Подписка на обновления сайта(Из материалов Всероссийской научно-практической конференции VI Зыряновские чтения, Курган, 11-12 декабря 2008г. Издательство КГУ, 2008)
«Почему это все высылают именно в Курган, а не куда-либо в другое место? Ведь Курган совсем не ссыльный город? Вот Обдорск, Березов, там уже начальство привыкло с вами возиться, а здесь что? Только лишняя для канцелярии работа». Такими были первые слова курганского уездного исправника П.А.Рослякова, когда в конце1907 г. в полицейском управлении на Береговой улице (ныне ул. Климова) появился Прокопий Никитич Кунгуров – рабочий, высланный из Пермской губернии в Тобольскую за организацию подпольного кружка мастеровых в с. Сосновском Шадринcкого уезда, и предъявил проходное свидетельство для водворения его в Кургане под гласный надзор полиции. Когда же исправник выяснил у прибывшего его социальное положение, принадлежность к рабочим, то, как вспоминал Кунгуров, «тогда он с брезгливой миной посмотрел на меня, заметив: «Черт знает, что этим рабочим надо, – в Якутскую (область – H.Т.) таких рабочих надо, а не в Курган» (1).
Действительно, недовольство исправника можно если не разделить, то понять. Курган, будучи в начале XX в. наряду с Тюменью наиболее развитым в промышленном отношении городом Тобольской губернии, в период революции 1905-1907 доставил немалое беспокойство властям своей общественно-политической активностью. Памятуя, очевидно, об этом, массовой политической ссылки, что было характерно для северных городов и уездов губернии, в Кургане и уезде не допускалось. Тем не менее, без политически неблагонадежных лиц, высланных под гласный или негласный полицейский надзор, в Кургане и уезде не обходилось. Речь идет, главным образом, об административной, внесудебной ссылке, нередко применявшейся властями вплоть до падения царизма. Чаще всего они прибегали к ней, используя Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия (для краткости называлось также Положением о государственной охране), особенно же 34-ю статью его в заключительной главе, именуемой Правилами об административной высылке.
Согласно данным Правилам, письменные «представления о высылке административным порядком лиц, вредных для государственного и общественного спокойствия, рассматриваются в особом совещании, образуемом при министре внутренних дел под председательством одного из товарищей министра, из четырех членов: двух от министерства внутренних дел и двух от министерства юстиции». Принятые особым совещанием постановления затем утверждались министром внутренних дел. Срок административной ссылки устанавливался от 1 до 5 лет (2). На основании ст. 34 вплоть до начала августа1908 г. в Кургане под гласным надзором полиции из числа ссыльных состояло всего 4 человека, из них 1 привилегированный и 3 непривилегированных. А к 1 сентября число таких ссыльных увеличилось до 10, из них 2 привилегированных и 8 непривилегированных (3).
Полицейский надзор над административно ссыльными в назначенных местах ссылки учреждался как «мера предупреждения преступных деяний против существующего государственного порядка» в соответствии с правилами, предусмотренными специальным положением о таковом надзоре. До отданных под гласный полицейский надзор лиц доводилось существо этих правил либо еще до их высылки, либо «немедленно по прибытии на место водворения» (4). Кстати, курганский исправник Росляков не преминул это сделать по прибытии к нему ссыльного Кунгурова, объявив ему: «Вы должны мне сказать адрес вашей квартиры, так как будете находиться под гласным надзором полиции, а также должны являться два раза в неделю в ту полицейскую часть, где будете жить; при этом вы не должны без ведома и разрешения полиции отлучаться; за невыполнение этих правил к вам будут применены строгие административные меры» (5).
В отличие от Кунгурова Петр Алексеевич Злыднев в ссылку попал не в административном порядке. Он был судим особым присутствием С.-Петербургской судебной палаты в1906 г. по делу столичного Совета рабочих депутатов. Будучи депутатом от Обуховского завода, он входил в состав исполкома Совета и являлся одним из трех членов председательского бюро Совета наряду с Л.Д.Троцким и Д.Ф.Сверчковым (6). Судом Злыднев был приговорен, согласно ч.1 ст. 102 Уголовного уложения, к лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в Сибирь бессрочно.
