Зауральская генеалогия

Есть у сибирских казаков один особый праздник. Его стали отмечать лишь на исходе истории Войска – в 1920-м году, да и то, лишь ушедшие в Приморье бойцы. Это – 9 сентября, день «боя под Островкой». Оставшиеся в Советской России сибирцы такого праздника, разумеется, не знали. Тем не менее, ушедшее «в отступ» Войсковое Правительство, решило отмечать этот день ежегодно всем уцелевшим сибирцам. Что же за событие, так врезалось в память казаков?

Шел грозный сентябрь 1919-го года. По всему Зауралью бушевало последнее наступление Белых армий. Должны были принять участие в этой битве и сибирские казаки. Их Войсковой Сибирский казачий корпус, 6 сентября 1919 года выступил в поход из города Петропавловска. Впервые в истории Сибирского казачьего войска, оно собрало такую силу. Три дивизии шли единой колонной одна за другой. Корпус перебрасывался на левый фланг армии. Хмурые, чубатые казаки, плотными рядами ехали по улицам раскинувшейся под горою Петропавловской станицы. 2-я Сибирская казачья батарея двигалась в общей колонне с полками 4-й и 5-й Сибирских казачьих дивизий. Четыре орудия и четыре зарядных ящика с номерами и ездовыми, стройно шли по главным улицам города. С Крепостного бугра, перед ними как на ладони раскинулась степь, с тополями в поселках украинских переселенцев, мазаными хатами под соломой и колодезными журавлями. Круто спускаясь вниз, сотня за сотней вступали на качающийся настил городского моста. Молодые, лишь недавно гулявшие по степи и вот-вот лишь объезженные казацкие кони, боязливо косились на серые волны Ишима, фыркали и встряхивали гривами от попадавших на них редких капель. В походном строю шли конные сотни в новых мундирах, в лихо заломленных фуражках с выпущенными по обычаю чубами. Пестрели флажки на пиках, в воздух подлетали конские хвосты бунчуков. Каждый казак нес на себе 250 боевых патронов. Часть их была в патронташе, часть в торбе. В сумах же и полный комплект тяжелых казенных подков на четыре ноги. Где-то привязан медный котелок. Две пары белья вложены в седельную подушку. За рекой, на кургане, впереди полковников и конвоя, стоял под Войсковым знаменем комкор Иванов-Ринов, наблюдая за движением полков. Он был хорошо виден всем, как влитой, в зеленой рубахе – «ермаковке», на серебристом коне, царапающем копытом землю. Вот позади, остались последние петропавловские дома. Корпус двигался старинным казацким трактом, что словно тонкая нить, протянулся от Троицка до Омска. Охваченная осенним багрянцем листва тихо шелестела над головами людей и коней. Сорванные ветром листья шуршащим ковром стлались под копыта лошадей. Настроение у казаков было приподнятое. Стараясь перещеголять, друг друга, сотни пели любимые песни, вперед и по бокам колонны, были высланы дозоры.

Путь лежал вдоль речных берегов, в сторону казачьего поселка Боголюбово. Постепенно, погода ухудшилась, пошел нудный осенний дождь, который уже через четверть часа, промочил у всех насквозь шинели. В Боголюбово объявили дневку. Артиллеристы бросились подгонять конную амуницию, чистить стволы орудий, проверять прицельные приспособления... Наконец-то, прекратился и дождь, выглянуло солнце. Однако недолго его лучи радовали бойцов, вечером дождь полил вновь.

Тем временем, по петропавловскому тракту и раскинувшимся на нем казачьим станицам и поселкам, катились на восток полки ударной группы двух красных дивизий. К полудню, колонна шедшего в авангарде 43-го красного полка, под командованием будущего маршала и полководца В.И.Чуйкова, подошла к окраине поселка Кабанье. Улицы были пусты. Кругом виднелись «…саманные дома с узкими оконцами, земляные полы, плоские крыши. Здесь мы встретили только детей, женщин и стариков. Все взрослое мужское население ушло с белыми. Жители относились к нам враждебно, не хотели даже отвечать на наши вопросы, многие прятались по погребам и на гумнах. В каждом дворе вороха пшеницы, по 10-15 коров и стадо баранов. В домах множество икон, портретов царей, которыми были увешаны стены. Достаточно было посмотреть на фотокарточки, висящие пониже царских портретов и становилось ясно, что тут живут казаки. Чубатые, бородатые, с моложавыми лицами, с крестами и медалями…». Бойцы помрачнели, многие с ненавистью посматривали на большие крестовые дома, смотревшие на улицу пустыми глазницами окон. Вечером, комиссар полка записал в донесении: «…отношение красноармейцев к казакам скверное. Красноармейцы убеждены, что казаки всячески вредят и нападают. Говорят об отраве и стрельбе казачек из окон в красноармейцев». После обеда и дневки, в уже сгущающихся сумерках, Чуйков повел своих бойцов дальше, по дороге на казачий поселок Казанка. Где-то там впереди, уже должен был находиться 45-й красный полк. Двигаясь впереди колонны, лихой комполка несколько раз выскакивал с отчаянными полковыми разведчиками в степь, откуда из темноты, звучали редкие выстрелы. Небольшие казачьи разъезды, почуяв опасность, мгновенно скрывались в темноте. В один из таких бросков, конь Чуйкова на полном скаку угодил в канаву, выбросив всадника из седла в ледяную воду. Правее по тракту, наступали основные части ударной группы. Оттесняя оборонявшийся здесь 34-й Оренбургский казачий полк, красные 44-й, 310-й и 312-й полки к вечеру вошли в станицу Пресновку.

Командовавший белыми войсками генерал Константин Сахаров хорошо понимал всю опасность этого продвижения красных полков вдоль линии петропавловского тракта. Он писал: «…сильную группу войск, большевики двинули на юго-восток, чтобы обойти фланг … и ударить в тыл моей армии. Движение их было очень быстрое, надвигалась для нас опасность, не только потерять все результаты первого успеха, но снова попасть в прежнее положение обороны, прикрытия своего тыла и вечной опасности…». Белый командарм осознавал, что оборонявшая тракт Партизанская группа, состоявшая всего лишь из трех оренбургских казачьих полков, не сможет сдержать наступающую массу красной пехоты с пушками и пулеметами. Необходимо было срочно разработать операцию по уничтожению противника. И тогда, 11-я Уральская дивизия, была развернута для нанесения удара на юг, в левый фланг двигавшейся по тракту красной ударной группы. С другой стороны, из степей, атаковать должен был Сибирский казачий корпус. К исходу 6 сентября 1919 года, сибирцы сосредоточились в долине реки Ишим, в районе станиц Боголюбово, Новоникольская и села Явленное. Три казачьи дивизии с конной батареей широко расположились биваком. Ночь озарили сплошные костры, фырканье коней, гомон и даже песни.

Едва зорька осветлило небо, как сигналы труб подняли лагерь. Корпус двинулся к фронту форсированным маршем, делая по 60 и более верст в сутки. В степи заклубились облака пыли. Шесть конных полков длинной лентой в колонне по три, широкой рысью двигались на запад.

Фото: казачья конница в походе (снимок периода Первой мировой войны, с сайта http://army.lv)

5-я Сибирская казачья дивизия, под командованием войскового старшины П.П.Копейкина, с 2-й Сибирской казачьей батареей, шла от станицы Боголюбово прямо на запад, по направлению на казачий поселок Кладбинку. Дул холодный восточный ветер. Было серо и неуютно. Участник тех событий офицер Красноусов вспоминал об этом переходе: «моросит осенний дождь, дорога — сплошное болото, и кони, и люди промокли насквозь. Настроение хмурое, не слышно песни, хотя запрещения петь не было, так как противник еще довольно далеко от нас. Порядок движения в батарейной колонне поддерживается образцовый...». Не задерживаясь в Кладбинке и лишь подкормив лошадей, дивизия двинулась далее на поселок Новорыбинку, где к вечеру 7 сентября 1919 года остановилась на ночлег. Впереди, уже слышались орудийные выстрелы и виднелись белые шрапнельные разрывы. До следующей по тракту станицы Пресновки было 16 верст и там уже был враг. Основные силы корпуса – 3-я и 4-я Сибирские казачьи дивизии, под началом Войскового Атамана Иванова-Ринова, шли южнее тракта. Конные сибирцы, с полными седельными вьюками, в серых шинелях, на крепких мохнатых лошадях следовали на запад. За ними шли двуколки нагруженные мешками и фуражем. Они должны были перерезать линию тракта западнее стоявших в Пресновке красных полков, отрезав им пути отхода.

Схема разгрома красной ударной группы у ст.Пресновка.

8 сентября 1919 года, начались бои по разгрому ударной группы красных. Первой, удар нанесла 11-я Уральская дивизия при поддержке 2-й Оренбургской казачьей бригады. В яростных боях у озера Филатово и казачьего поселка Лапушки, они вдребезги разгромили наступавшие севернее тракта 43-й и 45-й красные полки. От полка Чуйкова остался только один батальон, а из 45-го полка спаслись лишь единичные люди.

Теперь, главные события развернулись у станицы Пресновка. В живописной долине между озерами, раскинулась эта, одна из старейших казачьих станиц. Огибая берега, лежали широкие улицы с добротными, утопающими в дремучей зелени садов казачьими куренями. В центре – просторная площадь-майдан, с вымахавшей выше тополей церковью. Если подняться по узенькой каменной лесенке на колокольню, взору открываются выжженная летним зноем полынная степь, с уходящей в зелень перелесков прямой, словно по шнуру отбитой, лентой старинного шляха.

Но в тот день 8 сентября 1919 года, не звонил церковный колокол, тихими и пустынными стояли улицы. В станице враг. Два батальона красного 312-го полка занимали казачий поселок Новомихайловку, лежащий в одном километре южнее Пресновки, протянув свой правый фланг до озера Харитоново. Сейчас его уже нет, этого небольшого казачьего поселка. Постепенно разрастаясь, сомкнулись новомихайловские улицы с пресновскими. В самой станице остановился 310-й полк, а чуть восточнее ее, расположился на позиции 44-й полк. По приказу, все они должны были наступать на Новорыбинку. Однако, едва выступив, на рассвете по тракту, 310-й и 312-й полки в трех километрах восточнее Пресновки наткнулись на 34-й Оренбургский казачий полк и 5-ю Сибирскую казачью дивизию. Остановив бойцов, командиры отвели полки обратно к Пресновке, где заняли оборону с южной и юго-восточной окраины. Около 10 часов, у станицы показались первые казачьи разъезды. Конные разведчики, заслоняясь от пробивавшегося сквозь тучи солнца, увидели золотые купола станичной церкви. Отчетливо рисовались очертания деревянных домов, сады, колокольня. Небольшие, сторожкие кучки всадников сновали по степи, то приостанавливаясь, то во всю прыть под выстрелами мчась по сверкающим лужам. Их накапливалось все больше, они смелее приближались, спешивались и, кладя коней, обстреливали передовые заставы. Внезапно, у стоявших в Пресновке полков, пропала связь с остававшимися в тылу штабами. Почти сразу же, дошли тревожные слухи о разгроме ушедших на север полков Чуйкова и Матвеева. Слухам верили и не верили, тревожно вглядываясь с окраины в мелькавших всадников. Внезапно загремела казачья артиллерия. Стала рваться шрапнель, засыпая людей осколками. Становилось все более очевидным железный охват, совершавшийся с неодолимой силой. Вскоре разрозненными группами, в Пресновку стали прибывать красноармейцы разгромленных 43-го и 45-го полков. Смертельно уставшие, белеющие повязками свежих ран, бойцы, запекшимися от жары и похода губами рассказывали, как внезапно, со всех сторон, налетела на них свежая вражья сила, как погибли или были схвачены командиры и, как теряя товарищей, небольшими группами, не останавливаясь даже, чтобы помочь упавшим, пришлось им пробиваться от перелеска к перелеску, брести камышами озер, да изнемогая, бежать раскинувшимися степями, спасаясь от гулкого топота копыт за спиной, да неминуемой смерти от сверкающей стали. Эти рассказы тревожили слушателей, а тем временем, казачьи орудия громыхали весь день, посылая на станицу все новые и новые смертоносные «гостинцы». Вскоре, из лежащего западнее в тылу поселка Островка, в станицу один за другим стали прибывать перепуганные обозы, а с ними и штаб комбрига Строганова. С их слов, в тылу уже тоже были казаки.

