Зауральская генеалогия

(Из сборника "Зауральская генеалогия I". Курган, 2000).

                                              Белое безмолвие.

                                                                         Дорога.

                                              Только

                                                        в памяти

                                               Бегу

                                                     по зеленым

                                                                      травам.

 

Погасла жизнь моей мамы – Марии Созонтовны Подкорытовой и стали так дороги ее простые, незатейливые слова о прошлом. Писать она начала по моей настоятельной просьбе уже в глубоком возрасте. Недуг оборвал ее воспоминания на полуслове... Она успела написать всего лишь несколько листков.

Мама

Анна Васильевна Фомина (в замужестве Гладкова).
Курган, 1916 (фото А.И. Панкратьева).

Мало пожила с мамой. Всего девять годков мне было, когда она умерла. Запомнила ее статной, черноволосой, кареглазой. Когда в 1949 году заезжала в Курган к Гладковым с дочками Галей и Лидой, то родная сестра отца Мавра Афанасьевна (илл.17) сказала:

- Машенька, старшая твоя Галинка похожа лицом на Анну Васильевну. А крещены ли доченьки твои?

Услышав короткое:

- Нет, ведь я партийная, - тревожно встрепенулась, отчаянно всплеснула руками:

- Как же они жить-то будут?

Добрейшая, через всю свою долгую жизнь, пронесла она глубокую веру.

Помню, что все соседи уважали маму за добродушный характер. В ограде был у нас колодец с хорошей водицей. Весь околоток ходил к нам за водой и старались приходить, когда отца не было дома. Одевалась мама просто. Была у нее одна кофта и юбка, но они всегда были опрятными.  За всю свою жизнь мама наказала меня всего один раз и то за дело. Домывала она пол в сенях. Пол был не крашенный и принято было протирать его голиком с печиной (толченный красный кирпич). Прибежала я с озера, где купалась и стучу в окно, чтобы пустила домой. Она раз мне сказала подождать, другой раз, а я вовсю барабаню по стеклу. Открыла она дверь, да этим мокрым голиком и отхлестала меня по голой заднице. После пришлось мне снова бежать на озеро купаться. Запомнила, как маленькая сижу я на полянке в ограде, а мама с приговором опускает за шиворот пушистых желтеньких цыплят. Они под платьем скатываются по мне на землю. Приговор хранил цыплят от нападения коршуна. В это верили.

Второе замужество.

Отец мой – Созонтий Афанасьевич был вторым мужем у мамы. Первым мужем был Степан Худяков. Мама рано овдовела. Отец приехал в Нижнюю Алабугу свататься из Ершовки. От первого мужа у мамы была дочь Настя. Отец тоже рано овдовел и у него тоже росла дочь Настя. Вот и придумали мамину Настю, что постарше звать Настя – Большуха, а папину Настю звать Настя – Малуха. Обе Насти и Ксения успели научиться от мамы и стряпать, и вязать, и ткать, и шить, и делать красивые узоры на скатертях – филейках. Мама многое умела.

Помяните ягодками, грибочками.

Бывало, отец запряжет лошадку, да в лес за грибками, ягодками. Ездили из Кургана на реку Ик. С собой брали ребятишек постарше – Ксению и Михаила. Я, маленькая,  дома оставалась. Мама хорошо знала и любила лес, любила ходить по ягоды и грибы, мастерица была солить грузди. К зиме всегда  припасала заливную костянку, бруснику, мороженую клюкву. Частенько говорила:

- Помру,  так помяните меня ягодками да грибочками.

(5 октября 1994 года).

С песней жили.

А кто у нас пел? Сестра Настя – Малуха, Ксения, брат Михаил и я. У сестер голоса чистые, звонкие. Что ни делают – все поют. Много песен, частушек знали. Михаил пел, плясал, играл на гитаре. Маленькой любила копировать походку, голоса знакомых, без устали пела. Мама иной раз поглядит на меня, вздохнет и скажет:

- Машенька, как бы счастье не обошло тебя – все поешь, да приплясываешь. Смолоду она и сама часто певала. Как-то раз, уже в преклонном возрасте, Настя-Малуха спела песню “Вечёр поздно из лесочку”,  спела и сказала:

- Любимая мамина.

(9 октября 1994 года)

За столом порядок.

