо у нас на виду, автоматно-оружейный огонь не смолкал. А что же вы фрицы хотели – тем, кто остался жив, пришлось бежать обратно. А танки, которые разгуливали в нашем тылу, уничтожались из пушек. Бои шли жестокие, и умереть было за что, но пришлось отступить.

Нас было под конец немного. От пулеметной роты два бойца, старшина, сержант, комроты и я. Ночью по фронту передали команду собраться в полной боевой, и отойти в тыл до определенного места, что и было сделано. Нам объявили, что Харьков снова в руках немцев, а мы находимся в окружении. Наша задача – выйти к своим. Совершить большой марш придется с боями, прорвав кольцо окружения, соединиться с частями наших войск.

Наступали апрельские дни, мы начали выходить из окружения, продвигались очень скрытно, шли и вели бои только ночью. В одном из боев меня контузило от разрыва крупнокалиберного снаряда. После этого я плохо себя чувствовал, но шел и делал все, что от меня требовалось, и все перетерпел. Я был счастлив, что мне удалось перенести контузию на ногах, и в течение месяца восстановить здоровье без медицинской помощи в такой тяжелой обстановке. Обычно, те, кто в такой ситуации получили ранения – погибали.

К последнему бою мы собрали со всего фронта 22 танка Т-34, заправили их горючим, подтянули артиллерию, собрали все боеприпасы, а «Катюши» пришлось взорвать. По сигналу, на рассвете – в бой. Наши танки прорвали оборону, а вслед за ними атаковали фрицев и мы. Враг пошел в отступление, и тут же немецкие стервятники налетели на нас и начали бомбить и обстреливать из пулеметов. У нас были жертвы, горели танки. Раненых спасали, как могли, через линию фронта уносили в тыл.

Те, кто остался в живых и вышел из этого пекла, стали готовить вторую линию обороны. Мне дали схему траншей и других сооружений, дали 50 человек из гражданского населения и отвели участок на местности. Мы начали строить оборонительные сооружения, но мне пришлось поучаствовать в этом только несколько дней. Меня отозвали в штаб дивизии и сообщили, что я зачислен на курсы офицерского состава в 40-ю армию 2-го Украинского фронта.

***

Итак, с 15 мая по 17 сентября 1943 года я курсант. Учились и сражались в боях на территории Черниговской области. Здесь мы как-то сидели в обороне вместе со штрафниками нос к носу с фрицами – на расстоянии 600-700 метров. Немцы по рупору спрашивали: «Что у вас за команда, в бога мать?». Из-за отчаянных штрафников, они всех нас называли головорезами.

Наши самолеты Ан-12 и У-2 беспрестанно бомбили ночью немецкие траншеи. Однажды, немецкая разведка в составе роты ночью с боем ворвалась в наши траншеи с целью взять «языка». Я вел огонь из пулемета, а потом из автомата. Наш расчет удержался, а соседний пострадал. Старшего сержанта, награжденного орденом Красной звезды, немцы вытащили на нейтральную полосу, утащить не смогли, расстреляли. Бой продолжался в траншеях. Были убитые и раненные с нашей стороны и у немцев. Мы уничтожили здесь и взяли живьем фрицев немало. А некоторые и сами сдавались в плен. Однажды на рассвете переполз немец, сказал, что сдается добровольно, не хочет воевать: «Гитлер капут». Мы этого немца отправили в штаб.

В одно время несколько дней подряд шёл проливной дождь, залило все наши траншеи, землянки и всякого рода укрытия. Всё обвалилось, сравнялось. Мы и немцы вылезли наверх и лежали в грязи и в воде. Тут же вели огонь против фрицев снайперы, не давали поднять им головы. Через день нашим войскам был дан приказ в наступление, и они выполнили свой долг, прорвали оборону. Мы их поддержали огнём, и они погнали немцев, а нас из боя вывели.

Мы в нескольких населённых пунктах, в домах, за 2-3 часа оборудовали нары для размещения раненых. Потом мы прибыли в город Старый Оскол. На марше, и где бы мы не находились всегда проводили занятия. В 10 км от города Старый Оскол в бору мы построили землянки, подсобные помещения, разбили площадку. И нам здесь казалось, что мы в тылу, далеко от переднего края, спокойно можно заниматься. Но не повезло. Во время тактических учений разорвалась мина в стволе миномёта, и 28 человек погибло.

В другой раз ночью в 2-х км от лагеря я охранял военные склады, в это время немецкие самолеты начали бомбить наши землянки. Курсанты спасались бегством в лес и укрывались в воронках. В результате бомбежки оказалось 24 человека убито и 30 – ранено. Пост мне оставить было нельзя, я лежал на земле, и меня подбрасывало от взрывов, но изредка, мне удавалось стрелять по самолетам из винтовки.

В конце учебы мы прибыли в Чернигов и в помещении дома культуры 17 сентября 1943 года был проведен выпускной вечер. Все офицеры были размещены по квартирам, а на следующий день нас начали отправлять на фронт. Я прибыл в 169 стрелковый полк. По началу службы в новой должности я занимался пятнадцатидневной подготовкой вновь прибывших солдат, из которых формировались маршевые роты по 360 человек, после чего их отправляли на передовую линию. За 5 месяцев я 4 раза с ротой ходил на передовую.

