Зауральская генеалогия

(Из книги Александры Васильевой "Курган. Так было". Опубликовано на сайте "Курганген" с согласия автора).

Летом 1919г. город Курган находился под властью колчаковских войск. В конце июля стало ясно, что фронт стремительно приближается и Кургану не устоять перед Красной армией. Комендант города генерал-майор Лазарев омским правительством был назначен начальником эвакуации.

3 августа 1919г. он издает приказ о начале эвакуации. Вывозить стали все: обмундирование, снаряжение, продовольствие войск, запасы продовольствия для населения, оборудование заводов, типографий, все медицинские и ветеринарные работники были мобилизованы, медикаменты из аптек и больниц конфискованы, уходила милиция, принудительно забирались железнодорожные рабочие. Купечество, предприниматели, зажиточные горожане начали исход из города уже весной.

К середине августа от мирного населения осталась только часть. Кавалерийский отряд Николая Томина 13 августа выбил колчаковцев из Кургана, 15 августа в город вступила 5-я стрелковая дивизия 5-й армии. В походной типографии армии был отпечатан Приказ №1 по городу Кургану: «Объявляется для всеобщего сведения граждан г. Кургана и уезда, что с 24 августа 1919г. власть в г. Кургане перешла Революционному комитету, состоящему из пяти товарищей, назначенных Революционным Советом 5-й армии: председателя Н.Воронцова, товарища председателя А.Дмитриева и члены – Денисов, Лисин и Шалавко…».

Установившаяся советская власть начала исполнять в Кургане декреты, которые невозможно было исполнить ранее. Одним из таких декретов был декрет ВЦИК от 20 августа 1918г., который отменял право собственности на недвижимость в городах. Промышленные предприятия перешли в ведение государства – национализация, жилой фонд перешел в ведение местных властей – муниципализация.

В 1919-1920гг. в Кургане было муниципализировано 434 домовладения и 20 торговых и складских помещений.  Декрет не давал права местным органам власти выселять бывших собственников из их домов, он требовал оставлять им часть жилой площади, остальную распределять нуждающимся. В Кургане было много пустующих домов, хозяева которых ушли с белыми, многие дома были разрушены во время артиллерийских обстрелов или бомбежек. В них селились беженцы, бездомные.

Жилищным фондом распоряжался жилищный подотдел городского хозяйства. Уже в январе 1920г. подотдел столкнулся с тем, что бежавшие от советской власти жители возвращаются в Курган, занимают свои дома, а новых жильцов выселяют.

В апреле 1920г. началась организация коммунальных отделов при исполкомах. Для рассмотрения дел о возврате жилья были созданы Междуведомственные комиссии, возглавляемые заведующим коммунальным отделом. Комиссия внимательно знакомилась с заявлением и выносила решение. Заявлений было много, отказов тоже было много. Мотивировки отказов были самые разные.

В мае 1920г. отказали мещанину Виноградову Якову ввиду того, что акт насильственной эвакуации не установлен, и он не принадлежит к рабочему классу, эвакуировался, не желая оставаться в советской республике.

Отказали Пшеничникову Дмитрию, принимая во внимание его контрреволюционное прошлое, а также его жены, которая предавала рабочих белым бандам.

Отказали Деминой Параскеве, как жене белого офицера, который находился у Колчака и все их семейство контрреволюционное.

Было много и возвратов. Вернули дом Будриной Дарье, вдове при семи малолетних детях. Юдникову Егору дом вернули, потому что контрреволюционной деятельности за ним не обнаружили, дом его «кроме дефицита ничего не дает, что городскому хозяйству приносит одни убытки».

Заявления бывших домовладельцев часто дают возможность проследить их жизнь после эвакуации. В январе 1920г. муниципализировали дом Сажина Михаила Константиновича, который в 1917 входил в Комитет общественной безопасности, был городским головой, потом юристом, в 1919г. баллотировался в городскую думу. В своем заявлении он писал: «…Добровольно с Колчаком я не уходил, а был взят как военнообязанный и при отступлении Колчака был назначен в г. Красноярске юрисконсультом продовольственных организаций. При вступлении Красных войск в г. Красноярск я немедленно принял самое активное участие в организации Губпродкома: почти все инструкции, циркуляры и т.п. составлялись мною, читались лекции агентам Губпродкома и т.д. С большим трудом мне, как незаменимому работнику удалось получить разрешение вернуться к постоянному месту жительства в г. Курган, куда я обратно прибыл в мае 1920г. В моем доме все время покойно жили моя теща и тесть – Соколов Елпидифор Федорович, ныне учитель профтехшколы… С тестем мы живем одним общим хозяйством уже около 20 лет…». 26 января 1921г. дом Сажину вернули, принимая во внимание, что в прошлом за ним ничего контрреволюционного не имеется и представлены одобрительные материалы от партийных работников. Но в 1930г. горкомхоз дом все-таки забрал в свой фонд и Сажин стал не владельцем, а арендатором.

На углу улиц Советской и Кирова (ранее Казарменный переулок) располагалась усадьба специалиста по молочному хозяйству Александра Петровича Шатаева, на которой стояли три одноэтажных деревянных дома.

 

Дом А.П. Шатаева в 1970-е годы. Фото А.М.Кутовых.