К вечеру, даже невооруженным взглядом, стал заметен подход к Пресновке новых частей противника. С северо-востока, станицу окружила 11-я Уральская дивизия, с востока подошли 2-й и 5-й Оренбургские казачьи полки, а с юга - обступила 5-я Сибирская казачья дивизия. Непрерывно подходили полки, погромыхивая, подтягивались батареи. Грозно и тесно шли пехотные батальоны, прибывали все новые и новые казачьи сотни. Все гуще скапливалась сила. Огромное темно-оранжевое солнце садилось во мглу, поднятую где-то за горизонтом копытами казачьих полков. На равнину надвигалась ночь.

Но еще до захода солнца, вечером, из степи, покатилась на Новомихайловку неровная полоса, с мгновенно вспыхивавшими узкими взблесками. Это пошел в атаку 14-й Сибирский казачий полк, с летящим впереди, на высоком вороном коне начдивом П.П.Копейкиным. Земля в самой утробе своей, тяжело наполнилась конским топотом. Казачья лава, сжимавшая в руках не знающие пощады поблескивающие шашки, ворвалась в поселок. Стоявшие здесь четыре роты 312-го полка быстро отошли в Пресновку. Возможно, какая-то часть красноармейцев, очевидно из числа находившихся у озера Харитоново, были отрезаны от своих и стали отходить на юг. Вероятно, именно с ними и столкнулся в ночь с 8 на 9 сентября 1919 года в одной из деревень штаб Иванова-Ринова. По свидетельству очевидца: «При начале обходного движения, Иванов-Ринов спокойно ночевал со штабом в одной деревне, как вдруг туда случайно, подошла отступавшая красная часть. Обе стороны были удивлены и напуганы. Казаки отступили, красные боялись преследовать, не понимая, что происходит...».

В это время, 3-я и 4-я Сибирские казачьи дивизии шли по степи на запад, по бугорчатой безлесой местности. Далеко на юг раскинулась безбрежная, кое-где солончаковая степь. Длиной лентой тянулась по ней конница, с реявшими над колонной разноцветными значками сотен. Сверкали серебром полковые трубы. На хороших лошадях «киргизской» породы ехали казаки, одетые в серые шинели и фуражки войскового цвета. Полки шли широкой уставной рысью, держа равнение, дистанцию и строй – словно в мирное время. Всю дорогу, моросил мелкий нудный осенний дождь. Гонимые ветром капли воды, били прямо в лица, защищенные от дождя суконными башлыками. Все при шашках и винтовках, через грудь – патронташи. К вечеру 7 сентября 1919 года, корпус вышел в район украинских переселенческих поселков Святодуховка, Петровское и Богдановское. На следующий день, предстояло столкнуться с противником. Комкор приказал вволю кормить коней и хорошо осмотреть подковы, пополнить огнеприпасы. Командиры хотели дать своим бойцам отдохнуть перед боем, для многих может быть последним. Корпус ночевал в степи. Стояла тихая звездная ночь. Воздух был напоен полевым ароматом. Далеко по степи раскинулись полковые бивуаки. Ни песен, ни гармошек не слышалось по сотням. Тихо разговаривали о предстоящей битве, на которую съехались такие крупные конные массы. Мерцал в тучах слабый отсвет костров. Казаки и офицеры спали, раскинувшись на бурках или закутавшись в шинели, подложив под головы подушки седел. Кругом фыркали стреноженные кони, да догорали красноватыми углями огни.

Вечером 8 сентября 1919 года, казачьи батареи начали обстрел Пресновки, уже и с юго-западной стороны. Было ясно, что станица окружена. Комбриг Строганов и начальник штаба 2-й бригады Датюк спешно строили оборону. По их приказу, 44-й полк занял позицию на северо-восточной окраине станицы. На восточной окраине, раскинулись цепи 310-го полка. Отошедший из Новомихайловки батальон 312-го полка, был поставлен на южной окраине. К восьми часам вечера, в станицу медленно втянулись 1-й и остатки 2-го батальонов 43-го полка под командованием Чуйкова с двумя орудиями. Это было все, что осталось от его полка. От Лапушков, прибыли еще два орудия и одиночные бойцы 45-го полка.

В итоге, к вечеру 8 сентября 1919 года, в Пресновке собралась внушительная сила:

1) штаб 3-й бригады 5-й стрелковой дивизии, под командованием комбрига Строганова, начальника штаба Иллейко и комиссара Горячкина - 8 командиров, 9 писарей и 123 красноармейца, в том числе 60 штыков.

2) 1-й, остатки 2-го и 3-го батальонов 43-го стрелкового полка, под командованием Чуйкова и комиссара Юсупова - около 250 штыков.

3) 44-й стрелковый полк, под командованием Филатова и комиссара Борзова - три батальона, 9 рот, 45 командиров, 6 ординарцев и 737 солдат, в том числе 374 штыка и 9 пулеметов.

4) управление 2-го легкого артдивизиона 5-й дивизии, под командованием Крайского и комиссара Емельянова - 6 командиров и 124 солдата.

5) 4-я легкая батарея, под командованием Французова - 4 трехдюймовых орудия, 5 командиров, 2 врача, 196 артиллеристов, 228 нестроевых.

6) 5-я легкая батарея - 4 трехдюймовых орудия, 5 командиров, 2 врача, 195 артиллеристов, 225 нестроевых.

7) 310-й стрелковый полк, под командованием Рякина и комиссара Раевского – три батальона, 8 рот, 73 командира и 1251 солдат, в том числе 758 штыков и 12 пулеметов.

8) 312-й стрелковый полк, под командованием Трехсвятского - 4 роты.

9) 2-я легкая батарея 35-й стрелковой дивизии, под командованием Романа и комиссара Панова, - 4 трехдюймовых орудия, 217 человек, 2 пулемета.

Итого, объединенные силы красных насчитывали около 1700-1800 штыков, свыше сотни сабель, несколько десятков пулеметов и 12 орудий. Это была грозная в тех условиях сила.

Вечером, состоялся военный совет. Присутствовали все командиры. По воспоминаниям Чуйкова, совещание вел начальник штаба 2-й бригады 35-й дивизии Николай Селиверстович Датюк, недавний выпускник Академии Генерального Штаба. Здесь же находились командиры полков и работники штаба 3-й бригады. Пикантность ситуации состояла в том, что формально старшим по должности был комбриг Строганов, однако части 2-й бригады 35-й дивизии в его прямом подчинении не находились и кроме того, были намного многочисленнее своих соседей. Когда все собрались, Датюк обрисовал сложившуюся обстановку. С его слов, находившиеся в Пресновке полки оказались в окружении, а противник наносил удар по правому флангу армии. Обсуждение сразу приняло бурный характер. По свидетельству Чуйкова, «…разгорелся спор, что же делать дальше. Наступать на восток не имело никакого смысла. Оставаться на месте, то есть в окружении, или отходить в тыл, навстречу к своим подходившим резервам? Мнения разделились».

Датюк предложил укрепить Пресновку и обороняться в станице «… до последней возможности, до восстановления связи со штабом 2-й бригады 35-й дивизии и 307-м полком…Командиры из 35-й дивизии утверждали, что отход подорвет моральный дух войск. Комбриг Строганов, своего мнения не высказывал. Когда спросили меня, то я решительно высказался за то, что бы используя ночное время, немедленно начать отход. Я считал, что окружившая нас белая конница, не является серьезной опасностью. А вот если подойдет пехота с артиллерией, тогда мы, будучи отрезанными от своих тылов, попадем в еще более тяжелое положение. Ночной отход, по моему мнению, давал нам возможность не только вырваться из окружения, но и серьезно поколотить белых. Совещание шло два часа, мы теряли драгоценное время. Для меня это было особенно утомительно, температура не спадала ниже 38 градусов. В конце концов, комбриг Строганов сказал мне, что Филатов вывихнул ногу и предложил мне возглавив оба полка, организовать ночной прорыв на Островский».

В этих будничных фразах, скрыто беспрецедентное решение комбрига Строганова – бросить полки 35-й дивизии в Пресновке и идти на прорыв самостоятельно. Это было грубейшей ошибкой, серьезным просчетом комбрига. Перед лицом окружившего со всех сторон многочисленного врага, были ослаблены и уходящие, и остающиеся красные части. Сам Строганов, впоследствии даже отрицал принятие им такого решения. Он утверждал, что части 35-й дивизии, были оставлены в станице лишь для прикрытия тыла, пока уходящие на прорыв полки не займут Островку, после чего, якобы так же, должны были идти на прорыв. Однако, даже штаб 35-й дивизии считал, что его полки были просто преступно брошены.

К утру 9 сентября 1919 года, в Пресновке остались лишь 310-й полк и батальон 312-го полка, со своими обозами, а так же вставшая на станичной площади четырехорудийная 2-я батарея. По приказу Строганова, в станице была оставлена и 4-я батарея 5-й дивизии. Накануне, она сделала большой переход, ее кони были измотаны и идти без отдыха в новый ночной марш, просто не могли. Батарею поставили на западной окраине Пресновки. Насыщенные холодом тучи ползли над станицей, ветер подхватывал пыль, вихрями застилая деревянные дома. Заколоченные магазины, замкнувшие ставни окна, опустевшие после ухода полков 3-й бригады улицы.

Таким образом, все условия для трагедии, были созданы самими участниками. И оставалось лишь первым лучам солнца посеребрить землю, как наступил кровавый финал. Около 9 часов утра, белые начали атаку станицы.