Сначала в1907 г. ссыльнопоселенец Злыднев для отбывания наказания был водворен в с. Обдорское Тобольской губернии, затем в г. Ишим. Весной1908 г. на его ходатайство о разрешении ему жить в Тюмени или в Кургане последовало согласие тобольского губернатора с возможностью выбора между этими городами. Злыднев выбрал Курган, куда и был водворен 8 июня1908 г.
По прошествии 5-летнего срока ссылки, 27 апреля1912 г., он сделал попытку изменить свой социально-правовой статус, подав прошение на имя губернатора. Им двигало стремление получить свободу передвижения по Сибири. «Во время проживания моего в г. Ишиме, а также в городе Кургане, – писал в прошении Злыднев, – я состою на службе в торговых фирмах в качестве бухгалтера и исполняю поручения некоторых фирм по продаже и покупке товара... Во время пребывания своего в Сибири я ни в чем предосудительном замечен не был и уверен, что курганская администрация даст вполне обо мне одобрительные отзывы... В интересах своих верителей и желая более активно заняться коммерческим делом, мне необходимо иметь право свободного проживания по всей Сибири...
Прилагая референции (характеристики, отзывы – Н.Т.)курганского купца Алексея Иванова Кочешева, Союза сибирских маслодельных артелей, товарищества «Перминов и Радионов» в Ишиме и копию приговора, имею честь просить Ваше превосходительство признать за мною право на сокращение и окончание срока поселения и разрешить мне приписаться к Курганскому мещанскому обществу или к Мало-Чаусовскому сельскому обществу без земельного надела, от которых я имел бы возможность получить паспорт на свободное проживание по всей Сибири».
Прошение рассматривалось в тюремном отделении (инспекции) губернского управления, в чьем ведении находились ссыльнопоселенцы. В результате ходатайство бывшего участника «сообщества, которое поставило целью своей деятельности, насильственное, посредством организации вооруженного восстания, изменение установленного в России законами образа правления на демократическую республику», было отклонено «как преждевременное» (7).
Находясь на поселении в Кургане, Злыднев вынужден был вести себя весьма осторожно, не допуская на людях каких-либо публичных суждений политического свойства и создавая о себе благоприятное впечатление в глазах представителей власти как о человеке, целиком погруженном в частную жизнь и занятым службой в Торговых конторах, затем работой в типографии Кочешева. В тесном же кругу более близких ему людей Злыднев позволял себе быть откровеннее. К числу таковых принадлежал, в частности, поэт-самоучка И.П.Малютин, добывавший пропитание службой в маслодельном Союзе. В своих воспоминаниях (в газетном, так и рукописном вариантах) о курганском поэте Кондратии Худякове Малютин упомянул о Петре Алексеевиче, с которым познакомился и сошелся в период их совместной службы в Союзе.
В1911 гв связи с сильной засухой закрывались маслодельные заводы. В Союзе сокращался штат служащих и рабочих. После увольнения Малютину с семьей «пришлось перебраться на другую квартиру. Ко мне переселился и союзный бухгалтер П.А.Злыднев... Это был замечательный оратор, много рассказывал о 1905 годе, прекрасно читал произведения Гоголя». В рукописном варианте Малютин уточнял, что из курганской конторы «союзный бухгалтер в знак протеста уволился по собственному желанию и перешел к нам на квартиру и на хлебы, а работать поступил в типографию к Кочешеву» (8). Вероятно, эта квартира находилась «по Береговой улице, в доме протоиерея Волкова». Именно такой адрес Злыднев указал в своем прошении о перечислении себя в крестьяне в апреле1912 г.
Только в связи с подписанием 21 февраля1913 г. царского указа по случаю 300-летия Дома Романовых произошел этот желанный перевод его «из ссыльнопоселенцев в крестьяне из ссыльных с 1 июля 1911 года», т.е. задним числом. Однако Злыднева причислили не к сельскому обществу в Курганском уезде, а к той местности, где он начинал отбывать ссылку на поселение – «к Обдорской инородческой волости Березовского уезда». Причем это делалось «для одного лишь счета и ему должны быть выдаваемы годичные паспорта на свободное проживание по Сибири». Увы, хотя Злыднев еще воспользовался дарованной милостью на это свободное перемещение, тем не менее, переехав из Кургана в Читу, он вскоре, 25 декабря1913 г., скончался там «от разрыва сердца» (9).