Осенью 1920г. усадьбу муниципализировали. Мария Федоровна Шатаева 17 октября пишет заявление в Жилищный отдел горхоза, в котором излагает свое несогласие. «14 октября сего года пришли ко мне три агента из Горхоза и заявили мне, что мои два дома и флигель отходят в городское хозяйство, т.к. стоимость их превышает десять тысяч. Это известие как громом поразило меня, ведь до сих пор я от Советской власти никакой обиды не видела. Я решила, что меня, как вдову советского работника, который заразился тифом в дороге из Петрограда в Курган, куда он был командирован Комиссариатом Народного Просвещения, не обездолят, тем более, что я живу почти исключительно на доходы с квартирантов, работая по хозяйству с утра до вечера. Покойный муж мой с 1905г. служил в Министерстве земледелия: сначала здесь заведующим лабораторией по молочному хозяйству, а потом лет десять служил в Петрограде специалистом по молочному делу; а т.к. жалованья для проживания в Петрограде не хватало, то он по вечерам читал лекции в Народном университете во время германской войны раненым солдатам. В начале Советской власти он не саботажничал, работал все время для просвещения народа, в последнее время состоял профессором Агрономического института в Петрограде. Командирован в Курган он был в ноябре 1919г., приехал сюда 16 декабря, а 30-го декабря он уже скончался от сыпного тифа. Я в то время служила помощницей заведующей в 1-й Советской больнице, где прослужила с августа 1919г. по 1-е марта 1920г. Оставила службу по расстроенному здоровью. Заболела острым малокровием, которое сопровождалось сильным головокружением, и я не в состоянии была вести хозяйство и ходить на службу. К тому времени сын окончил бухгалтерские курсы, поступил на службу, а я осталась дома. Жалованье его, при теперешней дороговизне, капля воды в море и, если бы у меня не квартиранты и свое хозяйство, мне пришлось бы голодать, т.к. заниматься спекуляцией я принципиально не могу. Ввиду того, что я владела недвижимым имуществом, я не считала себя вправе обращаться за пособием, хотя, иногда и приходилось туго, но квартиранты мне во всем помогали и я нужды не видела. Теперь, если у меня отберут недвижимое имущество, я с семьей должна жить исключительно на жалованье сына. Семья моя состоит из сына 17 лет и дочери 13 лет. Обращаюсь с просьбой в Жилищный отдел обратить должное внимание на мое заявление и дома у меня не отбирать…» (ГАКО, ф.р-635, оп.1, д.9, л.320).

Усадьбу временно оставили Марии Федоровне.

Но в феврале 1921г. ее дом попадает в список домов торговцев, подлежащих национализации. Шатаев, будучи специалистом по молоку, занимался в Кургане торговлей принадлежностями молочного хозяйства. Торговля велась в одном из флигелей на его усадьбе. Усадьбу забрали, один флигель отдали под конвойную команду, другой флигель и дом – под квартиры. В 1923г. Мария Федоровна с детьми занимала 4 комнаты в основном доме, две комнаты были отданы служащим, в одном флигеле 3 комнаты были заняты учительницей музыки и две комнаты служащими УОНО, второй флигель так и оставался под конвойной командой гарнизона.

В этот же список попал дом Серовых на углу улиц Куйбышева и 1-й Заводской, который сохранился до настоящего времени и неоднократно ремонтировался.

 

Дом В.М.Серова в 1970-е годы.

 

Дом Серовых в наши дни (перестроен).

15 февраля 1922г. дом вернули Василию Михайловичу Серову. Его отец в 1895-1896гг. был городским головой, Василий был его старшим сыном.  Он после смерти отца на собственные деньги создал пожарный обоз, принимавший участие в тушении пожаров, как в городе, так и в его окрестностях. Был председателем Вольно-пожарного общества, состоял гласным городской думы и членом управы. Когда его дом муниципализировали, сыновья представили удостоверения о службе в рядах Красной армии: Иван – от командира 243 полка от 23 октября 1920г. и Сергей – от командира стрелкового полка 51 Московской дивизии от 23 января 1921г.

В своем постановлении Междуведомственная комиссия записала: «Принимая во внимание, что дом по своему состоянию и разрушенности не может приносить дохода и в то же время, учитывая заслуги Серова как выдающегося городского пожарного деятеля, оберегающего ценности республики, дом передать в собственность Серова» (ГАКО, ф.р-158, оп.1, д.71, л.25).

Еще в одном случае были учтены домовладельцу заслуги перед городом. Одной из первых была муниципализирована усадьба подрядчика Романа Поликарповича Кошкина по Богородскому переулку (ул. Томина), на которой стоял каменный двухэтажный дом с парадным входом и каменный одноэтажный флигель.

 

Дом Кошкина. Фото 2020 года.

После августа 1921г. усадьбу вернули при условии ремонта всех построек, который был сделан быстро и качественно. Кошкиным были затрачены значительные средства, не считая собственного труда. За досрочное выполнение ремонта ему отдали половину усадьбы и половину двухэтажного дома и отделили эту часть в отдельный двор.

Главное управление коммунального хозяйства возврат не утвердило. Коммунальная секция горсовета 3 сентября 1923г. решила: «Ввиду проявленной хозяйственной инициативы и проведения Кошкиным досрочно возложенного на него капитального ремонта по всему имуществу полностью, и признавая его полезную работу за все время Советской власти большой двухэтажный дом оставить на учете УКО (Уездный коммунальный отдел), а за Кошкиным закрепить каменный флигель со всеми прилегающими к нему надворными постройками и частью усадебного места» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.423, л.10об).