План наступления, предусматривал атаку станицы с трех сторон, согласованным ударом. С юга - 5-я Сибирская казачья дивизия, при поддержке огня 2-й Сибирской казачьей батареи; с востока - 34-й Оренбургский казачий полк, при поддержке огня 3-й батареи 12-го Сибирского артдивизиона, с северо-востока и с севера - 11-я Уральская дивизия с 5-м Оренбургским казачьим полком, при поддержке огня всего 11-го Уральского артиллерийского дивизиона. 2-му Оренбургскому казачьему полку, было приказано охранять фланги. Одновременно, основные силы Войскового Сибирского казачьего корпуса, должны были зайдя с юга ворваться на петропавловский тракт западнее Островки. Туда же, с севера из Казанки, наступал 43-й Верхнеуральский полк. Этим маневром, красная группировка окружалась, а ее главная коммуникация — тракт, перерезалась. Тем самым кольцо замыкалось.

Бой за Пресновку, при всей его жестокости, был отнюдь не долгим. Лежащая на тракте станица, с красивой церковью, торговыми лавками, магазинами, почтой и школой, располагалась между двумя находящимися с юга и запада озерами. Южное озеро назвалось Питным, северное – Мочище. За озером Питным с юга, лежал поселок Новомихайловка. С востока, находились еще два озера, за которыми тянулись леса. По оценке белых офицеров, позиция красных у станицы, имела почти неприступный характер. На открытой на два километра местности, шли три ряда окопов, создававших некое подобие полевого редута. Накануне, на плоской бурой равнине копошилось множество людей. Одни кидали землю, другие вбивали колья, тянули колючую проволоку, укладывали мешки с песком. В некоторых местах, для маскировки позиций, к кольям впереди окопов, были даже привязаны конфискованный у казаков скот. Все подступы к станице простреливались от крайних домов.

Со слов прибывших с утра разведчиков, станица была окружена со всех сторон, а в тылу, со стороны Островки, разъезжали усиленные казачьи разъезды. Узнав про это, красноармейцы 310-го полка упали духом. Лишь недавно, весь штаб их бригады, во главе с бывшим комбригом Котоминым, перебежал к противнику. Этот эпизод запомнился. Среди бойцов пошли разговоры что вновь, как уже случалось, командование их подвело, а возможно, даже умышленно завело на верную гибель. Стало стремительно распостраняться недоверие к командирам и полк прямо на глазах, стал терять боеспособность. Ни комиссар полка Раевский, ни военкомы рот и батальонов, справиться с этой ситуацией не могли. Вдобавок, противник стал явно готовиться к атаке. Невдалеке, на опушках лесов, появлялись группы казаков строящихся в ряды и размахивающих обнаженными шашками. Рякин, оглядывая в бинокль равнину, видел, как съезжались и разъезжались конные сотни, перестраивались, открыто и нагло. Опытным глазом он определил, что это свежие части. Над седой от ковыля равниной горнисты играли «зорю», поднимая на бой казачьи полки. С юга были видны огромные скопления конницы. Много сотен всадников, выезжало из-за перелесков, поднимая пыль, озаренную косым солнцем. В окопах все замерло, все насторожилось. Бойцы поднялись, сжимая винтовки, и с тревогой смотрели вдаль. На рысях, казачьи сотни стали быстро разворачиваться в лаву. В ее гуще плеснуло атаманское знамя. Наступили предшествующие бою минуты, короткие и исполненные огромного внутреннего напряжения. Завидев окружавшую их со всех сторон конницу, красноармейцы запаниковали. Одновременно, загремели вдали орудия. На красные окопы обрушился целый град снарядов. Повсюду слышался острый свистящий звук, порою даже было видно, как снаряд тяжело падает, поднимая черный столб пыли. Сквозь грохот, слышался иногда дикий вскрик, да вместе с комьями рванувшейся ввысь земли, взлетало вверх тележное колесо или разорванная в клочья солдатская шинель.

Еще не успела осесть поднятая в воздух разрывами земля, как вся равнина уже колыхалась от двигающихся войск. Подняв головы, бойцы увидели выходящие с северо-востока, из-за лесов, цепи 44-го Кустанайского и 42-го Троицкого полков. Шли в несколько рядов, уставя штыки. Развивались высоко поднятые полковые знамена. Позади пехоты, колыхались черные массы развернувшихся в лаву казачьих сотен. С востока, на равнину выходили цепями еще около двух спешанных казачьих сотен.

Одновременно с юга, из поселка Новомихайловка, вылетели лавой 13-й и 14-й Сибирские казачьи полки. Они карьером понеслись по степи, блестя на солнце шашками. Видя мчащиеся со всех сторон казачьи лавы, а так же идущих во весь рост, почти без выстрелов, безостановочным и стремительным шагом стрелков-уральцев, красноармейцы бросили позиции и в панике побежали в станицу. В основном, это были недавно мобилизованные крестьяне Вятской губернии, влитые в количестве полутора тысяч человек, в полки дивизии. Они еще не свыклись с боевой обстановкой и едва ли не первым их уроком в этой суровой школе, стала встреча с опытной и хорошо обученной казачьей конницей. Командовавший 310-м полком, бывший штабс-капитан Николай Васильевич Рякин, бросился к стоящей на станичной площади 2-й легкой батарее. Он лично указал направление стрельбы и по команде командира батареи Романа, все четыре орудия один за другим, выпустили навстречу атакующим огненные смерчи. Над степью за станицей, как комки ваты, повисли в воздухе высокие разрывы шрапнели. Но остановить бегущих, это уже не могло. Лишь часть бойцов, командирам и комиссарам, удалось задержать на окраине станицы, однако хорошо укрепленные позиции за околицей, были фактически брошены. Сами белые, объясняли это массовое бегство и сдачу в плен красноармейцев тем, что значительная часть пополнения, была настроена к красным враждебно и стремилась сдаться в плен. О какой то, «гнездившейся в частях измене…», осторожно упоминали и красные летописцы.

Почти не встречая сопротивления, казаки и уральцы, лава за лавой, цепь за цепью, ворвались в станицу, занимая окраину и стремительно прорываясь к станичной площади и озеру. Конная лавина, напоенная хмелем победы, со страстной яростью проскочила первые сады и влилась на улицы. Распаленные боем казаки, сшибали конями и со свистом рубили направо и налево, всех попадавшихся навстречу. Тяжелыми неумолимыми ударами срубали каждого, не успевшего вскинуть вверх руки. Не щадили даже мобилизованных обозных крестьян, сидевших на подводах со своими лошадьми. По всей станице со свистом опускались клинки, заливчато строчили прямо вдоль улиц пулеметы. Все, что попалось под клинки катящимся по улицам казачьим лавам – было порублено.

Будущий генерал В.Ф.Рыжиков, а тогда еще простой красноармеец 310-го полка вспоминал: «…казаки с обнаженными шашками и солдаты со штыками наперевес, гонялись за убегающими или в паническом страхе ищущими убежища красноармейцами. Везде валялись бесформенные, изрубленные казаками трупы. …Казаки поймали комиссара 310-го полка, который всеми силами пытался приостановить панику, сорвали с него верхнюю одежду, били нагайками, отрезали уши и нос, и живым зарыли в землю». Так погиб один из убежденных сторонников Советской власти, бывший прапорщик Кирилл Осипович Раевский.

Попавшего в плен комиссара 1-го батальона Ржавина, называвшего себя рядовым бойцом, выдал один из красноармейцев, желая спасти этим свою жизнь. Военком был тут же выведен из толпы пленных и у всех на глазах расстрелян. Умер он достойно. Стоя у стены, Ржавин мужественно крикнул: «меня вы расстреляете, но победа будет за нами». Труп комиссара, был изрублен шашками на куски. Надо отдать должное: даже при повальной панике и бегстве бойцов, командиры 310-го полка старались организовать сопротивление. Наспех собранные ими отряды засели за углами домов, пытаясь пулеметным и винтовочным огнем отбросить наседавшую конницу. В одной, из такой групп, с револьвером в руках, отстреливаясь до последнего патрона, погиб зарубленный шашкой помощник командира полка Мочалкин. Еще и в наши времена, пресновские мальчишки находят порой следы того трагичного боя – обломки сломанных в яростных схватках винтовок, да густо усыпавшие берега озера гильзы, с потемневшей от времени иностранной маркировкой.

По рассказу другого очевидца: «… казаки появлялись группами, с обнаженными шашками, ярко сверкавшими на солнце. Жертв была масса с обеих сторон. Малое количество бойцов поддалось панике, некоторые поднимали руки вверх и подскакавшие казаки, рубили трусов. Погиб командир 4-й роты Черников, бросаясь в яростные атаки и схватки с казаками … Из 100-120 членов партии и сочувствующих, в живых осталось 40-50 человек. Погибли Васильев, Замтур, Мещерский, адъютант Пластинин, Дружнов, командир роты Шумилов». Был убит и командир 312-го полка Трехсвятский.

Всякое управление было потеряно. Толпы красноармейцев стремительно убегали мимо площади, по огибающей озеро главной станичной улице на Новомихайловку. Низенькие лохматые казачьи кони, наметом стлались за ними по улицам. Далеко был слышен свист клинков, вой, топот. По рассказу комиссара 2-й батареи Панова, заметив бегущих, за ними в беспорядке бросились удирать и многочисленные обозы. Все подводчики, сколько ни было кнутов, стали отчаянно хлестать лошадей. Лошади рванулись и в ужасе храпя понеслись по улицам, вытянув шеи, прижав уши. В бешено крутящихся клубах колесной пыли, нестерпимо дребезжали подвешанные ведра, слышалось отчаянное улюлюкание. По рассказу артиллериста 1-го орудия 2-й батареи Пакалева, он сидел на резервном зарядном ящике и внезапно увидел несущиеся по улицам в беспорядке повозки, бегущую за ними пехоту и нахлестывающих лошадей всадников. Вскочив на фуражную повозку, Пакалев вместе с ездовым Квашечкиным, также присоединился к отступающим. Фуражир 2-й батареи Пименов, распряг одну из лошадей и, бросив повозку, верхом устремился за бегущей пехотой. Так поступили почти все обозники. На фоне общей паники, лишь квартирмейстер 310-го полка Александр Артемьевич Попов не растерялся, не бросил, а бережно вывез на пяти повозках, хранившиеся в обозах 1-го разряда 53000 патронов, чем дал возможность вырвавшимся из станицы красноармейцам отстреливаться, раздавая боеприпасы прямо на ходу. Обозы, как и бегущая в панике пехота, всегда были любимой целью атак для конницы. Перейдя в полевой галоп, казаки вынув шашки атаковали эти скопления повозок и красноармейцев, врезаясь в их самую гущу.