В кухне стоял большой стол, накрытый домотканой, льняной скатертью – мамина работа. Поверх скатерти – клеёнка. К обеду мама обычно варила мясной суп. И был такой порядок. Посреди стола она ставила большое блюдо с супом. Ножом резать хлеб было не принято. Папа разламывал пышные, румяные калачи и перед каждым ложил по большому куску. У отца была армейская ложка, которую он привез с японской войны, у остальных ложки были деревянные. Легонько ударял он по краю блюда ложкой и все знали, что можно хлебать суп. Мясо, мелко нарезанное, начинали таскать из блюда также после того, как отец ударит ложкой по краю блюда. Если из  детей кто-то поторопится, не дожидаясь команды отца, то получит тяжёлой ложкой по лбу. Ни разу не слышала, чтобы кто-то из нас ребятишек сказал:

- Мама, я этого не хочу, - ели молча, только ложки говорили.

(13 октября 1994 года).

Шаньги, пельмени.

Любили мы, когда мама стряпала шаньги – картовные, сметанные, морковные. Шаньги стряпались большими. Перед тем, как подать их к столу, мама ломала их на куски, ложила на тарелку и поливала горячим топленым маслом. С детства люблю пельмени из сырой картошки. Вот и дочек своих и внука Диму приучила тоже любить их. Еще мама стряпала пельмени из соленых груздей. Мясные в семье стряпались редко – на заговенье. Пельмени, как и шаньги, запивали молоком.

(17 октября 1994 года).

Пироги именинные

В день именин отца (20 сентября) мама всегда пекла его любимый яблочный пирог. Яблоки в то время в Кургане не выращивали. Привозные – они стоили очень дорого. На свои именины (9 декабря) мама стряпала пирог с солеными грибочками.  Грибочки закладывали целиком, прослаивая пластами сырой картошки и лука.  Именинные пироги пеклись на поду русской  печи и были особенно хороши.

Лакомство

Кулага – любимое лакомство ребятишек. Варить кулагу мама была мастерица. Возьмет, да еще изюмчику в нее положит. Сладко – язык проглотишь.

(18 октября 1994 года).

Сахар к чаю

Сахар папа покупал в лавке большой головой. Сахарная голова раскалывалась на маленькие кусочки. К чаю раскладывали по одному кусочку и больше не давали.

(20 октября 1994 года).

Отец

Русоволосый, голубоглазый отец был высоким, широкоплечим и силушка была. Раз подрались два квартиранта. Он взял их за шиворот, приподнял, стукнул лбами и отбросил в разные стороны. Любил чистоту и порядок в ограде, пройдет соседка с водой из нашего колодца, он поглядит ей строго вслед и скажет:

- Туды их мать, ходят...  Это было его  ругательство. Не слышала, чтобы при нас детях он матерился. Когда  была маленькой, любила качаться на ноге у отца. За нас он заступался и  никогда не обижал. Раз  помню, пришла домой и плачу. Отец спросил:

- Кто тебя, Машенька, обидел ?

- Ванька Фомин набил.

Догнал его отец и отлупил, а это был пятнадцатилетний сын его любимого кума. Особенно сильно отец любил своего единственного сына Мишку. Куда бы ни ехал, брал его с собой. Однажды Мишка  разбил стекло. Отец начал наказывать Ксению. Прибежал Васька Рябов и закричал:

- Дяденька Созонтий, не Синька виновата. Мишка разбил стекло.

- Туды его мать, - пробормотал отец и пошел. Виноватый Мишка так и не был наказан.

Так обойдутся

Отец не давал денег маме на нашу одежду.

- Так обойдутся, - говорил он. Мама продавала молоко на базарчике (место базарчика, где сейчас магазин “Юбилейный”) и на эти деньги покупала ситец и шила. Отец был доволен, когда видел нас в новых платьицах и говорил:

- Мать, когда это ты успела?

Покоряться не стану

У отца был вспыльчивый характер, и он не любил, когда им командовали:

- Каждому дураку покоряться не стану, - часто говаривал он. Поэтому долго не задерживался на одном месте. Однажды он пришел на железную дорогу, где уже поработал на нескольких работах. Сбрил усы, бороду, чтобы его не узнали. Там ему сказали, что у них уже был какой-то Гладков, который никому не подчинялся. На это отец ответил:

- Да, он такой. Я этого мужика знаю.

Хитрость отцу не помогла, на работу его не  приняли. Отец купил лошадь, и пока был молод, ездил ломовым извозчиком, стал постарше – работал легковым извозчиком. В селе Менщиково у него был небольшой клочок земли, который он засевал.

(15 ноября 1994 год).