Кошкин такое решение посчитал несправедливым. В заявлении в Междуведомственную комиссию 14 февраля 1924г. он пишет: «Считая такое постановление комиссии неосновательным, я прошу комиссию снова о возвращении моего дома, принимая во внимание мое социальное положение, службу моего старшего сына в Красной Армии и другого сына – добровольца в той же армии, а также и мой шестилетний труд по строительству в городе Кургане. Если комиссия не найдет почему-либо возможности возвратить мне полностью мое имущество, то прошу возвратить половину его, принимая во внимание мои преклонные лета (65лет) и потерю трудоспособности» (ГАКО, ф-712, оп.1, д.419, л.210). Кошкину оставили половину имущества.

Следует заметить, что многие дома на улицах Береговой, Троицкой, Дворянской[1] были разрушены или повреждены в 1919г. при обстреле города с Увала. Такие дома возвращались хозяевам. Так было с домом по улице Свободы[2], 5, против ремесленного училища. Он принадлежал фельдшеру Ипполиту Ивановичу Манушевичу, который в 1912г. сдал дом в аренду и уехал в Омск. Там десять лет служил провизором в аптеке, в 1922г. решил вернуться в Курган. Его дом из пяти комнат, как бесхозный, в 1920г. был взят на учет и заселен беженцами. После заявления Манушевича дом ему вернули в совершенно разрушенном виде. Беженцы изрубили на топливо оконные рамы, двери, ставни, подполье служило помойной ямой. Манушевич через год дом продал и вернулся в Омск. В 1920-1921гг. дома возвращались прежним владельцам без всяких обязательств в отношении ремонта, и таких домов возвратили более 100. Дома перепродавались по несколько раз из-за начавшегося голода.

В 1922г. в курганский горисполком поступило письмо от врача Сергея Ивановича Дьяконова. «Будучи эвакуирован в августе 1919г. со всеми другими учреждениями из г.Кургана я остановился с семьей (брат и сестра) в г. Боготол, Мариинского уезда, Томской губернии, где и проживал до сего времени, состоя на службе при больнице и врачом-экспертом. В настоящее время я освободился от службы, должен и намерен возвратиться в Курган или уезд. Я получал дважды: в 1920 и 1921гг. сообщения из курганского уздрава с предложением получить должность врача, но не мог выехать, то оставался один, то в Боготоле учреждался здравотдел. В настоящее время перед выездом в Курган, обращаюсь в курганский горисполком с ходатайством о возвращении мне оставленного мною небольшого деревянного одноэтажного дома по Советской улице, №17 с землею. В Кургане и уезде я провел на службе более 30 лет, работая сельским, окружным, городским, уездным, земским и больничным врачом, на что употребил лучшие годы жизни. Теперь я остался без средств, т.к. при спешной эвакуации из Кургана не пришлось ничего взять, а всего оставленного, кроме возвращенного мне и присужденного народным судом в 1920г., я лишился. Поэтому дом мой с землею является в настоящее время единственным моим достоянием. Он никогда не занимался ни под какие учреждения. В настоящее время, по слухам, разорен и опустошен, требует большого ремонта, но все-таки я покорнейше прошу его мне возвратить, т.к. после возможного исправления он останется единственным убежищем для меня и семьи…» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.420, л.15).

К ходатайству было приложено удостоверение: «Предъявитель сего курганский уездный врач Сергей Иванович Дьяконов распоряжением начальника эвакуации г. Кургана генерал-майора Лазарева эвакуируется из Кургана в Томскую губернию… Жалованьем удовлетворен по 1 августа с.г. Эвакуационным пособием и суточными деньгами не удовлетворен. Семейное положение: брат Владимир Иванович и сестра Александра Ивановна, кои следуют  с ним».  Удостоверение было выдано 18 июля 1919г.  Дьяконов вернулся, дом получил только в аренду на 6 лет с обязательством всего ремонта. В 1925г. он повторно ходатайствовал о получении дома в собственность, но снова получил отказ.

Громадное количество муниципализированных домов по всей стране требовало больших расходов на ремонт и содержание.

В связи с этим Совнарком 8 августа 1921г. принимает декрет «О пересмотре коммунальными отделами списков муниципализированных домов».

Второй пункт декрета гласил: «Обязать коммунальные отделы в двухмесячный срок пересмотреть списки муниципализированных домов и представить в Народный комитет Внутренних Дел (НКВД) на утверждение списки тех домов, которые в виду незначительных размеров или по непригодности их для коммунальных и общегосударственных нужд могут быть переданы коллективам и отдельным лицам… Исполнительным комитетам предоставляется право сдавать в долгосрочное пользование коллективам жильцов те муниципализированные дома, которые непосредственно не используются местными коммунальными отделами» (Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. № 60. 21.10.1921. М.).