Стоявшая в северо-западной части Пресновки 4-я легкая батарея 5-й дивизии, видя крах обороны, успела сняться с позиции. Но на западной окраине станицы, все четыре трехдюймовки, были захвачены преследующими уральцами. Увидев неизбежность пленения, артиллеристы успели вынуть замки из орудий и выбросить их в озеро. После чего, около половины бойцов с командиром батареи Французовым, его помощником и комиссаром бросились бежать на Островку. От всей батареи уцелел лишь обоз, который, отстав еще три дня назад, застрял где-то в тылу. Положение же, стоявшей в самом центре станицы 2-й легкой батареи 35-й дивизии было безвыходным. По рассказу ездового 4-го орудия Недужева, все орудийные передки батареи, вместе со старшиной Михайловым убежали. Теперь, вывести ее орудия было просто не на чем. Да и в суматохе общей паники, приказа к отходу батарея так и не получила. Промедлив на позиции, артиллеристы вскоре не могли даже подвести передки к орудиям, так как со всех сторон, на улицах показались конные казаки. Оставалось лишь как можно дороже, продать свои жизни. Командовавший батареей эстонец Самуил Роман, уроженец Псковской губернии, Холмского уезда, села Алексеевского, приказал опустить стволы орудий на прямую наводку и открыть огонь картечью прямо вдоль улиц. Никто не отступал. Замковые номера, работая как автоматы, открывали замки, выбрасывая стреляные гильзы, с еще догоравшим в них бездымным порохом. А замок, густо чавкая, уже принимал следующий снаряд и по команде «огонь!» - заряжающий дергал за шнур. Град картечи несся во все стороны. Вскоре, из проулков, перемахивая через плетни, на площадь выскочили конные и пешие казаки, бросившиеся рубить прислугу. Один из штыков ударил Романа в левый бок и упал. Упавший командир успел крикнуть «порти орудия!» и сразу же, был доколот на земле. Впоследствии, за мужественное поведение в бою, его посмертно наградили Орденом Красного Знамени.

Находившийся на батарее командир 310-го полка Н.В.Рякин, получил с размаху удар прикладом и упал. Бросившиеся к нему казаки, сразу же сняли с взятого в плен командира, все его новое хорошее обмундирование, оставив того буквально в нижнем белье. Затем, сильно избив Рякина прикладами, они повели его на окраину Новомихайловки, где у кладбища, сортировали и тут же расстреливали пленных. Казалось, судьба командира была предрешена. Однако, почти сразу же, конвойная процессия наткнулась на прорывающуюся из станицы группу красноармейцев 6-й роты, которые открыли на бегу огонь по казакам. В возникшей суматохе, Рякин босиком, без фуражки, в белой рубахе и кальсонах, подобрав с земли чей-то револьвер, бросился бежать. Тем временем, находившиеся на наблюдательном пункте комиссар Панов и помощник командира батареи Крупенников увидели, что казаки уже находятся на позиции. Оба побежали туда, где у орудий уже были слышны какие-то взрывы. Крупенников подобрал винтовку и бросился в рукопашную на казаков. Панов же, подбегая к батарее увидел быстро бежавшего навстречу командира 310-го полка Рякина. Решив догнать пехоту и организовать цепь для отбития орудий, они вдвоем бросились по улице. Забрав первую же попавшуюся подводу, комполка и военком нахлестывая лошадей поскакали к западной окраине станицы. Там кучками бежали красноармейцы. Обогнав их на подводе, Рякин с Пановым перегородили дорогу. Вместе с появившимся комиссаром бригады Топыркиным и начальником штаба Датюком, они стали останавливать бегущих, рассыпая их в цепь. Но, продвинуться обратно в центр станицы и отбить орудия, уже было невозможно. Группы уральских стрелков и пеших казаков сами наступали по улицам. Встретившись с красными, они открыли сильный огонь из винтовок. По станичным улицам залетали огненные смерчи, зашелестели над головой пулеметные очереди, то тут то там, поднималась пыль от ложащихся пуль. Теряя дыхание от бега, бойцы останавливались и стреляли вперед, где от дома к дому, перебегали темные фигурки людей. Откуда, пылью и вспышками хлестала навстречу смерть. Внезапно, во время перестрелки, с боку и с тыла от красной цепи, из переулков стали появляться группы казаков, грозя окружить обороняющихся. Оставаться дальше в станице было опасно и, бойцы, отстреливаясь, стали отходить вдоль улицы. За ними по пятам, ведя огонь из винтовок, шли преследуя стрелки-уральцы. В этот то момент, пулей и был ранен комиссар бригады Топыркин.

Вот и последние дома, станичная улица заканчивалась. Дальше, на несколько километров на запад, тянулась привольная широкая степь. За нею зубчатилась каемка леса. Преодолеть это расстояние, атакуемой со всех сторон красной пехоте, было невозможно. Оглядев бойцов, Рякин принял решение. Всем имеющим строевых коней, было приказано собраться вместе. Таких оказалось около 120 человек, почти половина из которых, были из команды конной разведки. Но были среди них и артиллеристы, которые смогли на лошадях отойти с позиции. В эту же группу, попал и отступавший на своем коне, макарьевский крестьянин Федор Церахто, со своим другом Иваном Блидаревым. Собрав всех, Рякин махнув рукой, указывая направление на левом фланге отходящего полка. Его надо было прикрыть, и подняв клубы пыли, конница ушла.

Тем временем, отбиваясь от наседавшего противника, остатки 310-го полка выходили из станицы. Комполка Рякин, разъезжал по цепи, воодушевляя бойцов. По свидетельству очевидца, - «…верхом, без седла и фуражки, без сапог, одетый в одно нижнее белье, он был похож скорее на пастуха, чем на командира». Едва бойцы вышли в степь, как часть их, под руководством командира 2-го батальона Преображенского, была направлена влево, в обход за озеро Мочище. Они должны были задержать казаков и прикрыть проход обоза по степи до леса. Другая часть красноармейцев, под командой самого Рякина, рассыпавшись в цепь приняла правее, прикрывая выходы в степь из Пресновки и Новомихайловки.

Скакавший в конной группе на левый фланг Федор Церахто, оглянувшись, внезапно увидел как с востока, из-за леса за озером, вырвалась огромная лавина казачьей конницы. Рассыпавшись широким фронтом, сверкая на солнце клинками, она с криками понеслась на отходивший по равнине полк. Другая такая же лавина, прорвалась за озерами с левого фланга. Завидев приближающихся казаков, вся конная группа красноармейцев, так и не выполнив ставшее теперь уже бессмысленным задание, бросилась уходить к лесу, где впереди виднелась узкая просека. Оглядывавшийся назад Федор Церахто видел, как «…казаки с восточной стороны, ворвались в расположение, рассыпавшегося по равнине полка и начался невообразимый рукопашный бой…». Огромная туча пыли встала над этим местом. В эту же свалку, из станицы бежали группы уральцев со штыками наперевес и пеших казаков с обнаженными шашками. В свою очередь, по шедшей наметом по степи красной коннице, с окраины станицы ударили винтовки и пулеметы. Скакавшие плотной кучкой красноармейцы были отличной мишенью. Сраженные огненным металлом, на полном скаку, то тут, то там, стали падать люди. Справа, на перехват группе, быстро понеслась казачья лава. Растянувшись, она напоминала длинную «змею», чья «голова» была жидка, а основная же часть, мчалась далеко позади. О том, чтобы принять конный бой, не могло быть и речи. Почти половина бойцов, была только с винтовками. У них не было ни сабель, ни пик. Нахлестывая коней, красноармейцы старались быстрее достичь опушки леса. У первых деревьев на краю просеки бойцы остановились, соскочили с коней, и еле переводя дыхание, немедленно открыли огонь из винтовок. Несколько скакавших впереди казаков были сбиты с лошадей, а остальные, задержав в замешательстве своих коней, отхлынули от леса. Однако долго, оставаться на опушке было нельзя. Было видно, как часть казаков двинулись лесом в обход. Вскочив на коней, вся группа бросилась вскачь по просеке на Островку. Одно за другим, по бокам мелькали деревья. Внезапно, на одной из полян, скакавшие бойцы лицом к лицу, столкнулись с казачьей полусотней. Не останавливаясь, словно стальной таран, конный клин смял и рассеял противника. Но оказалось, что здесь же на поляне, заняла позиции белая пехота. По скакавшей плотной куче всадников, практически в упор ударили винтовки и пулеметы. Падали бойцы, ржали раненные кони. Оставшиеся, прижавшись к гривам своих четвероногих друзей, стремительно пролетали под огнем поляну и скрывались в лесной чаще. Вот здесь то, когда опасность казалась, уже миновала, и подстерегло Федора Церахто несчастье. Едва сомкнулись за ним спасительные ветви деревьев, как одной из последних, пущенных просто наугад вдогонку пуль, любимый конь был убит наповал. Упав на землю, Федор тут же вскочил на ноги. Преследующие казаки, могли появиться в любую минуту. Заметив это, Иван Блидарев не бросил друга. Посадив Церахто к себе на коня, они вдвоем продолжили путь. И хотя в случае встречи с казаками, шансов уйти у друзей уже не было, однако «бог миловал». Пройдя около трех километров лесом, остатки конной группы, потеряв за время прорыва около тридцати бойцов, вышли на степную равнину. Кругом не было ни души, только позади еще клокотал, то замирая, то усиливаясь последними яростными вспышками бой. Там геройски умирал 310-й полк. Степью и перелесками, конная группа красноармейцев, среди которых было около десятка раненных, направилась к Островке.

Тем временем у Пресновки, двинувшаяся на левый фланг цепь бойцов, под командованием комбата Преображенского, едва успела обогнуть озеро Мочище, как сразу же столкнулась с казаками. Обнажив шашки, сотни развернулись в лаву и стремительно бросились в атаку. Заметив это, комполка Рякин повернул свою цепь и двинулся на помощь. Общими усилиями, открыв шквальный ружейно-пулеметный огонь, казаков удалось отбить. Смешавшись, те стали отходить. Однако вернуться обратно к обозам, красноармейцам уже не удалось. Со всех сторон, то тут то там, стали появляться группы казаков, которые бросались в атаки. Свирепо оскалив зубы, красноармейцы с каким то отчаянием, стреляли из винтовок во все стороны. И каждый раз, меткий ружейный огонь, заставлял казаков скрываться обратно в лесу. Стало ясно, что полк окружен со всех сторон. О спасении оставшегося позади обоза и штаба полка, нечего было и думать. Дорога на Казанку, была отрезана. Рякин, решил пробиваться на запад, на поселок Усердный. Для этого, надо было, прежде всего выбить занимавших опушку леса казаков. Объехав цепь, и теплым словом воодушевив бойцов, комполка пошел впереди всех, с револьвером в руках. За ним двинулись, держа винтовки наперевес, сосредоточенно-спокойные красноармейцы. Молодые лица строги, с тем незабываемым выражением озлобленной решимости, яростной ненависти. Это была атака напролом. Занимавшие опушку леса казаки, открыли сильный ружейный и пулеметный огонь. Упал раненный комбат Преображенский. Его подобрали и положили на подводу. Полулежа, он приказал ехать за цепью и продолжал командовать бойцами. Вот и опушка. Закричав «ура!», Рякин первым бросился в атаку. За ним, дружно побежали бойцы. Укрывавшиеся за деревьями казаки дрогнули, бросились в стороны, освободив дорогу. Прорвавшись, остатки 310-го полка стали спешно отходить перелесками на Усердное. После полудня подошли к поселку. Остановив бойцов, Рякин выслал вперед разведку. К великой радости оказалось, что в Усердном находится 307-й полк. Они прорвались, хотя первый же подсчет потерь, просто ужасал. По свидетельству Рыжикова, из всего полка вышло 182 человека, в том числе 147 штыков и 2 пулемета. Весь обоз и штаб полка, почта, около 10 пулеметов, а так же 754 бойца и командира попали в плен, либо погибли. 312-й полк потерял 229 человек. Целиком погибла 2-я легкая батарея, потерявшая убитыми и пропавшими без вести 185 человек. Из оставшихся позади обозов 2-й бригады, удалось вырваться лишь нескольким десяткам красноармейцев. Они отходили в сторону Островки. Скакавший на фуражной повозке артиллерист Пакалев, не доезжая полутора километров до Островки остановился. Уставшая лошадь дальше идти не могла. Бросив повозку, Пакалев и ездовой Квашечкин, присоединились к отходящей группе бойцов, из которых командиру 1-го батальона Колобродову, наконец-то удалось построить цепь, чтобы хоть как-то прикрыть отход. Все отступали. Повозки и все, что связывало бегство, просто бросалось по дороге. Ездовой 4-го орудия Недужев, подгоняемый слухами о настигающих казаках, бросил орудийные передки, выпряг из них лошадей и продолжил отходить уже верхом. Не доходя Островки, встретили окопавшихся красноармейцев 3-й бригады, которые заметив бегущих, так же спешно отошли к поселку. Было около 14 часов дня.