***

10 февраля 1944 года я вместе с ротой солдат был переведен в 759 стрелковый полк 163 стрелковой дивизии 2-го Украинского фронта. Я командовал взводом станковых пулеметов. После окружения Корсунь-Шевченковской группировки немецко-фашистских войск, мы держали кольцо окружения и участвовали в ликвидации группировки. В окружении оказалось 10 дивизий и одна бригада противника.

Гитлеровцы бросили для разрыва кольца еще 8 танковых и 6 пехотных дивизий, но попытка прорвать кольцо наших войск не удалась. В этих боях противник потерял 73 тысячи солдат и офицеров. В том числе было взято в плен более 18 тысяч человек.

26 марта 1944 года в районе Могилева-Подольского мы вышли на левый берег реки Днестр и сходу форсировали ее. При поддержке танков и самолетов, мощного огня артиллерии, мы подошли к реке Прут, и сразу же начали готовиться к нанесению очередного удара.

К нам каждый день прибывало пополнение личного состава и новое вооружение. Каждый день мы отстраивали и маскировали окопы. Тут же вместе с вновь прибывшими бойцами изучали различное оружие, в том числе и трофейное, его применение в бою, тактику боя в обороне, в наступлении, в тылу обороны противника. Учились самостоятельно оценивать обстановку, держать постоянную связь и оказывать помощь товарищу. Особенно тщательно изучали действия отдельного бойца – в какие моменты надо делать перебежки, в какие нельзя, движения по-пластунски, самоокапывание в любом положении, как нужно продвигаться, используя рельеф местности и предметы защиты от огня артиллерии, минометного, оружейно-пулеметного, танкового, самолетного и т.д., что и когда необходимо иметь солдату в летний и зимний сезон, а это всё очень важно знать, и умело использовать. И если что то не так, то можно погибнуть ни в честь, ни в славу. Без чего трудно выжить и с чем нельзя расставаться: нужно всегда иметь при себе иголку с ниткой, универсальный складной нож, ложку с вилкой, каску, котелок, шинель, особенно плащ-палатку, личное оружие, штыковую лопатку и боеприпасы.

Такими мы были в то время: я (Максимов Г.С.), Венко, Сашка – командиры взводов, Катя, Надя – доктора санбата. Март 1944.

Здесь на берегу реки Прут я потерял командира боевого расчёта станкового пулемёта – Героя Советского союза, старшину. Он прибыл и воевал с нами несколько дней. Ходил на берег со снайперской винтовкой, бил фрицев, но по неосторожности обнаружил себя. Его выстрелом снял немецкий снайпер сразу насмерть.

***

В августе 1944 года 2-м Украинским фронтом командовал Малиновский, 1-м Украинским – Конев, а 3-м Украинским фронтом командовал Талбухин.

С 15 августа фронты вели наступательные ожесточённые бои, форсировали реку Сирет и другие водные преграды. Мы 21 августа сомкнули кольца Ясско-Кишинёвской группировки фашистских войск, а 23 августа группировка была разгромлена. Румынская армия отказалась от Антонеску. Он и его генералы были арестованы. Гитлер пытался освободить Антонеску из под ареста, вёл ожесточенные бои за город Бухарест. Сломить сопротивление фашистов было не так просто. Они бросили большую группировку войск под названием «Южная Украина». На холмистой местности с множеством водных преград создали оборону в несколько полос. Но во взаимодействии с Черноморским флотом и Дунайской флотилией мы преодолели мощные оборонительные сооружения, уничтожили главные силы армии «Южная Украина». 24 августа освободили Молдавию, г. Кишинёв и вошли вглубь Румынии и на Балканы.

Ни днём, ни ночью не давая опомниться врагу, прошли мы с боями 500 километров и 31 августа 1944 года в 11 часов вошли в город Бухарест. Здесь начали формироваться румынские воинские части, и помогать нам драться против фашистов.

Позднее приказом от 25 октября 1944 года всем нам была объявлена благодарность Сталина за овладение городами в Румынии  Сату-Маре и Карей – важными опорными пунктами обороны противника, в результате чего, наши войска завершили освобождение Трансильвании.

1-го сентября 1944 года чехи и словаки также стали формировать вооруженные отряды и помогать нам.

9-го сентября 3-й Украинский фронт очистил от фашистов Болгарию.

20 октября наша 57-я армия, моряки Черноморского флота совместно с партизанами освободили от фашистов Югославию, город Белград.

Тем временем и мы продолжали свое дело. Не днем, ни ночью не давали мы себе передышки, забыли, что такое сон, вовремя поесть, побриться или умыться, про баню, родной дом. В таком аду, сутками на открытом воздухе, насыщенном свинцом, пылью и дымом, в любую погоду среди разрывов снарядов и бомб исполняли мы свой интернациональный долг. Не щадя не сил ни жизни дрались мы с врагом и умирали за наше правое дело.

Из Румынии с боями шли мы через Балканы дальше на запад, преодолевая пересеченную местность, горы, различные водные и другие преграды, теряя в боях своих товарищей. Помню, мы форсировали реку, не очень глубокую и широкую, но с каменистыми берегами. Только успели занять высоту, как тут же завязался бой. У фрицев были танки, и они прорвали нашу оборону. Я заменил раненного пулеметчика и вел огонь по пехоте. Фрицы заметались и отступили. Три немецких танка мы сожгли бронебойными. Я из своего пулеметного взвода потерял в этом бою 5 солдат и станковый пулемет. Один солдат с пулеметом был раздавлен гусеницей танка, двое получили огнестрельные ранения, а еще двое – убито.

