Подписка на обновления сайта«Ему судьба готовила… чахотку и Сибирь»
Его сердце перестало биться в Кургане 118 лет назад. С надеждой дождаться здесь окончания срока ссылки пришлось расстаться навсегда. Кто же он, этот человек? Официальная переписка о нем велась под секретным грифом. Она теперь и послужила во многом основой для настоящей публикации.
Михаил Николаевич Чикоидзе (фамилия нередко писалась также как «Чекоидзе») происходил из грузинских дворян Тифлисской губернии. Он родился в 1853 г. Сначала учился в Тифлисе, а потом в Петербурге. Болезнь помешала закончить ему Михайловское артиллерийское училище. Недолгое пребывание за границей в 1874 г. и обращение в среде обучавшейся там русской молодежи имело решающее значение для его идейно-политического самоопределения, повлияло на дальнейшую судьбу. Он ушел с головою в революционную деятельность и, в частности, участвовал в создании «Всероссийской социально-революционной организации» в Москве. Это был еще период «хождения в народ». Но для Чикоидзе он закончился арестом 4 апреля 1875 г. и продолжительным ожиданием суда. Михаил на дознании не только отказывался от дачи показаний, но и не говорил свою фамилию, именуя себя «буквою В». Только в марте 1877 г. за революционную пропаганду, принадлежность к «противозаконному сообществу» он был осужден к лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в отдаленнейшие места Сибири.
Таким местом стал г. Киренск Иркутской губернии, откуда в мае 1881 г. Чикоидзе скрылся вместе с двумя ссыльными товарищами. Добравшись до Москвы, вышел на членов партии «Народная воля». Именно с ней была связана его недолгая деятельность на свободе. Жил Чикоидзе на нелегальном положении под опасением нового ареста. В конце концов это произошло 19 апреля 1882 г. В момент задержания на вокзале в Москве при нем обнаружили паспорт на имя Алексея Култышева. Впрочем, личность Чикоидзе все-таки выяснилась. На сей раз суда не последовало. Высочайшим повелением Чикоидзе отправлен был в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири «для привлечения его за побег… к законной ответственности, но без применения к нему телесного наказания, к коему он может быть присужден по уставу о ссыльных».
Водворенный поначалу опять в Киренск, Чикоидзе за побег административным порядком, решением Киренского окружного полицейского управления, был приговорен к каторжным работам на заводах. Каторжный срок свой отбывал на Карийских золотых промыслах, откуда в ноябре 1885 г. последовало его увольнение от работ. Дальнейшее отбывание ссылки в местностях с суровым климатом (то на поселении в Якутской области, то в Верхоленске Иркутской губернии и опять в Якутской области) сильно подорвало организм южанина, не отличавшегося крепким здоровьем.
Наконец, в 1896 г. министр внутренних дел на основании царского манифеста 14 ноября 1894 г. разрешил Чикоидзе «перейти на жительство из Якутской области в Восточную или Западную Сибирь, в местность наиболее благоприятную для его здоровья». Ссыльный избрал тогда местом жительства село Тулун Нижнеудинского округа Иркутской губернии. В марте 1897 г. от министра последовало новое послабление для облегчения положения Чикоидзе. Тот постановил применить один из пунктов другого царского манифеста от 14 мая 1896 г., «в силу коего разрешить ему ныне же приписаться к одному из городских мещанских обществ Сибири, в случае согласия последнего», то есть какого-либо мещанского общества.
И вот «крестьянин из ссыльнопоселенцев» Михаил Чикоидзе, находясь уже в Тулуне, сделал свой выбор: он обратился к генерал-губернатору Восточной Сибири «с прошением о дозволении ему отправиться по проходному свидетельству в г. Курган». А поскольку последний входил в состав Тобольской губернии, то из Иркутска о предстоящем переезде-переводе бывшего каторжанина сообщили в первую очередь тобольскому губернатору.
Поднадзорный в кругу поднадзорных
О том, когда именно «ссыльнопоселенец за государственное преступление» Михаил Чикоидзе тронулся в путь из Тулуна курсом на Курган, известил тобольского губернатора нижнеудинский окружный исправник Харченко. Он отправился 7 июля 1897 г. по проходному виду (свидетельству), выданному ранее тем же исправником для следования в Курган. По прибытии Чикоидзе должен был явиться в Курганское окружное полицейское управление и предъявить проходное свидетельство для сдачи. А прибыл он, потратив на путь две недели, 20 июля. О дне прибытия Чикоидзе донес в Тобольск курганский окружный исправник И.Я.Трофимов. Как полагалось, с этого же момента за вновь прибывшим политическим ссыльным учреждался гласный надзор полиции, налагавший определенные ограничения (например, запрет отлучек за город или только с разрешения исправника).