По донесению белого начдива Круглевского, в Пресновке, его стрелками-уральцами была захвачена целиком четырехорудийная 2-я батарея, с передками и зарядными ящиками, годная к немедленному действию. Кроме того, взяты знамя 310-го полка, документы штабов 310-го и 312-го полков, околоток и перевязочный отряд с санитарами и врачами, а так же до 400 пленных. В руки белых попали обозы 1-го разряда всех полков бригады с канцеляриями, не менее 20 пулеметов, а при преследовании, была взята целиком 4-я батарея, чьи орудия правда были без замков. Несмотря на такой разгром, командовавший полками 35-й дивизии Н.С.Датюк, был впоследствии награжден золотыми часами, за то, что отстреливаясь из револьвера, смог собрать остатки бежавших по улицам красноармейцев и пробиться с ними на Кабаний.

Вошедшим в Пресновку сибирцам, многие из которых были отсюда родом, предстали разгромленные дома беженцев-казаков, выбитые стекла, загаженные подворья и комнаты, расхищенные да разбросанные вещи, разгромленное станичное училище. Все носило печать непередаваемого варварства там, где только прошли советские войска. Снарядами, было повреждено несколько домов. У одного из них, была даже сбита крыша. Как всегда после боя, клокотанья и грохота, поражала внезапно наступившая тишина. Хаты и дома за палисадниками казались опустевшими. Дымилось пожарище. По всей станице поблескивали ружейные гильзы, валялись пулеметные ленты. В развороченных окопах по окраине, на улицах, во дворах и в палисадниках валялись покрытые мухами трупы. Доносились глухие стоны раненых. На улице в беспорядке стояли телеги. С окраины еще слышались отдельные выстрелы – это приканчивали последних пленных. У забора кучка солдат-уральцев пила молоко из жестяного ведра. Ужасную картину представляла утром станичная площадь. Заваленная убитыми и раненными людьми, павшими лошадьми, - площадь была вся залита кровью. Уронив постромки, стояли артиллерийские упряжки с зарядными ящиками и, как бы удивляясь тишине, задрали к облакам дула, четыре легких стройных орудия. С запада, то усиливаясь, то пропадая, еще продолжал доносится орудийный гром. А здесь, в безоблачное небо над пробитой снарядом колокольней уже взлетали голуби.

Фото: братская могила погибших в бою и расстрелянных красноармейцев 35-й дивизии, на западной окраине бывшего поселка Новомихайловка (снимок автора сентябрь 2007 года).

После разбора пленных, 80 командиров, комиссаров и коммунистов, были выделены и отведены на окраину Новомихайловки. Здесь за оградой кладбища, пленные сами вырыли себе могилу. В присутствии жителей Пресновки, среди которых был и будущий известный писатель Иван Шухов, состоялась казнь. Утреннее солнце освещало бледные, обтянутые лица пленных, их опущенные глаза и безжизненно висящие руки. Перед ними стояла кучка опиравшихся на винтовки стрелков и казаков. Они с тяжелой ненавистью смотрели на пленных. Те и другие молчали, ожидая. По команде вышедшего вперед офицера, щелкая затворами вжались плечами в ложа винтовок.

– Пли!

Не враз, торопливо ударили выстрелы. Раздались стоны, крики. Люди падали друг на друга, а шагов с десяти, плотно вжавшись в винтовки и расставив ноги, по ним стреляли и стреляли, торопливо щелкая затворами. Упали все. Смолкли стоны и выстрелы. Некоторые из расстрельщиков отходили, другие штыками добивали еще подающих признаки жизни. По свидетельству Федора Церахто, со слов одного из очевидцев, на публичных расстрелах в Пресновке, даже присутствовал сам командарм Сахарова.

А что же стало с частями комбрига Строганова, ушедшими в ночь, после памятного военного совета в Пресновке? За организацию их прорыва, взялся командир 43-го полка Василий Иванович Чуйков. Позднее он так напишет об этом: «…я верил в успех ночного марша…на западной окраине Пресновской, я собрал командиров и комиссаров, объяснил им обстановку, что мы окружены и что выход у нас один – пробиваться напролом. Мне ответили: «Командуй Чуйков». Боевой порядок двух полков, я построил в форме одного пехотного каре, на каждой стороне квадрата, было по развернутому в цепь батальону, обозы внутри, третьи батальоны полков, каждый со взводом артиллерии, двигались по обеим сторонам дороги. Конные и пешие разведки двигались со мной в головном батальоне…».

Поздним вечером, еще накануне разгрома, около 23 часов 8 сентября 1919 года, полки комбрига Строганова выступили на запад по тракту. Впереди лежала тихая ночная степь. Противника не было видно. Чуйков вспоминал: «более часа, наше каре из двух полков, двигалось без боя спокойно, я даже задремал сидя в рессорке». Повозки шли ось к оси, тесными рядами. С пушек, ползущих внутри вытянутого четырехугольника, были сняты чехлы. Но степь была глуха и непроглядна. Около трех километров, полки шли в тишине и вскоре приблизились к пересекающему тракт лесу. На опушке, передовая цепь внезапно столкнулась с казачьей заставой. При обычных условиях несения дозорной службы, движение идущей по степи колонны из более чем тысячи человек, с многочисленными повозками и громыхающими на ухабах орудиями, было бы, несомненно, услышано казаками издалека. Однако сторожевое охранение, проявило поразительную беспечность. Казаки развели далеко видимые в ночной степи костры и фактически бросили свои караулы. Полыхавшее пламя, вырывало из темноты мохнатые конские головы, бородатые лица людей, холодный блеск пантронташей и винтовок. Этой беспечностью и воспользовались красноармейцы. Под покровом темноты, они окружили гревшихся у огня казаков. Град пуль внезапно обрушился на беспечное охранение. Здесь же на месте, погибли боголюбовские казаки Суликов, Ржевин и Белоусов, а вся сторожевая сотня, около 100 человек и 30 лошадей, были взяты в плен. Однако, загремевшие в ночной тиши выстрелы, подняли тревогу. А там дальше, в роще пересекающей тракт, раскинулся бивак целого казачьего полка.

Чуйков вспоминал: «…Мы с ходу вышибли казаков из рощи. Они рассыпались, широкой лавой по степи, стремясь охватить наши фланги. Но у построенного квадратом каре, флангов нет и со всех сторон, было не менее батальона. Ведя огонь на ходу, мы упорно двигались вперед…». Отступая в лес, казаки пытались задержаться, прячась и обстреливая красноармейцев из-за деревьев, но в темноте, красная пехота сбивала их со всех рубежей. По свидетельству Чуйкова, «…во время одной из атак, казаки с тыла вклинились в каре и доскакали до обоза. Обозники начали отстреливаться в упор, с каждой телеги стали стрелять, и мне тоже пришлось разрядить по казакам, наган и кольт. В конце концов, казаки были перебиты, каре сомкнулось. Лошади убитых, некоторые с вьюками, долго носились в темноте по каре, пока их не поймали. У нас потерь почти не было, так как белые, действовали в конном строю и их огонь, не достигал цели. Наша пехота, стреляла более уверенно».

По рассказам пресновских старожилов, еще в 60-70-х годах, здесь в лесу, собиравшие грибы пресновские женщины наткнулись ужасные следы тех давних боев. На земле лежал скелетированный труп, в остатках воинского обмундирования и ремнях портупеи, со снесенным наполовину черепом. Чуйков продолжал вспоминать: «Наше движение с боем, продолжалось около трех часов. Когда мы подошли вплотную к Островскому, из окон домов, из сараев, загремели выстрелы, полетели ручные гранаты. Подскочив на коне к цепи и узнав в чем дело, я приказал развернуть два орудия и прямой наводкой с 200 метров, ударить по крайним домам, сначала гранатами, затем картечью». Позднее, в советское время, пахавший восточнее Островки поле тракторист, однажды вывернул плугом на поверхность целый трехдюймовых снаряд, облепленный землей и изъеденный пятнами ржавчины. Очевидно, его потеряли в темноте красные артиллеристы.

Орудия вытащили прямо в цепь на прямую наводку. Устанавливать пушки пришлось под огнем. Несмотря на темноту, пули густо сыпались из поселка на батарею. По свидетельству помощника командира 5-й батареи Александра Ивановича Иванова, уроженца села Иваново, Извильского уезда, Казанской губернии, пока орудия готовилась к стрельбе, ружейно-пулеметным огнем было ранено 11 батарейцев и 7 лошадей. Еще 5 лошадей, было убито. Но результат стоил таких потерь. Наводчики прильнули к прицелам и над крышами Островки, прожужжала первая очередь гранат, разорвавшаяся в огородах. С окраины четко застучали «кольты». Поворот угломера, наблюдатель меняет прицел, заряжающий срывает колпак и ключом, напрягая все внимание, точно ставит шрапнельную трубку. Второй залп картечи огненным смерчем проносится точно между домами и сараями. Как вспоминал потом Чуйков, «…после десятка выстрелов, поселок запылал. Казаки, под огнем картечи отошли и наша пехота, ворвалась в поселок. Центральная улица, была завалена трупами людей и лошадей». Над поселком поднимается черными клубами дым, видны красные языки огня, пылая, разносятся по степи сизые тучи. В бою погибает оренбургский казак поселка Тарутинского Михайловской станицы Алексей Данилович Пандеров, похороненный затем на поселковом кладбище. Здесь же, было взято около 100 снарядов. Не теряя времени, Чуйков стал развивать прорыв: «…На западной окраине, я собрал комбатов, что бы оговорить, план прорыва к Екатериновскому. Но тут, к нашей группе, подъехали Строганов и Горячкин. Комбриг, не разрешил мне, двигаться дальше и приказал оставаться на месте, до выяснения обстановки… Я лег спать…». Эта остановка, сыграла роковую роль в судьбе всей бригады. Причины такого промедления, так точно и не ясны. Сам Строганов, говорил впоследствии о своем решении, дождаться подхода оставшихся в Пресновке полков. Только об этом, почему-то никто не знал, даже руководивший прорывом Чуйков. Скорее всего, комбриг просто был в нерешительности, как поступить и что ответить командованию, о судьбе оставленных им полков.