Давалось разъяснение, что в домах, отданных в аренду коллективу жильцов, общим собранием должен быть избран заведующий домом. Он должен принимать меры к сохранности здания, следить за его санитарным состоянием, проводить ремонт хозяйственным способом и вовремя уведомлять жилищный отдел о необходимости капитального ремонта. За явное пренебрежение своими обязанностями, приведшее к порче или разрушению дома, заведующий не просто увольняется, но дело передается в суд по обвинению в порче народного достояния. Часто дома сдавались в аренду не коллективу жильцов, а отдельному лицу. В этом случае между УКО (уездным коммунальным отделом) и арендатором составлялся договор, по которому имущество переходило в непосредственное ведение арендатора. Он брал себе квартиру, остальную часть жилой площади сдавал в наем. Часто арендатор не жил в этом доме. Арендатор обязывался весь хозяйственный надзор за арендованным имуществом производить за свой счет: очистку улиц, тротуара, двора, дымовых труб, оплачивать караульщиков и всякие налоги и сборы. В период аренды арендатор не пользуется никакими бесплатными услугами УКО и обязуется производить страховку имущества за свой счет. Выгода состояла в том, что арендатор назначал произвольную цену с квартиросъемщиков и эти деньги покрывали все его расходы с прибылью.

В ноябре–декабре 1921г. коммунальный отдел отдал в аренду сроком на три года 68 зданий различным учреждениям, в том числе народному образованию под школы, детские сады, детские дома отдали 27 домов, городской милиции – 7 домов, здравотделу – 5 домов под аптеки.

На 1 апреля 1922г. в Кургане было 376 муниципализированных домов, 2 заимки, торговые корпуса на Базарной площади, 4 колодца, 24 дачи на Увале и там же телефонная будка.

4 апреля 1922г. на заседании курганского исполкома была организована комиссия по демуниципализации домов горхоза. К 20 апреля уже вернули 86 домов. Бывший владелец обязан был в течение года провести ремонт и передать 10% полезной площади в распоряжение жилищного отдела. В противном случае дом отбирался обратно.

В сентябре 1920г. в жилищную комиссию обратился железнодорожный служащий Апполинарий Онуфриевич Косско с просьбой вернуть ему дом. Ему отказали как бежавшему с белыми и как ответственному лицу при Колчаке. В комиссии вспомнили, что в 1918г. младший брат Апполинария вступил в белый Добровольческий отряд, сражался против красных и погиб. Тело его было привезено в Курган, в костеле прошла панихида и в газете «Курганская свободная мысль» (6(19).11.1918) появилось сообщение: «Брат и родственники павшего в бою на Верхотурском фронте подпоручика Чеслава Онуфриевича Косско приносят сердечную благодарность участвующим в организации похорон начальнику гарнизона, коменданту города, городскому голове, товарищам офицерам покойного, солдатам и музыкантам, а также знакомым, участвующих в похоронах».  Этот факт сыграл решающую роль в отказе. 5 мая 1922г. Косско  снова обратился в Междуведомственную комиссию по демуниципализации с заявлением:  «Городским хозяйством был муниципализирован мой бывший дом по улице Свободы, 21 как убежавшего… Я не бежал, а был эвакуирован как железнодорожный служащий. Дом несколько разрушен и требует капитального ремонта и кроме того все надворные постройки сломаны и вывезены. Прошу комиссию возвратить мне мой дом» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.127, л.47).

29 мая дом вернули Косско и он сразу был продан. Дом Косско исторический. Он в 1845г. принадлежал поэту-декабристу Вильгельму Карловичу Кюхельбекеру. Сейчас там музей, посвященный поэту.

 

Дом Косско, бывший дом Вильгельма Кюхельбеера. 1970-е годы.

 

Музей Вильгельма Кюхельбекера в доме Косско. 2020 год.

Через дорогу от дома Косско стоял дом (Свободы, 20),  в котором с 1880 по 1909гг. жила Мария Александровна Крукович, дочь декабриста Александра Федоровича Бригена. После ее кончины дом был куплен лесничим Введенского лесничества Николаем Николаевичем Костомаровым. Получив перевод по службе, Костомаров в 1916г. продает дом Евгении Войцеховне Земянской. Ее муж, Каликст Сигизмундович, был владельцем двухэтажного дома по Троицкой (Свободы), 40. На усадьбе стоял каменный магазин фруктовых вод, в Гостинодворском переулке была аптека, во втором корпусе Гостиного двора – аптекарский магазин. Жена работала помощником провизора в аптеке. В 1917г. дом был реквизирован под городские нужды, там разместили запасную воинскую часть.

 

Бывший магазин фруктовых вод Земянских (слева). 2020 год.

В 1921г. Земянский был арестован и на основании Постановления уисполкома 3 марта был расстрелян в числе 23-х представителей местной буржуазии.

Для проживания семьи у Евгении Войцеховны остался дом, купленный у Костомарова. Первый каменный полуподвальный этаж этого дома выходил окнами во двор. Второй этаж, деревянный, был обшит тесом, окрашен, с улицы парадное крыльцо, окна со ставнями. Перед домом был палисадник.  Дом был муниципализирован в 1919г.

Евгения Войцеховна, узнав о декрете по пересмотру списков муниципализированных домов, в ноябре 1921г. стала ходатайствовать о возврате ей дома, но получила отказ, т.к. ее муж «был капиталистом и крупным торговцем» (ГАКО, ф.р-158,оп.1, д.71, л.17).

В 1922г. дом все-таки вернули, за что Земянская заплатила 975 рублей. Возврат вступал в силу после утверждения Главным управлением коммунального хозяйства (ГУКХ). В августе 1923г. Евгения Войцеховна пишет заявление: «…Прошу возврат дома утвердить, т.к. я вдова 60 лет, имею на обоих глазах катаракт, почему к труду совсем неспособна. Имущество мое после смерти мужа все конфисковано. Других источников к существованию за исключением лома не имею…» (ГАКО, ф р-712, оп.1, д.417, л.17).