И.П.Малютин вспоминал, что его квартиру уже после отъезда Злыднева стали посещать по субботам «муж с женой, ссыльные Николай Александрович и Нина Александровна, высокообразованные люди, приехавшие из Нарыма» (10). Их фамилию мемуарист запамятовал. Возможно, дальнейшие изыскания позволят ее установить вместе с другими сведениями о ссыльных супругах.
14 апреля1912 г., незадолго до подачи ходатайства П.А.Злыдневым, закончился срок административной ссылки у Лидии Афанасьевны Зубаревой, происходившей из крестьян «Вятской губернии, Камышловского уезда, Больше-Ситниковской волости, деревни Хабары». Местом ее последнего водворения стала д. Курганская Мало-Чаусовской волости. Быть же причисленным к Мало-Чаусовскому сельскому обществу либо к мещанскому обществу Кургана, как упоминалось, рассчитывал Злыднев.
Получив выданное курганским исправником проходное свидетельство от 15 апреля, Зубарева на следующий день «выбыла в Уфу». Однако вскоре начальник Тобольского губернского жандармского управления (ГЖУ) генерал-майор Вельк «по встретившейся надобности» запросил в 1-м отделении губернского отделения сведения о Зубаревой. Помимо прочего его интересовало, «не имеется ли о ней компрометирующих сведений за время проживания в административной ссылке».
Последовавший 30 мая ответ дает до некоторой степени представление о личности недавней политссыльной Л.А.Зубаревой. «Бывшая учительница Решетниковской церковноприходской школы Уржумского уезда происходит из крестьян Вятской губернии, Нолинского уезда, Больше-Ситменской (так в документе – Н. Т.) волости, д. Хабары, была выслана в Тобольскую губернию из г. Уфы по распоряжению министра внутренних дел за принадлежность к организации социалистов-революционеров под гласный надзор полиции на три года и состояла на водворении по 24 апреля1910 г. в с. Жуковском Туринского уезда, а затем в д. Курганской Курганского уезда... За время проживания в административной ссылке Зубарева была подвергнута по постановлению г. начальника губернии аресту на две недели в административном порядке за нарушение тишины и порядка во время спектакля в слободе Благовещенской Туринского уезда 6 декабря1909 г.» Очевидно, запрос начальника Тобольского ГЖУ диктовался, в свою очередь, запросом от его уфимского коллеги, так как полученная о Зубаревой информация была затем послана в Уфимское ГЖУ (11).
Другой случай с отбыванием ссылки не в уездном центре – Кургане, а в сельской местности связан с Андреем Васильевичем Алферовым. По происхождению «крестьянин д. Дарьевской Гордиевской волости Нижегородской губернии и уезда», он состоял под гласным надзором полиции в с. Белозерском. «За окончанием 6 декабря1911 г. срока ссылки от названного надзора освобожден и выбыл на родину по проходному свидетельству Курганского уездного полицейского управления от 7-го декабря1911 г. за № 742» (12). К сожалению, иных подробностей об Алферове, в том числе о возможной принадлежности его к какой-либо политической партии, еще не обнаружено.
Спустя ровно год, а именно 7 декабря1912 г, жандармский ротмистр Кривцов доносил из Кургана своему начальнику в Тобольск, что «по распоряжению министра внутренних дел за принадлежность к партии социал-демократов в административном порядке высланы из пределов Томской губернии бывшие сотрудники газеты «Обская жизнь» мещанин г. Самары Михаил Константинов Антонов-Евграфов и крестьянин Екатеринбургского уезда Пермской губернии Михаил Иванов Галунов. 29 минувшего ноября сего года прибыли в г. Курган, где за ними и установлено негласное наблюдение» (13).
Собственно, сотрудником легальной газеты «Обская жизнь», издававшейся социал-демократами в Новониколаевске, был М.К.Антонов-Евграфов, а М.И.Галунов был наборщиком в печатавшей ее типографии Литвинова. Они оба действительно являлись социал-демократами, причастными к деятельности Новониколаевской (Обской) группы РСДРП. По ней в ночь на 6 августа1912 г. полиция нанесла серьезный удар, произведя обыски и аресты как сотрудников газеты, включая ее редактора А.Г.Новицкого, так и рабочих типографии (14).