Пока командование думало, что же делать дальше, 43-й и 44-й полки приготовились к круговой обороне. Цепи бойцов заняли оба перешейка по окраинам Островки, между озерами Питное и Зорькое. 5-я батарея встала на позицию в поселке. К полудню, прибежали уцелевшие красноармейцы 35-й дивизии. С их слов, оставшихся в Пресновке полков больше не существовало. Чуйков вспоминал, как его «…разбудил комиссар Горячкин, который сообщил, что два полка 35-й дивизии в Пресновской разбиты и их остатки, на лошадях, без седел, выскочили из окружения и присоединились к нам. Я сказал: «Нам не надо было, оставаться тут в Островке, надо было пробиваться ночью на запад. Теперь этот выгодный момент упущен». Горячкин пожал плечами и сказал, что меня вызывает Строганов. На окраине поселка, вместе со Строгановым, стояли несколько незнакомых мне командиров, на улицах и возле домов много конных, которые, спешившись кормили коней. На буграх к югу от тракта, маячили казачьи разъезды. Строганов сделал вывод, что мы находимся под угрозой окружения. Единственный участок, который был еще не перехвачен – это тракт на пос.Екатериновский и идущая параллельно ему, дорога на пос.Усердный».

Пока командиры совещались, с севера со стороны поселка Казанка и с юга, со стороны озера Горькое, внезапно ударила белая артиллерия. Разрывающиеся снаряды стали падать в окрестностях, засыпая поселок дождем шрапнели и трехдюймовых гранат. Вскоре, прямым попаданием гранаты был накрыт расположенный в юго-западной части Островки наблюдательный пункт 5-й батареи. Раздался страшный взрыв, облако едкого желтого дыма окутало людей. Когда оно рассеялось, наблюдатель лежал мертвым в луже крови, один телефонист был тяжело ранен и еще один контужен. Под усиливающийся свист снарядов, Строганов решил немедленно идти на прорыв. Пробиваться было намечено на Екатериновку, где по расчетам комбрига, еще должен был стоять красный 307-й полк. Единственным выступившим против таких поспешных действий был Чуйков. Позднее он вспоминал: «Я считал, что днем, прорываться нельзя и надо ждать ночи. Мое предложение, не встретило поддержки присутствовавших командиров. Они были за немедленный отход, пока белые не перехватили последний тракт на запад. К моему удивлению, Строганов согласился с ними и приказал мне организовать прорыв. Я начал строить боевой порядок, так же в каре. Бойцы 35-й дивизии, бежавшие в панике из Пресновской, были почти все на конях, но без оружия. Это артиллеристы и обозники, они порубили постромки, бросили орудия и повозки, и примчались сюда. Они были настроены панически. В связи с увеличением обоза, пришлось расширить каре». В авангарде, был поставлен батальон 43-го полка и один батальон 44-го полка. За ними должны были двигаться орудия 5-й батареи и обозы. Замыкали колонну, оставшиеся части 44-го полка. К полудню, 43-й полк и 1-й взвод 5-й батареи стали вытягиваться из поселка. 2-й артвзвод, еще некоторое время оставался на месте, прикрывая начавшие выходить на тракт обозы. Затем он, так же вышел из поселка и двинулся догонять ушедший вперед авангард. Последними, с северной части Островки отошла цепь 44-го полка.

За окраиной поселка, перед глазами красноармейцев открылась тронутая полуденным зноем равнина. В 3-4 километрахна запад, на горизонте, зубчатилась каемка леса. Где-то там впереди, в нее вонзалось отточенное жало дороги ведущей на Екатериновку. Чуть правее на северо-запад, тянулся шлях на Усердное, за которым зеленели опушки лесов. Слева же, раскинулась огромная привольная степь. В нескольких километрах там, на юге, виднелась пара небольших сходящихся перелесков, за которыми в степном полумареве, угадывалась стеклянная прохлада вод озера Горькое.

Никто, из стоящих на окраине поселка, и разглядывающих в бинокли окружающую местность красных командиров и не подозревал, что именно там, на берегах озера Горькое, за двумя сходящимися перелесками, затаились основные силы конного корпуса - 3-я и 4-я Сибирские казачьи дивизии. Всю ночь, они шли в темноте, часто рысью и перед рассветом, остановились на небольшой поляне. Взлетевший под небеса степной орел, увидал бы своим зорким оком, пересекавшие безграничную степь длинные колонны конницы, похожие на темные едва колыхающиеся ленты. Всадники в шинелях, слышался шум повозок, да изредка ржали кони.

Здесь же у стога сена, на расстеленных в траве бурках, расположился штаб комкора и оба начдива со своими офицерами. Поле битвы было выбрано не случайно. Местность западнее Островки, представляла собой обширное плато, колосящиеся ныне початками тяжелой пшеницы, а тогда – заросшее степным ковылем и не тронутое еще тяжелым плугом. Ровная гладкая степь, была словно создана для конной атаки. Это широкое поле и привлекло внимание Войскового Атамана. В степи, кавалерия имеет явное преимущество перед пехотой в маневренности и быстроте действия. Но в лесу и в населенных пунктах, пехота имеет преимущество перед конницей, которая вообще в лесу действовать не может. А потому, Атаман не стал атаковать Островку. Он решил дать красным полкам выйти из поселка, что бы разгромить их на марше в степи, одной общей конной атакой. Главное было, не дать противнику достичь опушки лесов, по дорогам на Казанку и Екатериновку.

Холодное утро. Около 11 часов, казачьи дозоры донесли, что у врага началось движение - цепи красных, стали выходить из поселка. Наступало решающее мгновение. По уставам того времени, конница могла идти в атаку на пехоту противника, во-первых - когда боевые порядки пехоты расстроены; во-вторых - при преследовании противника и, в-третьих - при внезапном нападении. Иванов-Ринов, чутьем бывалого воина понял, что настал момент удара. Комкор, сидевший со своими начдивами и штабными офицерами над картой у стога, произнес: «В добрый час». Услышав то, что все ждали с часу на час, офицеры придерживая шашки, разбежались по полкам. По дивизиям, полкам и сотням полетел сигнал: «По коням!». Высокие ноты, знакомые всем кавалеристам, зазвучав, через несколько минут уже подымали все живое. Тревогу трубят! Стройся в ряды! Подхваченный сотенными горнистами, сигнал боевой тревоги в несколько минут поднял всех. Подтягивая подпруги, ловили стремя бойцы. Строились подразделения. Люди в полной боевой выкладке, с задними и передними вьюками на седлах. Ни разу не приходилось видеть такой собранности сабельных сотен и такой сосредоточенности на лицах бойцов. Все понимали – вот он первый и решающий бой. Каждой дивизии, было указано направление удара и поставлена боевая задача. Атаковать предстояло всем разом, единым ударом. С юга, вместе с клочьями утреннего тумана, двинулись на исходные для атаки позиции казачьи полки. Шли стремя к стремени, молча, не курили. От топота огромных скоплений конницы гудела степь. У двух сходящихся перелесков полки остановились. Дальше, в степи уже был враг.

Тем временем, красная колонна вышла из поселка. Дул сухой ветер, пристилая к земле полынь. Серой была степь, мутна даль. За телегами, спотыкаясь, шли легко раненные и сестры. Комиссар 43-го полка Кирилл Христофорович Юсупов, уроженец Бондюжского завода, Елабужского уезда, Вятской губернии, еще отправлял последние обозы. Впереди двинулись повозки 43-го полка, за ними шел обоз 44-го полка. Убедившись, что все подводы вышли за околицу Островки, комиссар выехал догонять передовую цепь. Отъезжая он заметил, как с окраины поселка выходил последний взвод 2-й батареи. Шестерки могучих лошадей на галопе мчали пушки. Но не успел комиссар проехать и километра, как с севера из-за леса, гулко ухнули орудия. Воздух прорезал резкий свист и черные разрывы снарядов, взметнулись у тракта. В мгновенье ока, ситуация резко изменилась. Открытое степное плато, делало красную колонну беззащитной, под прицельным артогнем. Моментально оценив опасность, коменданты обозов повернули повозки вправо, прочь от тракта, стараясь прижаться к стоящим севернее опушкам лесов. Внезапно оттуда, из-за желто-зеленой листвы деревьев, загремели вспышки выстрелов и дробно ударили пулеметы. Лес оказался занят противником. Да и сидящий среди деревьев белый корректировщик, заметив маневр обозов, перенес огонь своих орудий ближе к опушке.

Попав под двойной обстрел, повозки в панике бросились обратно на тракт. Одновременно, ехавший в авангарде Чуйков, заметил колонну подвод с белой пехотой, тянувшихся в сторону рощи, пересекавшей дороги в Екатериновку и Усердное. Это резко осложняло обстановку. Если противнику удастся занять опушку рощи, то пути отхода будут перерезаны и кольцо окружения вокруг красных полков замкнется. Решение было принято мгновенно. Шедший в авангарде батальон 43-го полка развернулся цепью и двинулся в атаку на опушку леса, с которой только что обстреляли обозы. Одновременно, собрав два отряда конной разведки, всего около 100 сабель, Чуйков лично повел их в атаку на колонну белой пехоты. Позднее он вспоминал: «…я возглавил атаку и когда до белых, оставалось около километра, мы обнажили сабли. Белые солдаты, начали соскакивать с подвод, кто отстреливался, кто бежал. Ударили пулеметы, левее меня, комиссар бригады Горячкин, сраженный пулей в голову, рухнул на землю, его конь, продолжал скакать рядом со мной. Конные разведчики, врубились в колонну белых, которые бросали оружие и сдавались, офицеры попрятались в пшенице». В плен были взяты солдаты белого 43-го Верхнеуральского полка. Казалось, успех сопутствует прорыву. Оставшиеся на тракте обозы, шедшая впереди них 5-я батарея и 44-й полк, продолжали двигаться по дороге на Екатериновку.

Колонна шла под перекрестным огнем пристрелявшейся артиллерии противника. Снаряды, со сверлящим звуком летели сразу с трех сторон – с северо-востока, с юга и запада. Грохотало то впереди, то почти в тот же момент справа. Перед глазами взметывались высоко черные завесы. От близких разрывов, вскоре стали выбывать из строя люди.

Этот момент и счел наиболее удачным для атаки Иванов-Ринов. Красная колонна, выйдя из Островки, успела отойти всего лишь на километр от поселка. Она находилась прямо посреди обширной степи, представляя собой идеальную цель для конницы. Бой кавалерии – это мгновения. Исход его, определяют иногда всего несколько минут, выигранных решительным и храбрым начальником. И недаром в уставах подчеркивалось, что кавалерийский начальник должен сам лично вести свои части в атаку. Комкор вскочил на коня и указал Атаманской сотне направление удара. По команде подъесаула С.А.Огаркова, сотня развернулась в лаву и первой устремилась на врага. За ней бросились знаменосцы, с пожалованным войску за русско-японскую войну, развевающимся по ветру Георгиевским Знаменем. Следом, не уклонившись от участия в атаке, на тонконогом жеребце, наметом шел сам Войсковой Атаман, окруженный офицерами штаба корпуса. За ними, разомкнутыми эшелонами двинулись полки. Дивизионные штабы, атаковали каждый во главе своей дивизии, полковые – во главе полков.