Ночь мы не дремали, произвели пополнение людьми и боеприпасами, зашли с флангов в глубь обороны противника, и на рассвете ударили по врагу с тыла. Атаковали его тыл, нарушили связь, перерезали пути отхода и этим парализовали противника. Днем еще нанесли удар, разбили основные части и двинулись вперед по Балканам, но измотав силы к вечеру заняли оборону – каждая рота на одной из высот. Первая на 600-метровой, вторая на 700-метровой, третья на 900-метровой высотах. Я находился во второй роте, и для пулемета мы устроили ДЗОТ – вырыли траншею и землянку. Строить ДЗОТ и землянку ночью было очень трудно, и не хотелось этим заниматься, но сделали, и главное – устроили перекрытие. Во время боя ДЗОТ и землянка спасла личный состав от мин и снарядов. Они рвались на земле и на соснах. То, что осталось снаружи – шинели, плащ-палатки и котелки были изрешечены как сито.

К рассвету немцы совместно с власовцами окружили, атаковали и захватили высоту 900. Днем они укрепляли оборону и подтягивали силы, но и мы не дремали. Собрав все резервные силы, в составе батальона под командованием командира полка ночью зашли к немцам в тыл, уничтожили личный состав артиллерийских установок, а их пушки подготовили к стрельбе по немцам.

К утру, мы заняли боевой порядок и приблизились в высоте с тылу. Связь держали со своими основными силами по рации. По сигналу ракеты мы открыли внезапный огонь из всех видов оружия. Результат был нормальный. Расплата с фрицами и с власовцами была произведена. Много было убито и взято в плен, высота «900» – отвоевана.

Противник чувствовал себя не на месте. Мы, набравшись сил, ночью по азимуту пошли в наступление. В сложных горных условиях мы углубились на десяток километров в тыл врага и заняли обрывистую скалу. Хотелось пить, но воды не было. Мы находили заледеневшую в лунках воду и лизали ее.

Недалеко от нашей скалы, внизу на равнине был населенный пункт, из которого до нас доносился сплошной гул моторов машин, крики людей. Меня с солдатом вызвал комбат. На улице было темно, приходилось двигаться на ощупь. От комбата я получил приказ сходить на разведку в село. В селе оказались немцы и наши военнопленные в машинах. Мы атаковали населенный пункт, половину машин задержали, освободили пленных, взяли до 30 человек фрицев в плен и всех их отправили в тыл.

Продолжая свое движение на запад, мы сходу должны были форсировать реку, используя железобетонный мост, но не успели это сделать – мост был взорван. Железобетонные колонны и части моста погрузились в воду.

Мы с боем подошли к берегу, и заняли оборону. Обнаружили в камышах сидящих в воде немцев и открыли по ним огонь. С противоположного берега фашисты вели мощный оружейно-пулеметный огонь. Били дальнобойные крупнокалиберные пушки. Я с одним пулеметным расчетом недалеко от моста в небольшой низине занял место для ведения огня по противоположному берегу. Тут же в низину ко мне подошли 4 наших танка и открыли огонь по противнику из пушек и пулеметов. Враг вел по нам сильный артиллерийский огонь. Один из снарядов разорвался впереди нас, пулемет отбросило в сторону, а нас завалило землей, многих контузило, в том числе и меня. Мне и другим контуженным комбат приказал на пальцах отходить в тыл – нечего вам тут делать.

По железобетонному мосту, под прикрытием огня, при помощи жердей и досок началась переправа. Солдаты с оружием в руках с максимально возможной скоростью перебирались на противоположную сторону реки и гнали фрицев дальше.

Несмотря на контузию, мы с пулеметным расчетом тоже форсировали реку и разместились в одном из домов в поселке на противоположном берегу. В первую очередь мы привели в порядок себя и оружие, вытряхнули землю из ушей и карманов, умылись, побрились, почистили и проверили пулемет и другое оружие, приготовили кое-что и поели. Расставаться с нашим подразделением никому из нас не хотелось. Я чувствовал боль в груди, кружилась голова, тошнило, плохо слышал – в ушах стоял какой-то треск. Также чувствовали себя еще два бойца. И что же решили? Решили двигаться вперед, все пройдет само собой. Освободили населенный пункт от фрицев полностью, и я доложил об этом комбату. Он поблагодарил нас, но все таки предупредил, чтобы мы повнимательнее отнеслись к своему здоровью.

После освобождения Румынии мы перешли границу с Чехословакией, углубились на 100 км и повернули в сторону столицы Венгрии – города Будапешта. Шли мы с боями день и ночь по пересеченной местности. В это время мы были в составе 759 стрелкового полка 163 стрелковой дивизии 2-го Украинского фронта. На одной из высот мы заняли оборону, чтобы сделать себе небольшую передышку. Наладили связь с командиром дивизии и фронтом, доложили, о том, где мы находимся. А мы находились на тот момент в 9 км за линией фронта в тылу врага. На рассвете вдвоем с солдатом мы спустились вниз. Поймали двух немцев и передали их в штаб полка, который располагался в кустарнике под сопкой.