Кстати, тобольский губернатор не преминул напомнить исправнику о том, что Чикоидзе «подлежит гласному надзору полиции и должен быть внесен в ежемесячно представляемую мне ведомость о состоящих под гласным надзором полиции в г. Кургане и его округе». Помимо включения в общую ведомость на Чикоидзе была составлена персональная ведомость по особой форме со сведениями о его судимости. Такую ведомость губернатор отослал в департамент полиции в Петербург и начальнику Тобольского губернского жандармского управления (ГЖУ). Кроме того, в Курган с запозданием было препровождено дело на 161-м листе о ссыльнопоселенце Чикоидзе, которое находилось прежде у нижнеудинского исправника, а тот его своевременно не отослал.
С прибытием в Курган Михаил Николаевич влился в тесную группу местных политссыльных. Сближение именно с данным кругом лиц вполне объяснимо и естественно. Это ведь были люди со сходной биографией. Конечно, позже у Чикоидзе появились некоторые знакомства и собственно в среде курганской интеллигенции. Их не могло быть много, так как серьезным препятствием служила его болезнь.
Круг курганских политссыльных составили прежде всего Петр Филиппович Якубович с женой Розой (Розалией) Федоровной и Михаил Рафаилович Гоц с женой Верой Самойловной. Они уже хорошо освоились в Кургане, поскольку прибыли в него почти одновременно еще в 1895 г. Роднило Якубовича и Гоца с Чикоидзе то обстоятельство, что в недавнем прошлом они отбыли сибирскую каторгу. В Кургане Якубович плодотворно занимался литературным творчеством: сочинял стихи, работал над продолжением каторжанских очерков «В мире отверженных», писал критические статьи в петербургский журнал «Русское богатство». Его публикации выходили под псевдонимами (Мельшин, Гриневич). Литературно-журналистской деятельностью также занимался в период курганской ссылки Михаил Гоц.
Примерно в то же самое время, когда в Курган приехал на поселение Чикоидзе, в город из Забайкалья после получения разрешения на временную отлучку для свидания с матерью прибыл «читинский мещанин из государственных преступников» Василий Иванович Сухомлин, а некогда, подобно Чикоидзе, политический каторжанин. Прибыл он не один, а с женой и детьми. Разумеется, Сухомлины за период непродолжительного проживания в Кургане тесно общались с такими же политссыльными, как и они. Сухомлин и Якубович к тому же встретились как старые товарищи, отбывавшие каторгу. Известно еще, что семейства Якубовичей и Сухомлиных не раз наведывались на квартиру к Гоцу, жившему на Береговой улице (ныне ул. Климова). Там же находился под присмотром Михаила и Веры Гоц Чикоидзе, чье положение со здоровьем только ухудшалось. Для отвлечения больного от невеселых дум Василий Сухомлин со смехом вспоминал истории из каторжанского быта, героем которых выступал Якубович из-за своей рассеянности.
Перед отъездом из Кургана Сухомлины, Петр Якубович и Михаил Чикоидзе сфотографировались. Вышло так, что болезнь в тот день сразила Гоца, поэтому он не явился в фотоателье. А вот Чикоидзе еще в состоянии был ходить по городским улицам. Кстати, этот снимок, запечатлевший Чикоидзе в Кургане и ставший его последним прижизненным снимком, был воспроизведен как раз в газете «Курган и курганцы» 29 ноября 1999 г. в статье А.М.Васильевой «Тревожный запах багульника».
Михаил Чикоидзе
В полицейской ведомости о водворенном на жительство в Курган Чикоидзе относительно его занятий, получения казенного пособия и семейного положения отмечалось, что у него «занятия по недавнему прибытию не определились, пособия от казны не получает, холост». Вообще, политссыльным из-за воспрещения некоторых видов деятельности трудно было найти подходящие занятия, приносящие хотя бы скромный доход. Здесь большое значение играла помощь со стороны родственников, тем более, если они были весьма состоятельными, как в случае с М. Гоцем. Возможно, какую-то материальную поддержку оказывал Чикоидзе его отец. Единственно что известно: отец в октябре 1897 г. ходатайствовал о разрешении сыну вернуться на родину – в Тифлисскую губернию. Если допустить, что Чикоидзе было все-таки назначено чуть позже пособие от казны, то еще остается вопрос, успел ли он его получить хотя бы раз.