Это был таранный удар кавалерии. Стоявшие в походных колоннах-«эшелонах» полки, переходя в атаку, не разворачивались в лавы, а лишь «размыкали» продольные ряды, чтобы уменьшить потери от огня. Это происходило оттого, что в южной части равнины стояли несколько групп берез, которые, оказавшись на пути атакующих, могли бы раздробить казачьи лавы и уменьшить силу их удара. Юг равнины у озера Горькое, перерезали с запада на восток, два густых перелеска. Из долины между ними, как из громадного жерла, стали вылетать колонны казаков. «Казалось, что нет конца казачьим частям, выходящим из перелеска и разлетающимся по степи», - писал об этой атаке очевидец, добавляя, - зрелище было, необыкновенно величественным». Огромная масса конницы, в несколько тысяч всадников, словно степной вихрь, вынеслась на равнину и полетела на красные обозы. Ее появление, было абсолютно неожиданным. Атака целого корпуса неописуема, надо ее пережить. Мурашки бегают по спине от восторга, а земля дрожит от топота копыт. «Бой был редкий по красоте, — восхищенно писал об этой атаке Гинс, — казаки летели, как на маневрах, бесстрашно и лихо».

Пикантность ситуации придавало то, что за этой «минутой славы» сибирцев, лично наблюдал прибывший накануне вечером к частям корпуса, Верховный Правитель России адмирал Колчак. С ним находились глава Британской военной миссии в Сибири генерал А.Нокс, оренбургский атаман Дутов, управляющий делами Сибирского Правительства Гинс и несколько министров. Прямо на их глазах, Иванов-Ринов отдал приказ атаковать красных и сам вскочил в седло.

Ехавший с орудиями 5-й батареи, командир 2-го артиллерийского дивизиона 5-й дивизии Владимир Кондратович Крайский, уроженец Витебской губернии, одним из первых заметил показавшиеся с юга конные массы. Все растерялись. В испуге заметались бойцы. Тем временем, скакавшие казаки стали заходить на юго-запад, закрывая полкам и обозам единственный выход с равнины. Одновременно, по четким командам наводчиков, белая артиллерия сосредоточила весь огонь на выезде из Островки, отсекая тем самым красной колонне путь к отступлению в поселок. Казаки, словно волна сверкающей стали, обходили растянувшуюся красную колонну слева и справа, перерезая тракт и сжимая ее в клещи. Паника стремительно овладевала бойцами. Все имевшие лошадей, стремительно бросились из этого кольца направо, на поселок Кабаний. С ними же, бросив управление частями и нахлестывая коней, поскакали комбриг Строганов, командир артдивизиона Крайский и комиссар 43-го полка Юсупов. Шедший впереди 1-й взвод 5-й батареи перемешался с заметавшимися в панике обозами и уже не мог отойти. Помощник командира батареи Иванов, видя безвыходность положения, приказал всем имеющим лошадей батарейцам, отстегнуть постромки и спасаться.

Удачно начатая Чуйковым атака, мгновенно переросла в ужасную катастрофу. Оглянувшись назад, молодой комполка ужаснулся, увидев как «… за ними неслась туча своих верховых и обозников без оружия, что находились внутри каре. … они неудержимо ринулись через боевой порядок пехоты, … с юга, от озера Горькое, широким развернутым фронтом, за всей этой неорганизованной массой, устремились казаки. Вернуть людей, обратно в каре, было уже невозможно. Я решил, вернуться обратно к пехоте. Из за бугра, вылетела казачья лава. Мы едва укрылись в своем каре, которое сразу, встретило белых залпами. Казаки падали с коней и вместе с конями. На одну нашу отставшую санитарную повозку, налетела дюжина казаков, но красноармеец Илья Фоменков, стоя на повозке и размахивая вокруг себя пикой, получив семь пулевых ран, пробился к каре. Молодой богатырь, с ним никто в полку, не мог бороться». В этом рассказе, нет ничего фантастичного. Пика, при всем ее неудобстве в походе, была страшным оружием для тех, кто хорошо ею владеет. Работа пикой – большое мастерство. Ее раны часто смертельны и почти всегда выводят из строя.

Одновременно, на опушку леса севернее тракта, перекрыв дорогу на Усердное, вышла цепь белых стрелков-верхнеуральцев. Они открыли шквальный огонь из всего имеющегося оружия. Отстреливаясь во все стороны, красноармейцы 43-го полка, с примкнувшими к ним повозками, отдельными конными всадниками и командами конной разведки, под руководством Чуйкова, двинулись полями и лесами в сторону Казанки. Там на опушке леса, в двух километрах юго-западнее поселка, собирались разрозненные и деморализованные остатки ударной группы. Однако оставаться здесь долго было нельзя, и нестройные группы красноармейцев двинулись на Усердное, где, не доходя двух-трех километров до поселка, встретились с идущими навстречу с запада, цепями 307-го полка.

У оставшихся же на поле, шансов на спасение не было. Казачьи сотни быстро приближались. Пули широкой волной неслись им навстречу, но всадники не убавляли аллюра. Впереди среди копен, перед скачущими показались серые фигуры людей. Сидевшие на повозках безоружные бойцы-обозники, смотрели на приближавшихся к ним, с каждым мгновением растущих всадников, с поблескивающими в руках обнаженными шашками. Ощущение тошнотворной слабости, от осознания того, что сейчас произойдет, разливалось по всему телу, сменяясь еще не испытанным в жизни спокойствием, похожим на окаменелость. Командиры сотен вынули шашки и сотни, выйдя на галопе в лаву, с гиком и свистом бросились вперед. Конная лавина, словно мощная волна, врезалась в обозы и голову батареи, опрокинулась на красноармейцев. Потрещав, смолкли пулеметы, вспыхнула - и угасла, беспорядочная шалая стрельба, началась рубка бегущих. Сбросив передки, два орудия 1-го взвода 5-й батареи, вели огонь в упор картечью. Их атаковали офицеры штаба 3-й Сибирской казачьей дивизии, во главе с генерал-майором А.П.Беловым. Подлетев к орудиям, они стали рубить прислугу. Начдив 5-й Сибирской казачьей дивизии Катанаев со своим штабом, атаковал и захватил два бивших с повозок пулемета. При этом, попав под пулеметную очередь, был насмерть убит ординарец начдива прапорщик Боярский. Еще два стрелявших пулемета, взяли в атаке казаки Атаманской сотни.

Через полчаса все было кончено, красная колонна разгромлена дотла. Станичники разъезжая по полю, оглядывались, вытирая клинки на страшно разрубленные трупы. Комкор объезжал поле боя шагом, глядя на равнину, усеянную павшими людьми и лошадьми. Куда только видел глаз, трава была истоптана и повалена. Еще кое-где дымилась земля и стонали неподобранные раненные. В роскошной лазури плавали стервятники. Всюду, в глаза бросались следы жестокого рукопашного боя - виднелись побуревшие пятна крови, валялись гильзы и патроны, лежали, глядя остекленевшими глазами с ужасом в небо неубранные трупы. Рядом со многими валялись винтовки со штыками. Одна батарея, двадцать пулеметов, тысячи винтовок, весь обоз, санитарный отряд и большой запас различного боевого и хозяйственного снаряжения, попали в руки казаков. Отбили и попавших в плен солдат 43-го Верхнеуральского полка. Преследуя красных, 11-й Сибирский казачий полк, под командованием полковника И.М. Берникова ворвался в Островку. Ударная группа 5-й армии, фактически перестала существовать. Ее остатки, небольшими группами, без артиллерии и обозов собирались в Кабаньем. До самой темноты и весь следующий день, все подходили и подходили в поселок, вырвавшиеся из смертельной круговерти измученные люди. Потом этот печальный поток иссяк, затихла и умолкла темная степь.

Всего лишь за два дня, были разгромлены пять красных стрелковых полков, их штабы и обозы, а также три артиллерийских батареи, штабы, управления со службами и обозы двух красных бригад. Это было самое яркое событие Гражданской войны в истории Сибирского казачьего войска. Данные о потерях и взятых трофеях серьезно разнятся. По сведениям Осведомительного Управления Штаба Верховного Главнокомандующего, в боях за 8-9 сентября 1919 года, было уничтожено около 500 красноармейцев, более 1800 человек взято в плен, захвачено 11 орудий, около 40 пулеметов. Эти же данные, опубликовали и армейские газеты. В приказе по армии, штаб генерала Сахарова уже приводит сведения о 26 орудиях, около 100 пулеметах и свыше 3000 пленных. По сведениям же штаба красной 5-й стрелковой дивизии, ее полки потеряли 16 орудий, до 50 пулеметов и до 1500 пленных. Современники, приводят сведения о взятых казаками 16-18 орудиях, 48-52 пулеметах и от 2000 до 7500 пленных.

Увы, но точных сведений о потерях, архивы до нас не донесли. По скудным обрывкам данных, вырисовывается следующая картина:

1) 43-й стрелковый полк, потерял под Островкой, пропавшими без вести 293 человека, в том числе 187 строевых бойцов, 106 чинов штаба, саперной команды, связистов, околотка и комендантской команды. Еще около 370 человек, полк потерял у озера Филатово. В результате, из имевшихся в 43-м полку на 1 сентября 1919 года, 73 командиров, 7 военных чиновников, 598 бойцов в строю и 662 нестроевых солдат, после боев 8 и 9 сентября 1919 года, в строю осталось около 100 штыков, 3 пулемета и 1 бомбомет. Были потеряны не менее 10 пулеметов и 1 бомбомет.

2) 44-й стрелковый полк, потерял под Островкой, пропавшими без вести 200 человек, в том числе 179 строевых бойцов, а так же 27 саперов и сборщиков оружия. В результате, из имевшихся в 44-м полку на 1 сентября 1919 года, 45 командиров, 6 военных чиновников, 374 бойцов в строю, 363 нестроевых солдат и 9 пулеметов, после боя под Островкой осталась одна сводная рота – около 65 бойцов и 1 пулемет.

3) 45-й стрелковый полк, потерял под Лапушками, пропавшими без вести 448 человек, в том числе 413 строевых бойцов и 45 связистов, чинов перевязочного отряда, комендантской команды, саперов и команды по сбору оружия. В результате, из имевшихся в 45-м полку на 1 сентября 1919 года, 54 командиров, 6 военных чиновников, 768 бойцов в строю и 414 нестроевых солдат, уцелела лишь одна сводная рота, состоящая из 75 бойцов и 3 пулеметов.