Следом за донесением курганского жандарма на стол начальника Тобольского ГЖУ легли два отношения от его коллеги из Томска, в которых содержались сведения об обоих подвергнутых высылке в Курган лицах. Какие же «преступные деяния» вменялись им в вину? Про Антонова-Евграфова вр. и.д. начальника Томского ГЖУ ротмистр Потоцкий извещал, что как член Новониколаевской группы РСДРП он «вел усиленную пропаганду среди железнодорожных служащих и рабочих депо ст. Новониколаевск Сибирской ж.д., участвовал на сходках и собраниях этой группы; по обыску 6 августа обнаружены открытки с портретами Спиридоновой и Созонова и другие тенденциозного содержания. В1905 г. являлся одним из главных руководителей и подстрекателей железнодорожной забастовки, за что и был выслан генерал-губернатором из г. Новониколаевска на все время военного положений». О Галунове сообщалось, что тот «принадлежал к Новониколаевской группе РСДРП, являлся руководителем одного из кружков этой группы, участвовал на всех собраниях и сходках группы и по показаниям 14-летней свидетельницы он постоянно говорил о рабочем движении. В1908 г. привлекался при управлении к формальному дознанию за принадлежность к Обской (Новониколаевской) группе РСДРП, но по недостатку улик был оправдан».
Участь Антонова-Евграфова и Галунова решалась особым совещанием при министре внутренних дел. Согласно утвержденному последним постановлению их следовало подчинить гласному надзору полиции в избранных ими самими местах жительства, «за исключением столиц, столичных и Томской губерний на два года, считая срок с 30 октября»1912 г. По объявлении этого постановления как Антонов-Евграфов, так и Галунов избрали для отбывания ссылки г. Курган, куда их отправили этапным порядком (15). Можно предположить, что выбор в пользу Кургана был ими сделан не без совета Андрея Гаспаровича Новицкого, высланного в Нарымский край на 2 года под такой же надзор полиции. Ведь Курган Новицкому был хорошо знаком: здесь он привлекался по делу И.М.Зобнина еще а конце XIX в. и вел революционную деятельность накануне и в начале первой русской революции.
В административном порядке властями практиковалась также высылка участников революционного движения в места жительства их родителей. В годы первой революции гимназистка Омской женской гимназии Валентина Александровна Бирюкова являлась членом местной организации РСДРП. Она выполняла различные поручения, в том числе связанные с деятельностью подпольной типографии. 2 октября1906 г. Бирюкова, уже находясь в Томске, после обыска на квартире А.Н. Гладышева подверглась аресту. 9 января1907 г. временный томский генерал-губернатор, «рассмотрев... данные о вредном направлении и деятельности Валентины Бирюковой», распорядился выслать ее этапным порядком из пределов Томской губернии «на время продолжения военного положения и положения усиленной охраны... в местожительство родителей, село Куреинское Курганского уезда Тобольской губернии» (16).
Так дочь священника оказалась высланной под родительский кров. Там она, начиная с 6 марта1907 г., состояла под негласным надзором полиции. В Куреинском Бирюкова старалась сблизиться с местными крестьянами. Убедясь наглядно, что в крестьянской среде появились «некоторые замечательно хорошие, сознательные мужики, пожалуй, больше из молодежи» и что в этой среде обнаружился немалый спрос на нелегальную литературу, она сама не осталась в стороне от революционной пропаганды. Тем не менее, обязанность безвыездно находиться в течение неопределенного срока на одном месте очень тяготила Бирюкову. Это настроение отчетливо отразилось в ее письмах к подруге и соратнице Елизавете Яковенко в Петербург. В одном из писем она делилась задуманным планом: «Если военное положение каким-либо чудом снимут, то я побываю в Омске, а если нет, то буду ждать здесь до августа, а там подам прошение губернатору, чтобы разрешили съездить в Омск для лечения, а оттуда уж и удеру».