Только мы успели вернуться к своим – поступил приказ о наступлении. Мы взяли очередной населенный пункт, захватив при этом в плен фрицев и наших военнопленных, которые были в плену с 1941 года. Отправив в тыл захваченных, сами двинулись вперед. С нами не было ни машин, ни танков. Повозки с боеприпасами и питанием, пушки и тяжелые минометы отстали. Мы подошли и заняли населенный пункт у железной дороги, от которой в 700 метрах параллельно шла асфальтовая дорога из Будапешта. Очистив населенный пункт и ближайшую территорию от фашистов, мы заняли круговую оборону, но в основном вдоль железнодорожного полотна.

Прошло немного времени, и я услышал крик комбата: «Максимов, пулемет сюда». Я схватил пулемет и потащил. Комбат указал мне цель – приближающуюся с тыла галопом конницу. Я развернул пулемет, произвел наводку на цель, доложил о готовности. Комбат, направляя ленту в приемник пулемета, сказал: «Огонь». Я открыл огонь длинной очередью, а потом короткими очередями добивал отступающих. Бой продолжался недолго, и у нас не было времени судить о результатах. Нужно было укреплять оборону, так как чувствовалось, что предстоит новый серьезный бой.

Вскоре подошел со стороны Будапешта бронепоезд и открыл по нам мощный огонь из пушек и пулеметов. Загорели дома, крыши, навесы, все заволокло дымом. Мирные люди уходили из домов в подвалы и другие укрытия. Против бронепоезда у нас оружия не было, но он прошел мимо и больше не вернулся. Я и комбат и еще 5 человек солдат собрали, у кого были гранаты и заминировали полотно железной дороги.

Вскоре пошел поезд из Будапешта с военными грузами. На платформах были машины, танки, пушки и другие вооружения. Тут потрудились мы неплохо – взорвали и обстреляли поезд. А после этого вышли на линию обороны вдоль полотна железной дороги и, примерно, через час встретили огнем отступающего по асфальтовой дороге противника. Колонны машин и другой техники сгрудились на этой дороге, некоторые машины горели и взрывались, фрицы драпали в разные стороны, но пути отступления были закрыты. Много было убитых и раненных, оставшихся в живых мы взяли в плен.

В воздухе в это время шли воздушные бои. Сбитые самолеты падали и взрывались. Мы в огне и дыму горящего населенного пункта укрепляли и устраивали нашу оборону – готовились к последующим боям.

Мы ожидали подхода артиллерии, боеприпасов и питания и артиллерия подошла, в том числе 45 и 76-мм пушки, 72 и 82-мм минометы, несколько повозок с боеприпасами, а вот еды не было, и мы питались на трофейном и подножном корму.

С наступлением темноты нас стали усиленно обстреливать с трех сторон, в том числе и из крупнокалиберных пулеметов и пушек. Ночью пришлось отбить три атаки противника, наша круговая обороны сомкнулась накрепко. Утром еще одно наступление и атака фашистов были отбиты.

Следующие наши дни, как и предыдущие, проходили в боях и тревогах, они были бессонными, мучительными и очень трудными. В ноябре 1944 года мы овладели окружными центрами Венгрии – городами Эгерь и Сиксо. Приказом от 30.11.44 Сталин объявил нам благодарность. Затем мы овладели крупным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны противника – городом Мишкольц, важным центром военного производства. Я был представлен к награждению орденом, который получил в июле 1945 года.

23 декабря 1944 года меня ранило осколком в ногу. Комсорг батальона Перфильев Дмитрий спустил меня в подвал, в котором было гражданское население. Он мне разрезал брюки, сапог, перевязал ногу, наложил на нее жгут. Я не мог терпеть и оставаться в подвале и выполз наверх, подполз к пулемету. Шел бой, немцы ползли и приближались на рубеж атаки. Вот, думаю, гады! А! Где наша не пропадала! Я залег за пулемет, и вместе со стрелковой ротой мы отбили немцев! На этом участке атака фрицев не состоялась.

Узнав, что я ранен, комсорг добыл повозку, на которую меня и закинули. Ездовой повез. А куда? Надо бы в тыл, а где он, не знаем. Под прикрытием отдельных уцелевших домов, огня и дыма мы проехали территорию населенного пункта, вышли на открытую местность. Тут нас обстреляли фрицы. Кони мчали с большой скоростью и, завернув к отдельно стоящему кирпичному домику, остановились. Ездовой оказался убитым, у него вывалились из рук вожжи. Я вывалился из повозки, у меня разболелась нога. Я еле-еле пополз по-пластунски, и недалеко, в кукурузе наши окликнули меня: «Ты чей? Каким путем? Откуда?» Подхватили меня за плечи обмотками. «Терпи, дорогой, не волнуйся! Быть может, выскочим!».

Товарищи оказались из полковой связи, разведчики – 5 человек в белых халатах. Тащили меня по-пластунски, не останавливаясь. Где-то в узком месте прошли линию обороны противника – и в овраг к нашей 45 мм пушке, в которую было запряжено 4 сильных лошади. Но у пушки не было боеприпасов. Бойцы привязали меня на лафет пушки и отвезли километра на два в тыл. Тут должна была появиться четвертая гвардейская дивизия, идущая нам на помощь.