Наш дом

Не знаю, в каком году родители переехали из деревни в г. Курган. Недалеко от вокзала, на берегу озера, они купили двухэтажный дом. Настя-Большуха говорила, что этот дом купили на деньги ее отца Степана Худякова – первого мужа моей матери. Дом был на две половины. Весь второй этаж и половину первого этажа родители сдавали квартирантам. Наша семья жила на первом этаже и занимала комнату и кухню. В комнате за розовой, ситцевой занавеской стояла кровать родителей. В переднем углу был треугольный столик, покрытый филейной скатертью. На черном фоне скатерти бордовые цветы – мамина работа. Над столиком, наверху были иконы. Запомнила  венские стулья, а на стене – большие с боем часы. На столе стояла зингеровская, ручная швейная машина. Пол был не крашенным. Половиков не было. Дети спали в комнате на полу на большой кошме без простыни, закрывались большим, лоскутным одеялом. Комната отапливалась круглой печкой «Контрамаркой». В кухне стояла русская печь и большой стол, покрытый клеенкой, под которой была домотканая скатерть – мамина работа.  В переднем углу висели иконы. Вначале держали две коровы, а потом осталась одна. Была еще любимая всеми лошадь – Рыжка.

(22 декабря 1994 года).

Послесловие

Это последняя мамина запись. В непритязательном рассказе из памяти ее детства явились детали быта, семейного уклада курганского рабочего люда начала ХХ века. Еще совсем недавно семья жила по неписаным законам многовекового, крестьянского быта. Переезд в город в начале века во многом изменил их жизнь, но в деревне еще осталась, унаследованная ее отцом полоска земли, которую он  ежегодно засевал – до конца связь с родной землей еще  не была оборвана. Родительский дом моей  матери находился в Терпигорьевском поселке на ул.Средней. Позднее улица называлась ул.Вотина. Улица выходила к озеру Терпигорьевскому

Озеро подпитывалось родниками, было пресноводным, в нем в изобилии водилась рыба. В поселке, в основном, жили строители и рабочие железной дороги. Осенью голодного 1921 года с целью ограбления был убит мой дед Созонтий Афанасьевич:

Было время то не дородное,

Было время то ох!  голодное,

Было время то на закате дня

Афанасьевич погонял коня,

Афанасьевич торопил коня,

Афанасьевич вез домой хлеба.

На закате дня в небе вороны,

На закате дня застилали путь,

Застилали путь, беду кликали,

Беду кликали и пришла беда.

И пришла беда в те леса-поля.

В те леса-поля села Митина.

В тех лесах-полях конь споткнулся, встал,

Конь споткнулся, встал.

А еще беда, а еще беда –

Черной птицею опустилась тьма.

Опустилась тьма непроглядная,

Непроглядна, тьма осенняя.

Непроглядна тьма, да нашли тебя.

Люди-нелюди за тобою шли,

За тобою шли, смерть твою вели.

Мать сыра-земля обагрилася,

Небо-батюшко прослезилося.

Прослезилося – и дрожал листок,

И дрожал  листок:

- Жаль... да вышел срок.

Не дождалась голодная семья своего кормильца. После гибели Созонтия Афанасьевича моя бабушка Анна Васильевна вынуждена была продать дом за мешок зерновых отходов. Спасая детей от голода, тяжелобольная, она отдала этот мешок машинисту паровоза, чтобы увезти детей к старшей дочери Анастасии в Барнаул. Анастасии в городе не оказалось, т.к. она поехала в деревню менять вещи на хлеб и там тяжело заболела тифом. Бабушка вскоре после приезда в Барнаул, измученная голодом и болезнями, умерла в начале 1922 года. Девятилетней девочкой мама осиротела, оказалась в чужом городе без крыши над головой.

- Бывало так, ночь надвигается, а я не знаю, где голову преклонить. Голодная, полуодетая, дрожа от холода, в своих скитаниях она часто вспоминала ласковые, умелые руки своей мамы, сытый стол родительского дома, теплое лоскутное одеяло. Потому наверное, память ее все это бережно хранила. Хранила до последнего часа, как самое дорогое.

Какова же дальнейшая судьба ее родительского дома? Новый хозяин перенес его к рынку (последние годы он находился по ул. Климова, дом. 65). Весной 1987 года, в день рождения моей мамы Марии Созонтовны, во время прогулки запечатлела ее на фоне дома, где она была рождена в 1912 году (первый этаж, комната у последнего окна).

Мария Сазонтьевна Подкорытова, 1987 год. Фото Подкорытовой Л.Г.

В 80-е годы в доме находилась мастерская по производству похоронных венков, надгробных памятников, резка стекла. Перед майскими праздниками 1990 года, когда капитальный ремонт шел уже к завершению, дом погиб в пламени пожара. Так трагически оборвалась вековая жизнь дома. Ушла в небытие еще одна дорогая примета прошлого семьи моего деда Созонтия Афанасьевича Гладкова.