Ответ на это заявление был следующий: «Дом не может быть возвращен ввиду не произведенной никакой хозяйственной инициативы, возложенной на Земянскую при первом возвращении дома, также ее безнадежность за старостью поддерживать таковой» (там же, л.20об).

22 октября 1923г. племянники Земянской пишут заявление в коммунальный отдел городского хозяйства: «Ввиду перехода в Укоммунотдел дома №20 по улице Свободы (быв. Земянской), мы, нижеподписавшиеся: служащий (контролер) электростанции госкома Горбачевский Станислав Антонович и сотрудник госкома Горбачевский Юлиан Антонович, желаем коллективно взять в аренду дом, т.к. живя в этом доме с 1921г. и до сего времени, мы за это время следили за домом и постройками и делали ремонт за свой счет».

К слову сказать, семья Антона Петровича Горбачевского жила у Земянских и в доме по Троицкой, 40.  Аренду им разрешили. В доме было 8 комнат, 4 из которых заняли Земянская и Горбачевские. В остальные комнаты заселили рабочие семьи.

В 1928г. Горбачевских и остальные семьи из дома все-таки выселили. Поводом послужило обращение в окружком ВКП(б) служащего райисполкома П.М.Богданова: «Я прибыл в Курган из района в октябре 1927г. и до сентября 1928г. я с семейством скитался по квартирам частников, менял их как цыган лошадей и, наконец, остался под навесом РИКа. Когда уже т. Головин, бывший секретарь, поговорил на сей счет, тогда мне дали квартиру по улице Свободы, 20. Но здесь оказали сопротивление Горбачевские – три брата во главе со своей мамашей Каролиной Цеховной.  Арендаторы – сестра бывшей домовладелицы, двое из братьев козыряют профсоюзными книжками, советские работники, а старший занимается рыболовством и продает рыбу. И здесь барыню потревожили, которая одна занимала комнату. Я вошел, но здесь Вотинов (прокурор) нашел нарушение революционного закона, стали таскать по милиции…» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.267, л.89).

В результате всех выселили, и дом отдали арендатору О.Г.П.У.

Третий дом, связанный с именем декабриста – дом Нарышкина. С 1890г. он принадлежал купцу Алексею Егоровичу Фоминцеву, а после его смерти – вдове Елизавете Никодимовне, скончавшейся 24 декабря 1918г. Ее дети в 1919г. ушли с белыми в Сибирь «по несознательности», поскитавшись по чужим углам, вернулись в Курган. Дом уже был муниципализирован, во время обстрела он был сильно поврежден и требовал ремонта. 8 марта 1922г. дом Фоминцевым возвращают при условии капитального ремонта. Денег у Фоминцевых не было, и они продают дом Антону Прокопьевичу Беленькому, который произвел частичный ремонт.

 

Дом Нарышкиных. 2020 год.

Курганский уездный исполком 16 февраля 1921г. утвердил список домов торговцев, которые должны были быть немедленно муниципализированы. В этот список попал каменный двухэтажный дом Алексея Петровича Калинина, который до сих пор стоит на углу улиц Куйбышева и Пролетарской.

 

Дом А.П.Калинина.

 

Дом А.П. Калинина. 2020 год.

Усадьба Калининых простиралась до улицы Советской и кроме основного дома на ней стоял полукаменный двухэтажный флигель справа от ворот, в переулке – полукаменный двухэтажный дом с мезонином (мезонин не сохранился, дом тоже уже необитаем) и на Советской до сих пор сохранился полукаменный двухэтажный дом, который почти примыкает к соседнему дому. Угловой дом на улице Куйбышева отдали под детскую коммуну, остальные дома – под квартиры.

Был муниципализирован и деревянный магазин Калинина на Нижне-базарной площади. Исполком 16 июня 1921г. рассмотрел обращение горкомхоза: «Здание депо Вольно-пожарного общества пришло в ветхость и совершенную негодность, почему и требует обязательной и немедленной перестройки.  Для означенной цели горкомхоз намерен использовать бывшее торговое помещение Калинина на Базарной площади» (ГАКО, ф.р-635, оп.1,д.88, л.29).

Магазин разобрали. Калининым выделили небольшую площадь на первом этаже основного здания. По ходатайству Анны Васильевны Калининой ей вернули дом на улице Советской по Постановлению Междуведомственной комиссии от 20 апреля 1922г. Очень скоро это решение было отменено.

Анна Васильевна 14 марта 1924г. обращается в комиссию с заявлением: «… В настоящее время узнав, что Междуведомственная комиссия пересматривает прежние решения и в некоторых случаях укрепляет дома за бывшими владельцами, я обращаюсь с просьбой об укреплении за мной из четырех домов одного только флигеля … который раньше был уже мне возвращен. Просьба моя вызвана тем, что мы оставшись совершенно без средств живем на иждивении дочери, ведущей домашнее хозяйство и с трудом добывающей средства к существованию… Никакой вины перед советской властью мы за собой не чувствуем, с Колчаком не бежали, но переживали ужасы безвластия в момент перехода города из рук в руки. Никакой политикой никогда не занимались. Советской власти нас притеснять не за что…».