Действительно, вскоре появился и подошел к нам головной дозор этой дивизии. Капитан случайно увидел повозку нашей дивизии, погрузили в нее меня и еще одного раненого в ноги солдата. Наш ездовой ехал с нами сутки по скользкой дороге по пересеченной местности. Почти не вертелись колеса, кони скользили и падали. С трудом добрались до первого населенного пункта. Чуть до смерти не застыли в этой проклятой солдатской бричке.

Хозяин с хозяйкой нас встретили по-дружески. Здесь была животноводческая ферма. Они вскипятили нам ведро молока и отогрели нас. Ездовой накормил и напоил лошадей, и мы тут же поехали по дороге до пересыльного пункта раненых.

Врач-хирург сходу мне назначил операцию. Тут же на носилках меня занесли на стол и удалили из ноги осколок. После операции меня отправили на машине в госпиталь № 4171, расположенный в г. Дева в Румынии.

Условия были хорошие, лечили хорошо, выздоравливали быстро. Нам читали всякие лекции на медицинские темы на др. и все интересно было. Мы слушали радио и политинформации о событиях на фронте. Писали домой письма и обещали вернуться домой с победой, если не погибнем в бою.

Максимов Г.С. (слева). Румыния. Город Дева. Январь 1945 года.

В госпитале нам показывали фильмы, занимали нас различными играми, лечебными процедурами, кормили легонько. А в город нельзя было выйти, вся территория забором да колючей проволокой была окружена, через проходную дежурные не пропустят.

Все было хорошо, но скучновато. Правда, иногда прилетали самолеты, особенно ночью, но госпиталь и город охраняли прожектора и зенитки. Не допускали фашистских стервятников, их сбивали, они бомбы бросали где-то на полях.

***

19 апреля 1945 года я выписался из госпиталя и прибыл в 29 стрелковый полк 2 Украинского фронта, которым командовал в то время Рокоссовский. Прошел я с этим полком Австрию до Вены.

29 стрелковый полк 2-го Украинского фронта. Территория склада. Верхний ряд: Сашка Ленков и Гришка Парунин командиры стрелковых взводов. В центре – Максимов Г.С. Австрия. Апрель 1945 года.

9 мая 1945 года нам сказали: «Не стрелять. Германия капитулировала, мы победили!». Радость была огромной. В подразделениях прошли митинги и собрания. Крепкие солдатские рукопожатия и всякие пожелания. Залпы и крики «Ура!» раздавались повсюду.

15 июля 1945 года я был переведен командиром взвода станковых пулеметов в 1116 стрелковый полк 333 стрелковой дивизии 38 армии, которая находилась в Болгарии, прибыл в воинский гарнизон, расположенный в 11 км от Софии.

Командир взвода станковых пулемётов 1116 стрелкового полка 333 стрелковой дивизии 38 армии Максимов Геннадий Степанович (слева) с боевым товарищем. Болгария. София. Июль 1945 года.

Жили, так сказать, под мирным чистым небом, занимались своими служебными делами согласно распорядка дня. Несли внутреннюю и гарнизонную службу. В соответствии с расписанием проводили занятия. Ежедневно готовили и отправляли на Родину группы солдат. Жизнь была интересной. Мне было в это время 22 года. Казалось, что время шло так медленно. Каждый желал быстрей попасть на Родину, домой! И, кстати сказать, «Я так давно не видел маму».

Офицерский состав 1116 стрелкового полка следует с тактических учений Болгария. 1946 год.

10 апреля 1946 года мы получили приказ отправляться на Родину походным маршем, так сказать, «снимай шинель, пошли домой». Из Болгарии от города Софии до города Котовска Одесской области мы прошли около полутора тысяч километров, и затратили на это 50 дней.

В походе трудновато пришлось, все тащили на себе (за исключением боеприпасов). Но было интересно – необычная для нас природа. Хорошо и так весело нам пели птички. Прибыли в г. Котовск 1 июня 1946 года. В Котовске кроме нас были воинские части, но в течение месяца всех своих солдат мы отпустили домой. Нам – офицерскому составу было предложено подумать, остаться в рядах армии с выездом на Сахалин, Камчатку или Курильские острова с продолжением учебы, или отправиться по домам. Один майор из нашего штаба согласился, и мы его проводили. Итак, что прошло, того назад не вернешь – потом я пожалел, что не остался в армии. Мне все равно в дальнейшем на «гражданке» пришлось долгое время учиться, но об этом расскажу позднее.

***

В соответствии с приказом от 04.07.1946 я был отпущен домой. Как мне интересно было прибыть в отцовский дом в с. Неонилино Шадринского района, в котором я не был почти 6 лет! Я не видел своих братьев и сестер много лет, а некоторых и не знал.

Старший брат Никандр и отец уже прибыли с фронта и были дома. Мои друзья: Марамыгин Егор, Спицын Степан, Кузнецов Иван в то время тоже уже вернулись. Степан и Иван работали на УАЗе, Егор – в колхозе. С ним первым я встретился.

Бедновато, деревня в то время жила, крапивой заросла, крыши у домов провалились. Электричества в деревне еще не было, жгли керосиновые лампы, но в основном освещались от костра или зажженных лучинок на шестке печи. Спиртных и сладких изделий в магазине не было. Хлеб в колхозе получали мукой на заработанные трудодни по пятидневкам. Маловато, по сколько-то граммов на трудодень. Наша семья со мной в то время состояла из 11 человек. Жили и питались кое-как. Из других продуктов нигде ничего не возьмешь.