Сведенные воедино в Кабаньем, остатки 43-го 44-го и 45-го полков, составили сводный батальон в 240 штыков. Всего же, в 3-й бригаде осталось 326 человек. Так же на Кабаний, смогли прорваться на лошадях до 270 бойцов из обозов, батарей и команд конной разведки.

Штаб 2-го легкого артдивизиона 5-й дивизии потерял 6 человек. 4-я легкая батарея, в бою под Островкой и Пресновкой, помимо всех четырех орудий, потеряла пропавшими без вести 94 батарейца, в том числе командира батареи Петра Васильевича Французова, его помощника Степана Максимовича Неселина, начальника связи Федора Ивановича Маслова, командиров взводов Василия Сергеевича Осенкова и Максима Андреевича Харламова. Спастись из нее удалось 114 артиллеристам. 5-я легкая батарея, в бою под Островкой потеряла пропавшими без вести 119 человек и 2 орудия. С поля боя под Островкой, снявшись с позиции прямо перед приближающимися казаками, удалось карьером уйти на Кабаний двум орудиям 2-го взвода 5-й батареи. Правда при этом, были брошены задний ход одного из зарядных ящиков и все снаряды. Из батареи уцелело лишь 76 человек.

В итоге, 3-я бригада 5-й дивизии и 2-й легкий артиллерийский дивизион, фактически перестали существовать. Их общие зафиксированные потери, составили не менее 1144 человека, 23 пулеметов, 6 орудий и 1 бомбомета.

Фото: братская могила красноармейцев на западной окраине поселка Островка (снимок автора, сентябрь 2007 года).

Не менее велики, были и потери 2-й бригады 35-й дивизии. Так, 310-й стрелковый полк, из имевшихся в нем на 1 сентября 1919 года, 73 командиров, 758 строевых бойцов, 493 нестроевых солдат и 12 пулеметов, в бою под Пресновкой, потерял пропавшими без вести 754 человека, в том числе 681 строевого бойца. По свидетельству очевидца, в поселок Кабаний из состава полка, вышло всего лишь 147 штыков, 35 нестроевых с 2 пулеметами. Другой полк бригады - 312-й, из имевшихся в нем на 1 сентября 1919 года, 44 командиров, 659 строевых бойцов, 394 нестроевых солдата и 10 пулеметов, потерял пропавшими без вести 229 бойцов. Из бывших в Пресновке двух батальонов полка, в Кабаньем удалось собрать лишь одну сводную роту с 4 пулеметами.

2-я легкая батарея 35-й дивизии, в бою под Пресновкой погибла полностью, потеряв все свои четыре орудия и 185 человек. В том числе, погиб командир батареи С.Р.Роман, пропали без вести его помощник Крупенников, командиры взводов Пирожек и Сорокин, начальник связи Хохленков. Общие зафиксированные потери 2-й бригады 35-й дивизии составили не менее 1168 человек, 16 пулеметов и 4 орудий. Полностью уцелели лишь обозы 2-го разряда, находившиеся в тылу.

Итого, части ударной группы 5-й и 35-й красных дивизий, потеряли за два дня не менее 2300 человек убитыми, раненными и пропавшими без вести, 40 пулеметов, 10 орудий и 1 бомбомет. Такие потери, они понесли впервые за свою боевую историю. Это было одно из самых значительных поражений красных войск в Сибири. Правда, отнюдь не все пропавшие без вести, погибли или попали в плен. По сведениям комиссаров 43-го и 44-го полков, много спасшихся красноармейцев, бежали с фронта в сторону Кургана. Так, уже 10 сентября 1919 года, аж в станице Пресногорьковке, были обнаружены бежавшие из под Островки командир 1-го батальона 310-го полка Колобродов с конными разведчиками.

Погибших на поле боя у Островки красноармейцев, похоронили на окраине поселка, за оградой местного кладбища. Там до сих пор, возвышается заросший кустарником каменный обелиск, с плохо различимой надписью: «Воинам революции…». Целые сутки, собирали местные жители на подводах, разбросанные по всему полю трупы. По данным петропавловского краеведа Бенюха, часть погибших была похоронена в нескольких братских могилах в окрестных лесах. Эти захоронения в 70-80-х годах пытались найти, но тщетно – никто уже не помнил их точного места. Но «… и казакам тоже крепко досталось». Точное число потерь Войскового Сибирского казачьего корпуса неизвестно, однако в сентябре 1919 года, в госпиталь города Омска, поступили раненные в бою под Островкой казаки 10-го Сибирского казачьего полка - фельдшер Рыбинцев Филипп, Николаев С.Ф., Пелымский Г.М. и Долменко Т.П., все из станицы Котуркуль, пулеметчик Павлов Семен Тимофеевич из станицы Арыкбалык, Сумский Г.А. из станицы Челкар, Кирилов Ф.А. из станицы Щучинской, казаки 7-го Сибирского казачьего полка – Григорьев З.К. из станицы Зерендинской, Федоров М.З. из поселка Верхнебурлукского, казаки 8-го Сибирского казачьего полка – Ралшев С.А. из станицы Новоникольской и Иванов Прокопий из станицы Ильинской, казак 11-го Сибирского казачьего полка Березовский Александр Семенович.

Сразу после боя, едва затихли последние звуки сражения, Войсковой Атаман Иванов-Ринов, с Колчаком и Дутовым, произвели в Островке смотр частей корпуса. Все дивизии построились на широком плато, где еще недавно широко лилась кровь. Нежаркое солнце освещало огромное поле, покрытое золотистой стерней. Влево от полковых знамен и трубачей, построилась живая стена всадников. По команде, сотни фуражек с алыми околышками, повернулись в одну сторону и замерли. Нетерпеливо зафыркали кони. Впереди шеренг, как каменные изваяния, застыли командиры, весело блестят молодые глаза, нет тоски на лицах. Наступила какая-то радостная, торжественная тишина. Все замерло вокруг, и лишь, словно куда-то торопясь, трепещут яркие флюгера на казачьих пиках. Снова раздались отрывистые слова команд, трубачи заиграли старинный марш, начались приветствия. Поднялась и закружилась удушливая пыль. Здесь же, по представлению Дутова, были награждены орденом Св. Георгия 4-й степени Войсковой Атаман П.П.Иванов-Ринов, за личное руководство «блестяще выполненной операцией на фланге 3-й армии» и за «окончательное уничтожение шести красных полков», начальник 3-й Сибирской казачьей дивизии А.П.Белов, за захват орудий и командир Атаманской сотни С.А.Огарков, за нанесение первого удара и взятие двух стрелявших пулеметов. Для награждения казаков, на каждую сотню сибирцев было выделено по два Георгиевских креста. Позднее, приказами по армии, были награждены орденами Св. Георгия и Св.Владимира 4-й степени командир 8-го Сибирского казачьего полка полковник Н.К. Рагозин и начальник 4-й Сибирской казачьей дивизии полковник А.В. Катанаев. Командир 10-го Сибирского казачьего полка есаул Ф.Л.Глебов, был досрочно произведен в войсковые старшины.

Сразу же после смотра, комкор стал развивать достигнутый успех. 3-я и 5-я Сибирские казачьи дивизии, были направлены по тракту на Екатериновку. Здесь занимал круговую оборону 307-й красный полк. Обходя поселок с юго-запада, казаки смогли охватить его правый фланг, после чего, ведя перестрелку, красноармейцы стали отходить на Кабаний. В бою, был ранен казак 13-го Сибирского казачьего полка Иванов Петр Исаевич из станицы Пресногорьковка и казак 8-го Сибирского казачьего полка Тазильцев. 4-я Сибирская казачья дивизия, двинулась преследовать отходящих красных на поселок Усердное, заняв его пополудни.

Ночью в Пресновке, состоялся смотр уральским стрелкам и оренбургским казачьим полкам. От края до края большой площади растянулись ряды войск. Еще не остывшие от дневного боя батальоны и сотни, замерли в четких квадратах. На середине площади поставлен аналой и в блестящих ризах духовенство служит молебен. В тихом осеннем воздухе несутся звуки церковного пения. Загорелые, обветренные лица воинов, истоптанные порыжевшие сапоги, выцветшие истертые гимнастерки. Но как тщательно, как любовно вычищено оружие, выравнены ряды. Оторвав ладони от ружейных ремней, сотни солдат ударили ими по прикладам, одновременно повернув головы влево. Гулко проносятся по затихшей улице слова команды – это полки встречают своего Главнокомандующего. Взлетают шашки и, блеснув на солнце, опускаются. Части проходят церемониальным маршем мимо Верховного Правителя России адмирала Колчака и Походного Атамана генерал-лейтенанта Дутова, которые поздравляют с победой и благодарят бойцов. Один за другим идут стройные ряды. Бодрый твердый шаг, веселые радостные лица и, кажется, что встали из могилы старые русские полки. Здесь же, по представлению Дутова, Георгиевское оружие получили начдив уральцев А.В. Круглевский и командир Партизанской группы Л.Н. Доможиров. Командир 2-го Оренбургского казачьего полка полковник Бородин, был досрочно произведен в генерал-майоры, а есаулы Воротовов и Седякин - в войсковые старшины. С утра 10 сентября 1919 года, адмирал Колчак и атаман Дутов уехали.

Известие о победе, широко разлетелось по станицам. В войсках наблюдался подъем духа, радость переполняла офицерство и, особенно, штабы. Казалось, наступил окончательный перелом. Вокруг виднелась залитая яркими травами степь, голубые леса на горизонте и вдали, кое-где, маковки белых церквей. Душа звала идти туда, вперед, где за голубыми далями грезилась Москва…

Одновременно, шла и расправа. В Островке, по рассказу одного из крестьян-подводчиков, после смотра войск, кучки пленных красноармейцев погнали под конвоем в ближайший лесок. Ветер донес до поселка отзвук трескучего залпа и реденькие винтовочные выстрелы. Всего под Островкой, в ближайшем от поселка лесу, были раздеты до белья и расстреляны 400 пленных красноармейцев. До сего дня, островские жители передают рассказы своих отцов и бабушек о безымянном кургане, лежащем у современной трассы на Кустанай. Там, якобы и захоронены несколько сотен расстрелянных. Впрочем официальные власти, всегда считали курган просто древним захоронением. И лишь местные трактористы, веря глухим слухам, никогда не пахали, лежащие посреди поля пологие склоны.

По сведениям уже упоминавшегося Бенюха, при установке на вершине кургана в 1953 году тригонометрического знака, землеустроители обнаружили на небольшой глубине человеческие кости с остатками обмундирования и несколько красноармейских звездочек. Но и доныне старый курган, безмолвно хранит свои страшные тайны.

Итак, впервые введенный в дело Войсковой Сибирский казачий корпус, зарекомендовал себя с самой наилучшей стороны. Его действия в операции по уничтожению полков ударной группы, явились исключительным примером широкого использования конницы в сражении в степях. Пройдя за двое-трое суток по степной местности более250 километров, обойдя противника и атаковав его в конном строю, сибирцы сыграли одну из решающих ролей в разгроме ударной группы красных, резко изменив положение на правом фланге 5-й армии. Это был «звездный час» сибирских казаков и их же – «лебединая песня».

Автор: Олег Винокуров.