«Какое сердце биться перестало!»
П. Якубович совсем не считал климатические условия Кургана благоприятными для поправления здоровья тех ссыльнопоселенцев, которые перебирались из более суровых мест Восточной Сибири. «Не говоря уже о полном отсутствии заработков, - сообщал он 22 августа 1897 г. в Тобольск ссыльному поэту П. А. Грабовскому, - климат курганский для больного человека прямо невозможен, и мы в ужас приходим, например, при мысли, как будет жить здесь недавно приехавший сюда больной Чикоидзе». А поскольку болезнь отступать не собиралась, то о приискании какого-нибудь занятия не могло быть и речи.
Петр Якубович
Обрадовала ли Михаила Николаевича хотя бы на миг замена его прежней бессрочной ссылки? Ведь в октябре 1897 г. департамент полиции уведомил о том, что «срок обязательного пребывания в Сибири для состоящего под гласным надзором полиции в гор. Кургане Михаила Николаева Чекоидзе истекает 5-го ноября 1899 года». Увы, с каждым днем надежда дожить до этого заветного дня все более угасала и потухала, как догорающий костер.
Курганский учитель Тимофей Павлович Белоногов был в числе тех немногих местных интеллигентов, кому довелось познакомиться с Чикоидзе. В апреле 1917 г., будучи уже известным социал-демократом в Зауралье, он поместил в «Известиях Курганского Совета рабочих и военных депутатов» небольшую заметку-воспоминание «О Чикоидзе». В ней он, в частности, сообщал: «Я немного знал Чикоидзе. Получив возможность после окончания срока каторги и вольной команды поселиться в Западной Сибири, он приехал из Забайкалья в Курган (внесем поправку: из Иркутской губернии – Н. Т.). Он был уже болен: туберкулез легких был ясно выражен. Не помню – сразу ли он поселился у жившего в то время в Кургане М. Р. Гоца – его товарища по каторге – или же он жил отдельно. По крайней мере, последние полгода, когда он стал уже нуждаться в уходе – он жил у М. Р. Гоца, в квартире последнего на Береговой улице в доме Васильева… Здесь он и умер».
Собственно, Чикоидзе сначала поместили в больницу, где он и скончался 24 ноября (6 декабря по новому стилю) 1897 г. в возрасте 44-х лет. Уточнить этот факт позволил рапорт курганского исправника. В нем значилось: М. Н. Чикоидзе «24-го минувшего ноября умер в городской больнице, о чем мною одновременно с сим сообщено местному помощнику начальника Тобольского губернского жандармского управления». В свою очередь губернатор поставил в известность о смерти поднадзорного Чикоидзе департамент полиции, начальника Тобольского ГЖУ, а также двух губернаторов – Иркутской губернии и Якутской области, в которых Чикоидзе пришлось отбывать наказание.
28 ноября 1897 г. Петр Якубович, делясь невеселыми новостями, писал редактору «Русского богатства» Николаю Константиновичу Михайловскому: «…здесь на днях умер хороший товарищ, некто Чикоидзе, около 15 лет проведший в Сибири и теперь, когда оставалось всего каких-нибудь 1 ½ года до возвращения на родину, окончивший свое странствие в Кургане, в когтях злой чахотки».
Последний приют Михаил Чикоидзе обрел на так называемом Соборном кладбище. «На его могиле, - вспоминал Т. Белоногов, - М. Р. Гоцем и П. Ф. Якубовичем был поставлен памятник – небольшой гранитный обелиск с надписью на одной стороне: «Какое сердце биться перестало!» Это была воспроизведена строчка из известного некрасовского стихотворения «Памяти Добролюбова».
Пронеслись годы, прошли десятилетия. Растущий город поглотил оказавшееся в самом центре Соборное кладбище, а вместе с ним и могилу Чикоидзе. Осталась только память о нем, принадлежавшем к поколению, которое тот же Некрасов в своей знаменитой поэме вывел в образе Гриши Добросклонова:
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
Николай Толстых
Публикация: Курган и курганцы. -2016. – 26 янв. – С. 7.