Я подумал и решил, что мне нужно жениться, уехать на свое довоенное место жительства в Каменск-Уральский и работать на стройке. Судьба сама подсказала, как надо жить дальше. Съездил в Шадринск к родным, достал бутылку спирта. Дома свеклу с грядки собрал, 15 бутылок самогону нагнал, колхоз 20 кг муки дал. Вот так я свадебный стол собрал вечером 7 ноября 1946 года. Шура жила с матерью от моего отца через дорогу, так что ездить не пришлось и ходить недалеко.

Нужно было приспосабливаться к новой жизни. Я выделал у тещи 10 овечьих шкур, сшили с ней по дубленой шубе, шинель я бросил. Теща отдала бычка, мы его продали и купили телку, телку отдали отцу, а он нам отдал корову черную, которая была рабочей – запрягай, хоть во что – потащит. Я так на ней и уехал в Шадринск.

Дядя Петро с теткой Дашей не отпустили меня на УАЗ и сказали: «Живите пока у нас». Я и Шура приступили к работе. С 22 декабря 1946 года я начал работать на мельзаводе выбивщиком, а 13 марта 1946 перешел в Шадринскую городскую пожарную часть, где меня назначили начальником караула.

Рядом с Шадринском, в деревне Туманово я купил и отремонтировал комнату в пятистенном доме, она была размером 4 на 4 метра, в ней я сделал 3 окна, рамы, двери. На степи, на месте бывшей часовни мы с Шурой накопали кирпича и в комнате сложили печь, потом пристроили сени. Во дворе для коровы сделали навес, конюшню. На корове возили хворост, дрова. Она доилась неплохо.

В 1951 году мы перевезли отца с семьей из Неонилино. Их было 10 человек, в том числе 5 работников. Они построили для себя свой дом, а мы с Шурой решили продать свою комнату, корову и построить дом в поселке Осеева. Мы купили дом в Неонилино, перевезли его на новое место. Отец отдал нам три стены в Неонилино от своего дома.

Мы перевезли этот лес и поставили дом. Осенью 1953 года мы въехали в него, в новом доме было тепло и уютно. Строили дом я с Шурой вдвоем. В это время у нас уже были дети: Ира 5 лет и Надя 1 года. Сначала мы спали на чердаке дома у отца, и потом, когда в своем доме сделали крышу, перешли жить в него, и спали первое время прямо на щепках и стружке, и все же нам там было хорошо.

Зиму прожили в доме, весной посадили огороды, но в июле 1954 года в отделе пожарной охраны УВД предложили мне работу начальником Варгашинской районной пожарной части и дали там квартиру. Мы уехали, а в дом пустили квартирантов по 200 рублей в месяц.

В 1955 году Ира пошла учиться в школу, училась отлично. Надя была постоянно с матерью дома. Ухаживали за коровой, за курами, свиньей и растениями в огороде.

21 апреля 1956 года у нас родился сын Владимир. На улицах было грязно, но я ехал за ребенком и женой с большой радостью, используя при этом различные виды транспорта. И легковая машин и лошадь остались в памяти, так как лошадью пришлось буксировать машину. Но все закончилось хорошо, все были рады. К нам приезжали гости из Шадринска, отец с матерью и с Колей, теща, тетка Ефросинья с Дмитрием и т.д.

С 1 ноября 1957 года мне предложили работу в Куртамышской районной пожарной части и дали квартиру в городе. На новой работе я произвел ремонт автогаража, построил дежурное помещение, ленинскую комнату. Создал добровольное пожарное общество (ДПО). Разработал и утвердил на исполкоме райсовета расценки на выполнение работ по ремонту пожарно-технического вооружения. Сотрудники ДПО ремонтировали для организаций, колхозов, совхозов ручные пожарные насосы, заряжали огнетушители, готовили инвентарь, бочки под воду, ящики под песок для пожарных целей, складывали и ремонтировали печи, монтировали осветительную электропроводку, занимались огнезащитной пропиткой зданий и сооружений. Они строили мосты и подъезды к водоемам, занимались агитационно-массовой противопожарной агитацией, выступали по радио, в печати, выпускали сатирические газеты, строили для себя производственные мастерские и административное здание.

Обязанности председателя ДПО по совместительству выполнял я сам, а в 1959 году – передал производственному мастеру Маслову Е.И. А Бухгалтер Соколова В.А. передала дела Куликовских А.П. Они продолжили работу.

Чистого дохода от выполнения работ на счете в банке было 11 тысяч рублей. В 1960 году по решению райисполкома на базе ДПО был организован межколхозный стройкомбинат. Мне пришлось отстаивать существование ДПО. Разделили средства и имущество ДПО пополам. Были установлены для ДПО свойственные и несвойственные работы. Дальше работу возглавлял Самойленко Ф.В., и продолжили другие.

Квартира, которую я первоначально занимал, напротив райбольницы, в 5-квартирном доме, была недостроенной, но большой. Во дворе я построил дровенник, теплую стайку для коровы, кур. Потом переехал в квартиру по ул. Октябрьской, 46. В этом доме жила семья Гудилиных и Воробьевых. Пришлось переворотить во дворе много мусора и хлама. Для коровы построил бревенчатую конюшню, во дворе – помойную яму, туалет и разбил территорию двора на три участка под посадку чеснока, лука, моркови и т.д. От соседей дома я получил благодарность. С разрешения Горисполкома в конце ул. Советской загородил и разработал 10 соток земельного участка под огород. Земля давала хороший урожай, но впоследствии ее отдали под постройку дома.