Калининой в просьбе отказали. Детскую коммуну из основного дома перевели и дом отдали под квартиры. Ответственной по дому назначили дочь Калининых Александру Алексеевну Разаеву.  Семья нищенствовала, Разаева была на иждивении дочери, служившей в окружном отделе народного образования. В 1927г. была сделана попытка выселить их из дома. Александра Алексеевна обращается в горсовет и в горкомхоз: «Живя в доме горхоза № 71 Свободы внизу, в общей комнате занимаю13,1 кв. метра, а другую половину занимает инвалид труда Тарасов А.Е. –17,4 кв. м. Ремесло мое пошивка белья, заработок не превышает 30 рублей. Имею инвалидный протокол, мне 58 лет и внуку 8 лет, ученик. Родителям по 85 лет. От дому отлучаться почти нельзя, родители требуют постоянного ухода, поступить на службу не могу. Вдовею уже 15 лет. Я и муж не имели никакой собственности. Я и родители не бегали с белыми в 19 году. Когда пришла Красная армия в четырех наших домах поместили красноармейцев и беженцев. Наш дом остался цел. От дома Туника и других остались одни стены, все растаскано…» (ГАКО, ф. р-712, оп.1, д.146, л.81).  Выселение приостановили.

Остался целым и дом Переладовых, долгое время известный в городе как дом Державина. Дом стоит до сих пор на углу улиц Советской и 1-й Заводской.

 

Дом Переладова. 2020 год.

Гаврила Григорьевич Переладов купил этот дом 28 мая 1912г. – дом полукаменный, двухэтажный, с парадным ходом.  В 1918-1919гг. дом был частично занят военными. Переладов умер в 1918г., у вдовы дом изъяли в 1919г., как превышающий стоимость в 10 тыс. руб.  Мария Дмириевна взяла дом в аренду с обязательством провести ремонт, в дом подселили несколько жильцов. В 1924г. жильцов выселили, Переладовой дали квартиру в нижнем, цокольном этаже. Весь второй этаж был отдан с 22 марта 1924г. в аренду врачу Алексею Александровичу Державину. Арендная плата врача составляла 6 руб.20 коп в месяц. Мария Дмитриевна Переладова была учительницей в пункте ликвидации неграмотности среди делегаток окружного женского отдела и получала 13 руб. 12 коп. в месяц. Она хлопотала о возврате дома, в 1925г. писала даже Калинину, все было напрасно.

Прежних хозяев из дома не выселяли, им оставляли небольшую жилплощадь. Это было утверждено Постановлением Совнаркома от 27 апреля 1922г. «О невыселении граждан в административном порядке из занимаемых ими жилищ». Согласно Постановлению выселение могло производиться лишь по судебному решению в случае хищнического отношения к жилью или неплатежа квартирной платы. В случае, когда площадь дома давала возможность уплотнения согласно нормам, бывшим владельцам давался двухнедельный срок для подыскания жильцов по своему усмотрению.

Этим правом воспользовалась Зинаида Павловна Коган, для уплотнения площади она пригласила своих родственников. Сама Зинаида Павловна была дочерью купца, а потом мещанина Павла Парфентьевича Шветова и приходилась двоюродной племянницей городскому голове Федору Васильевичу Шветову, который был поручителем на ее свадьбе. В 1903г. она вышла замуж за городового врача Николая Семеновича Когана, будучи фельдшерицей городовой больницы.

 

Николай Семенович Коган

Дом Когана стоял на углу Троицкой улицы и Телеграфного переулка (Куйбышева – Красина), имел два парадных хода – на улицу и в переулок. В ее доме на подселении всегда жили врачи.

 

Дом Когана на углу Куйбышева и Красина. 1970-е годы.

В 1928г. их всех хотели выселить. Коган 21 августа направляет в президиум горсовета заявление: «Представителем комхоза мне заявлено, что я не имею права на квартиру в доме горкомхоза на том основании, что до революции дом принадлежал мне… Дом действительно построен моим мужем, городовым врачом исключительно на средства, получаемым им от работы в больнице и частично от практики. Торговлей мой муж никогда не занимался, в наем квартиру не сдавал. С 1914 по 1917гг. он был разбит параличом, что имело, безусловно, влияние на его рассудок. В начале 1917г. муж умер, и дом перешел в наследство двух малолетних детей – сирот Елены и Валентины. С момента смерти мужа я в наем квартиры не сдавала, т.к. все комнаты были заняты военными постоями. После муниципализации в доме, который я и дети не считали своим, мы занимали одну комнату, на которую я, как трудящаяся, работающая в течение почти 30 лет, состоящая членом профсоюза с 1921г., а также и дочь моя служащая аптеки №1 и состоящая членом профсоюза, имеем право… и в дальнейшем проживать в этом доме» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.266,л.67).