При обыске 12 апреля1909 г. у Е.В.Яковенко столичные жандармы обнаружили и отобрали письма к ней Бирюковой. В корреспонденции из Куреинского они нашли «указания, что означенная Бирюкова проявляла в этом селе преступную деятельность, ведя пропаганду среди местного населения». К дознанию о ее виновности подключились уже тобольские жандармы, но «ввиду совершенной недостаточности улик против Бирюковой» оно было окончательно прекращено 2 апреля1911 г. К тому моменту В.А.Бирюкова, вследствие отмены военного положения, уже избавилась от невольного сидения в родительском доме и даже поступила учиться в психоневрологический институт в Петербурге (17).
Далеко не все политссыльные по окончании срока ссылки и полицейского надзора покидали Курган, спеша возвратиться в прежние места жительства. Так поступил, например, упоминавшийся в начале статьи П.Н.Кунгуров. «В1913 г. с меня был снят надзор и предоставлено право возвратиться на родину; но я не поехал, так как в Кургане имел уже хозяйство». Он обзавелся небольшой сапожной мастерской и в период ссылки женился. После1917 г. Кунгуров проявил себя активным сторонником Советской власти в Кургане, за что во время Гражданской войны был заключен белогвардейцами в тюрьму, а позже, в связи с эвакуацией заключенных, этапирован в Забайкалье. Пережив череду нелегких испытаний, Кунгуров вместе с товарищами вернулся в Курган лишь в сентябре1920 г. (18).
Конечно, сообщенные в настоящей статье имена отнюдь не заключают собой полный перечень всех политссыльных Кургана и уезда в начале XX в. Численно их было гораздо больше. В отличие от ссылки декабристов, народников или поляков позднейшая ссылка не нашла еще отражения в местной историко-краеведческой литературе. Еще предстоит, прежде всего, в ходе архивных изысканий получить более полное и подробное представление о ней, установив как персональный состав ссыльных, так и, по возможности, их партийную принадлежность.
Н. Ю. Толстых, Межпоселенческая центральная библиотека Варгашинского района
Примечания
- Кунгуров П.Н. Записки рабочего // Пролетар. революция. - 1922. - N9 4. - С. 250-251.
- Свод законов Российской империи. - СПб., 1912. - Т XIV - С. 127.
- ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 152. Оп. 22. Д. 49. Л. 20. 155.
- Свод законов Российской империи. - СПб., 1912. - Т. XIV. - С. 128-130.
- Кунгуров П.Н. Указ. соч. - С. 251.
- Сверчков Д. Ф. Носарь-Хрусталев: опыт полит, биогр. - Л. 1925. - С. 17, 27, 30.
- ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 331. Оп. 25. Д. 13. Л. 5, 15-15 об., 16-16 об.
- Малютин И. Забытый поэт старого Кургана // Красный Курган. - 1958. - 31 авг.; ОГАЧО. Ф. Р-1565. Оп. 1. Д. 28. Л. 21.
- ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 331. On. 25. Д. 13. Л. 37-38.
10. Малютин И. Указ соч.; ОГАЧО. Ф. Р-1565. Оп. 1. Д. 28. Л. 23.
11. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 159. Оп. 1. Д. 74. Л. 31-33.
12. Там же. Л. 12-12 об.
13. Там же. Л. 97.
14. Галунов М.И. Заметки о революционном прошлом Новосибирска. 1900-1912 гг. - Новосибирск, 1956. - С 33-35; Лашков И.Г. Большевики Новониколаевска в борьбе против царизма (1895 - февраль 1917 г.) - Новосибирск, 1961. - С. 61-65; Гузеева В.Т. Семья Шамшиных. - М., 1983. - С. 97-98, 102-105.
15. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф 159. Оп. 1. Д. 74. Л. 102-105 об.
16. Гладышев А. Встреча с юностью: из воспоминаний старого революционера // Сов. Зауралье. - 1966. - 3 авг.; КОКМ. Ф. 28. Оп. 1. Д. 127. Л. 24.
17. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 159. Оп. 1. Д. 237. Л. 3, 46; Горелов В.А. Курганские большевики в революции 1905-1907г. ист. очерк. - Челябинск, 1965. - С. 163-164; ГАКО. Ф. Р - 2416. Оп. 2. Д. 103. Л 8/20; ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 164. Оп. 1. Д. 283. Л. 1-5; Гладышев А. Указ соч.
18. Кунгуров П.Н. Указ. соч. - С. 252-260.