Весной 1960 года мы переехали на квартиру по адресу улица Октябрьская 23. Я произвел ремонт квартиры, перестроил окна, двери, перегородки, печи, сделал водяное отопление, очистил двор от разного мусора, построил землянку размером 4 на 3 метра для 2-х коров, небольшой дровничок с навесом. Место во втором углу двора отвели для пчел, а в третьем – поставил стайку для свиньи и кур. Двор был небольшой, все плотно разместилось. С разрешения горисполкома мы загородили и разработали земельный участок 6 соток в конце ул. Зубова на берегу за речкой. Земля давала хороший урожай, особенно мы любили выращивать картошку, помидоры. Примерно в 1969 году участок отдали под застройку.

На этой квартире мы прожили более 19 лет. Она меня устраивала тем, что от нее все было близко – место работы, автовокзал, магазины, детсады, школы и т.д. Ира, Надя и Володя ходили в школу через улицу. А это я считал очень важным обстоятельством.

В 1968 году Иру отдали замуж. Ей с Володей отдали корову, 2 пчелосемьи, мотоцикл, а позднее – холодильник, палас, телевизор.

В 1971 году Надю отдали замуж. Ей с Мишей помогали учиться, отдали ковер, холодильник, позднее помогали купить машину, строить дом и отдали 2 пчелосемьи.

В 1979 году женили Володю. Ему с Леной отдали квартиру, стенку, трюмо, софу, холодильник, телевизор и машину «Жигули 1109».

Мы с Шурой постоянно были загружены работой, особенно летом, весной и осенью. Кроме основной своей работы, выполняли вдвоем домашнюю – заготовляли топливо, корм для скота и птицы, успевали ухаживать за скотом, птицей и пчелами (держали по 10 пчелосемей). Для двух коров накашивали сена на полях Куртамышского, а потом Альменевского района около деревни Тузово, которая была в 86 км от нашего дома.

Много приходилось работать – с раннего утра до позднего вечера и ночью, особенно с пчелами. До поздней осени приходилось заготовливать корм для коров. Однажды, под Тузово, косили мы хорошую траву вокруг болота два дня, а на третий день рано утром, почувствовав холод, вылезли из под зарода и увидели снег. В двухстах метрах от нас по полю шли одна за другой 12 лисиц, сверкая глазами. Казалось чудно, а все наши необходимые вещи находились от нас в 20 метрах под снегом. Итак, мы прыг да скок, добрались до них, привели все в порядок, оделись, разожгли костер, сварили завтрак, поели. Снег от солнца растаял, мы с Шурой докосили свой участок и на мотоцикле уехали домой.

Сено гребли я, Шура и Ира позднее в хорошую погоду. Собирали сено в копны центнера по 3 весь день и всю лунную ночь. Всего 40 копен. Вывозить корма мне помогал всегда мой товарищ Бурнашов Н.П. на машине с прицепом. Стоговать и складывать сено в машину я всегда нанимал работников на месте. Сено и другие корма хранили в степи за Куртамышом, а в зимнее время раз в неделю подвозил на машине или лошади домой и сбрасывал его за забор во двор на землянку, в которой жили коровы. Со двора еженедельно увозил на поле навоз, и таким образом во дворе поддерживалась всегда чистота. Из-за забора с улицы сена не было видно.

В 1974 году сын Володя ушел на службу в армию. Мы скот и птицу держать не стали, все продали. Продали в Шадринске дом и мотоцикл с коляской ИЖ-56. Оставили держать одних только пчел.

В 1976 году Володя прибыл со службы из Германии. Стал вопрос женить его и отделить. Я с руководством жилищно-коммунального хозяйства с разрешения городского и районного Советов народных депутатов лично взял под капитальный ремонт дом себе под квартиру. Своими силами перенесли дом на другую улицу и восстановили. На строительство дома я получил чистыми деньгами 3500 рублей. Кроме этого я сделал гараж, погреб, навес, баню, времянку для жилья. Загородили и разработали огород 6 соток. С Шурой насадили в полисадник, в огород малину, смородину, викторию.

***

В 1983 году я и Шура вышли на пенсию. Мама и теща тоже на пенсии.

Подведу некоторые итоги. Учиться я стремился всю жизнь. Вот как это было. До 1938 года я жил и учился в сельской школе, в 1940-1941г.г. – в школе ФЗО на УАЗе, с 13 мая по 17 сентября 1943 года на курсах офицерского состава 2-го Украинского фронта. После того, как пришел с фронта домой, я начал работать и снова стал учиться:

- в 1952 моя семья из 4 человек, в т.ч. две дочери, жили в 3 км от Шадринска в деревне Туманова, я ходил в школу в центре Шадринска и окончил 7 классов;

- в 1953 году окончил годичную Омскую школу начсостава пожарной охраны;

- в 1953 году окончил вечернюю школу шоферов Шадринского автомотоклуба ДОСААФ;

- в 1956 году моя семья из 5 человек жили в пос. Варгаши, я продолжил образование и закончил 9 классов Варгашинской средней школы;

- в 1963 году окончил Куртамышскую среднюю школу;

- в 1967 году окончил заочно СПМУ МВД СССР г. Свердловска;

- в 1975 году окончил двухмесячные курсы ИПТУ МВД СССР повышения квалификации в г. Иркутске.