Одну комнату в доме занимала родная сестра Коган Лидия Павловна Шветова – учительница 5-й советской школы 1-й ступени. Для уплотнения площади Зинаида Павловна в 1923г. пригласила еще одну родственницу – Софью Ивановну Шветову.  Софья Ивановна еще до прихода красных в 1919г. уехала в Томск. Там она служила переписчицей и телефонисткой в военно-хозяйственном отделении Томского губернского военкомата, по командировке направлялась в Нарын, переписчицей в райвоенкомат.  В августе 1923г. была уволена по болезни и вернулась в Курган с дочерьми: Нине – 8 лет, Кате – 4 года. Своего жилья у Софьи Ивановны в Кургане не было, и она поселилась в доме Когана. В 1928г. ее тоже пытались выселить, она одновременно с Когон подала заявление в горсовет 21 августа 1928г.  «Представителем жилотдела мне заявлено, что я, вследствие своего замужества за Шветовым Федором Васильевичем, служившим до революции в Кургане в должности городского головы и бывшего домовладельцем, права на квартиру в домах горхоза не имею, по поводу сего имею сказать следующее:

1) Муж мой действительно с 1897 по 1917гг служил городским головой по выборам и получаемое по этой должности жалованье служило единственным источником к существованию;

2) Дома, находящиеся на улице Свободы в последнее время перед революцией моему мужу уже не принадлежали, а с 1917г. были собственностью Егора Лаврентьевича Кропанина;

3) Муж не был купцом, торговлей никогда не занимался и жил исключительно на жалованье;

4) В данное время мой муж Шветов Ф.В. почти 80-летний старик вместе с двумя детьми живет на моем иждивении и на какую-либо особую квартирную площадь, а тем более, на комнату, не претендует и занимает лишь угол в комнате, занимаемой мною и детьми, на каковую комнату я, как трудящаяся и как член профсоюза медсантруд имею право и выбросить на улицу своего мужа не могу, т.к он является в мое отсутствие на работе нянькой для моих детей.

О себе я должна сказать следующее: с первых дней революции, не боясь труда, я дочь рабочего-столяра, привыкшая к труду с детства, сразу поступаю на работу и работаю последовательно в следующих учреждениях: первоначально я служила в Томском губвоенкомате – 3,5 года, затем по приезде в Курган служу в городской больнице уже в течение почти 5 лет. Прошу права на занимаемую мною квартиру не лишать … дать возможность вместе с другими жильцами дома вступить в члены Жакта[3] и заключить договор на дальнейшую аренду дома» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.266, л.64).

Среди арендаторов дома была Антонина Алексеевна Папулова, ее мать была двоюродной сестрой Павла Шветова, сама Антонина – троюродной сестрой Зинаиды Коган. Ее тетя по отцу – Екатерина Егоровна Березина. Антонина Алексеевна была врачом 2-й Советской больницы. Не родственником был только врач Израиль Тапхилевич Певзнер. Постепенно всех этих арендаторов из дома выселили.

В ноябре 1910г. Вера Ивановна Кочешева, жена успешного владельца лучших в городе фотографии и типографии Алексея Ивановича Кочешева, купила на свое имя усадьбу на Дворянской (Советской) улице, рядом с усадьбой мужа.

 

Дом Веры Ивановны Кочешевой.

В 1919 году дом Алексея Ивановича перешел в собственность города, семья переехала в имение «Благодатное», совместное владение братьев Алексея и Александра. Дом Веры Ивановны был муниципализирован и отдан под квартиры. В 1926г. 23 марта в горкомхоз поступило заявление Веры Ивановны: «Узнав, что бывший мой дом, находящийся по улице Советской, 72, между домами бывшими Андреева и А. Кочешева, за ветхостью предназначается в продажу на слом, я решила просить городской Совет возвратить мне означенный дом, как неправильно муниципализированный, основания к нему следующие:

1) Дом для городского хозяйства не представляет интереса;

2) Дом со всеми постройками приобретен мною лично через покупку в 1910г. от Ивана Хлызова с рассрочкой и окончательно оплачен только в 1918г., имущество это не было общим с имуществом моего мужа Алексея Кочешева;

3) По городской оценке 1913г. стоил менее 5000 рублей;

4) Жилая площадь менее 20 кв. сажень, т.е. менее нормы, каковые дома также не подлежат муниципализации;

5) Дом ветхий, требует капитального ремонта и переустройства.

С 1918г. до сего времени я проживала в поселке, бывшей Падеринской волости, занималась все время сельским хозяйством, имею одну лошадь и корову, в доме не нуждалась и не возбуждала об этом ходатайства. А в данное время года мои уходят, мне 48 лет, здоровье мое совершенно расстроилось, тяжелое не могу работать, муж находится в преклонном возрасте, 62 года, тоже не в состоянии физически работать. К тому же дочери мои кончили нынче учение – школу 2-й ступени, ищут места, будут устраиваться в городе, а я не имею совершенно средств, чтобы купить хоть мало-мальский дом. Вот все эти причины и заставляют меня обратиться в горсовет и просить возвратить этот дом» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.164, л.22).

К заявлению было приложено удостоверение из Падеринского сельсовета в том, что Кочешева действительно проживает в трудовом хозяйстве Бр.Кочешевых с 1918г., занимается сельским хозяйством и побочных заработков не имеет.

Три дочери Кочешевых после революции оставались жить в городе, в семье Серафимы Ивановны Ярославцевой, родной сестры Алексея Ивановича.  Им нужно было окончить учебу. Старшая, Мария, завершила учение в 1922г., через год вышла замуж и уехала в Новосибирск. В 1925г. средняя и младшая дочери закончили курсы: Надежда – кооперативные, Софья – бухгалтерские. Обе девушки приехали к родителям и работали в Падеринском сельсовете.

 

Вера Ивановна Кочешева с детьми

Когда по просьбе Веры Ивановны дом ей не вернули, Алексей Иванович с дочерьми уехал к старшей дочери в Новосибирск. По словам Софьи Алексеевны Кочешевой, в замужестве Баленко, Вера Ивановна еще оставалась в Падеринке, но в 1927 или 1928 году за не сдачу продналога из-за засухи она вместе с раскулаченными была выслана на север. По ходатайству семьи ее вернули, и Вера Ивановна приехала в Новосибирск. В мае 1932г. она скончалась от крупозного воспаления легких. В марте 1933г. от той же болезни умер Алексей Иванович.

Никогда не пытался вернуть свой дом Петр Дмитриевич Смолин. Усадьба Смолина располагалась на углу Троицкой улицы и Фроловского переулка (Куйбышева–Савельева). Кроме двухэтажного полукаменного дома в момент муниципализации в 1919г. на усадьбе была конюшня, кладовая, амбар, стайка, три навеса. В верхнем этаже дома было 11 жилых комнат, внизу – две комнаты. С улицы – парадный ход и со двора – два хода. В январе 1919г. дом был занят 12-й ротой 3 стрелкового кадрового полка.

 

Дом Петра Дмитриевича Смолина

Позже в дом заселили восемь семей, Смолину оставили в верхнем этаже две комнаты, кухню и ванную, но ордер ему не выдали. Раз ордера не было, за квартиру он не платил и ремонтом не занимался. Ему пригрозили выселением.

В марте 1925г. он пишет расписку, в которой обязуется в летний сезон привести квартиру в порядок и подписывается – гражданин СССР П.Смолин.  Через год, 19 марта 1926г., Петр Дмитриевич пишет заявление в жилищный отдел: «Живу в доме горхоза по улице Свободы, 52 (бывший мой). Сейчас дом занят частными жильцами. Мне стало известно, что дома горхоза предполагается сдавать в аренду. С согласия надлежащей Высшей Советской власти предполагается в этом доме устроить школу нового Советского типа, причем в ней примут участие моя жена и сыновья с высоким образованием, каждый может принести большую пользу Кургану и уезду. Покорнейше прошу дом № 52 в аренду не сдавать» (ГАКО, ф. р-712, оп.1, д.273, л.56).

 

Петр Дмитриевич с семьей

Дом ставили на ремонт и Смолина выселяли. Возможно, он придумал про школу, жену и сыновей, пытаясь задержать свое выселение. На него подали в суд, который 27 августа 1926г. вынес решение: «Гражданина Смолина П.Д. на время ремонта из занимаемой квартиры выселить, предоставив ему право после ремонта занять квартиру. Судебные издержки отнести за счет ответчика в сумме 2р.20к.».

9 сентября Смолин квартиру освободил, но 2 рубля платить отказался, потому что нечем. При осмотре его квартиры оказалось, что имущества, которым можно было бы пополнить иск, у Смолина не оказалось. После ремонта он вернулся в свою квартиру, которую по-прежнему не оплачивал.

Снова состоялся суд 22 декабря 1928г., который постановил Смолина из занимаемой квартиры выселить. Он выселился неизвестно куда.

29 декабря специальная комиссия осмотрела квартиру и составила акт: «Я, агент горкомхоза Борисов, в присутствии понятых – милиционера Афанасия Киселева, фотографа Крутова и домкома Бывальцева Степана произвели осмотр имущества бывшего домовладельца П.Смолина, который занимал квартиру, а сам не находился, также не отапливал. При вскрытии маленького замка, который открывался без ключа, оказалось: несколько икон и одна куча бумаги с фотографическими карточками, три ящика, из которых был сделан стол. Все выше упомянутое вынесли в свободный амбар, ключ находится у гражданина Светлышева, о чем и составлен настоящий акт» (ГАКО, ф.р-712, оп.1, д.273, л.164).

Вероятно, после ремонта мебель Смолина исчезла. Через какое-то время Петра Дмитриевича поселили в цокольном этаже бывшего его дома, где он и скончался 27 декабря 1930г. от гриппа и воспаления легких. О его смерти сообщила Евгения Малькова.

 

Петр Дмитриевич Смолин в конце жизни

К 1925г. муниципализация в Кургане была завершена, возврат домов тоже происходил в исключительных случаях. Был урегулирован вопрос с квартирной платой, которую стали брать с квартиросъемщиков в зависимости от получаемого жалованья. Получающие 15 руб. платили 1,4-3,5 коп. за квадратный метр, до 50 руб. – платили 13,7-35 коп.  за кв.м., свыше 150 руб. – доплачивали 10% к установленной ставке на каждые 10 руб. Кухни, коридоры, ванные комнаты, комнаты без окон в расчет не принимались.

Недостаток квартир в Кургане выдвинул необходимость организации жилищно-кооперативных товариществ.

ВЦИК и СНК СССР 19 августа 1924г. приняли Постановление «О жилищных кооперативах», которое устанавливало три вида жилищных кооперативных товариществ: жилищно-арендное кооперативное товарищество (ЖАКТ), рабочие жилищно-строительные кооперативные товарищества (РЖСК) и общегражданские жилищно-строительные товарищества (ОЖСТ).

В Кургане 1 июля 1925г. окружным профсоюзным бюро была создана комиссия для изучения вопроса жилищной кооперации в рабочих районах города. Вначале ЖАКТы имели номера, потом стали брать себе названия: Светоч, Труженик, Единство, Работник, Пролетарий, Металлист и т.д. ЖАКТы просуществовали до войны.