Мой партийный стаж:

- с 1939 года – член ВЛКСМ;

- с 1952 года – член КПСС;

- с 1965 по 1978 г.г. был секретарем партийной организации в Куртамышской РППЧ.

Рабочий и служебный стаж:

- 1936 – 1940 – работал в колхозе «Коминтерн», Шадринского района;

- 1940 – март 1942 – каменщик, плотник на стройке Уральского алюминиевого завода;

- 05.03.1942 – 04.07.1946 – служил в войсках Советских вооруженных сил в составе Воронежского фронта, 2-го Украинского. Участвовал в боях за освобождение Украины, Молдавии, Румынии, Венгрии, Чехословакии и Австрии. В числе первых с пулеметом в руках форсировал множество водных преград: Дон, Днепр, Южный Буг, Днестр, Дунай и др. реки и болота, укрепленные оборонительные пункты, горы и овраги.

Непосредственно в боях с фашистами я провел 750 дней. Более 2 лет прожил в окопах. 195 дней я был в госпиталях на излечении после ранений. За войну я имел 3 контузии и 2 ранения с переломами костей.

Служба моя проходила в следующем порядке:

- 05.03.1942 – 20.08.1942 – Красноармеец 123 стрелкового полка г. Челябинск;

- 20.08.1942 – 19.10.1942 – Красноармеец 7-ой истребительной противотанковой бригады, Воронежский фронт;

- 19.10.1942 – 03.01.1943 – Госпиталь № 1980 в г. Котовске, Томбовской области;

- 03.01.1943 – 15.05.1943 – Командир пулеметного расчета 161стрелковой дивизии, 2-ой Украинский фронт;

- 15.05.1943 – 17.09.1943 – Курсы офицерского состава 40-ой Армии 2-го Украинского фронта;

- 17.09.1943 – 20.02.1944 – Командир взвода станковых пулеметов 169 стрелкового полка, 2-ой Украинский фронт (звание – младший лейтенант);

- 20.02.1944 – 23.12.1944 – Командир взвода станковых пулеметов 759 стр. полка 163 стрелковой дивизии, 2-ой Украинский фронт (звание – лейтенант);

- 23.12.1944 – 07.04.1945 – Госпиталь № 4171, г.Дева, Румыния;

- 07.04.1945 – 15.07.1945 – Командир взвода станковых пулеметов 29 стрелкового полка, 2-ой Украинский фронт (звание – лейтенант);

- 15.07.1945 – 04.08.1945 – Командир взвода станковых пулеметов 1116 стрелкового полка, 333 стрелковой дивизии, 38 Армии (звание – лейтенант);

- 22.12.1946 – 13.02.1961 – Служба в частях пожарной охраны в Шадринском, Варгашинском, Куртамышском районах;

- 13.02.1961 – 15.03.1963 – Председатель Куртамышского РК ДОСААФ;

- 16.03.1963 – 16.03.1983 – Служба в Куртамышском РОВД. С 16.03.1963 по 25.08.1969 – инспектор Госпожнадзора (звание – лейтенант), с 25.08.1969 по 03.10.1978 – начальник инспекции Госпожнадзора (звание – капитан), с 03.10.1978 по 16.03.1983 – начальник отделения Госпожнадзора (звание – майор).

C 1973 по 1983 я был председателем Совета ветеранов-наставников в РОВД.

Общий рабочий и служебный стаж – 46 лет и 21 день:

- рабочий колхоза – 4 года;

- рабочий на производстве ФЗО УАЗ – 1 год, 4 мес.;

- служба в армии – 4 года, 4 мес.;

- служба в частях пожарной охраны МВД – 14 лет, 1 мес., 22 дня;

- на общественной работе ДОСААФ – 2 года, 29 дней;

- служба в Куртамышском РОВД – 20 лет, 2 мес.

Теперь я на пенсии. Нужно бы продолжать жить и работать, но здоровья уже нет. И, тем не менее, на оставшуюся жизнь я ставлю себе следующие задачи:

- обязуюсь ежегодно улучшать земельные участки на огородах, чтобы повышать урожайность и собирать урожай вовремя и без потерь;

- систематически улучшать уход за пчелами и обеспечивать качественный медосбор;

- все излишки вовремя реализовывать на рынке или на приемных пунктах кооперации;

- ежегодно включаться в социалистическое соревнование за плодотворный труд, высокую культуру, образцовый общественный порядок;

- бороться за дом образцового быта, за улицу образцового порядка и в целом за город высокой культуры.

Послесловие.

Геннадий Степанович Максимов ушел из жизни, когда ему было всего 64 года, сказались боевые ранения, холод и сырость окопов. 9 мая 1987 стал для него последним Днем Победы, который он отметил с семьей. Геннадий Степанович за свою боевую и трудовую деятельность был награжден орденом Красной звезды, орденом Отечественной войны I степени и 13-ю медалями. В том числе «За Победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За долголетний и добросовестный труд».

Куртамыш. День Победы. 1985.