Зауральская генеалогия

Как известно, родные места по обе стороны Тобола А.К.Югов избрал основным местом действия для своей дилогии «Страшный суд». При ее создании писатель обращался к своей памяти, мысленно воскрешая реальные события и лица полувековой давности. Конечно, автор создавал не документальное произведение, а художественное. Тем не менее, будучи писателем-реалистом, он творил ткань произведения отнюдь не из одного художественного вымысла. Романист сплавлял его с подлинными событиями, которым в изображаемую эпоху ему довелось быть очевидцем либо о которых он слышал, не говоря уже об обращении его к историческим документам. А поскольку в подлинные события были втянуты живые, реальные люди, то для А.К.Югова эти люди служили прообразами (прототипами) героев его эпопеи. Таким образом, в капитальную конструкцию историко-революционной дилогии «заложены» действительные события, происходившие в Зауралье, и реальные люди, принимавшие в них участие.

 

Автор романов, а также очерков, литературных статей, рецензий, художественных биографий ученых, переводчик и комментатор «Слова о полку Игореве» Алексей Кузьмич Югов родился 12 (25) марта 1902 года в слободе Каминской (ныне село Каминское Куртамышского района Курганской области), учился в Кургане и Новосибирске. В августе 1914 года он был зачислен в Курганскую мужскую гимназию. Журнал «Школьные годы», издаваемый в Кургане Союзом учащихся средней школы, стал первой пробой писательского пера А. К. Югова. А. К. Югов умер 13 февраля 1979 года в Москве (информация из Википедии).

Как представляется, именно так поступил Алексей Кузьмич, когда при описании семейства Шатровых он обратился непосредственно к семейной истории Юговых, черпая из нее отдельные черты и подробности, наделяя ими и перенося их на кого-либо из героев дилогии. Не случайно было подмечено: в облике молодого сына Шатровых – Володи – угадывается подросток Алеша Югов, уже тогда хорошо разбиравшийся в мельничном деле своего отца. Сам же Кузьма Александрович Югов, несомненно, послужил прототипом для создания образа Шатрова-старшего. Некоторые черты характера, внешнего облика, жизненной биографии К.А.Югова проступают с очевидностью в Арсении Тихоновиче Шатрове. Например, примечательная деталь во внешности последнего – «округлая шапка крупных, темно-русых кудрей над выпуклым, крутым лбом» - находит зримое подтверждение при взгляде на настоящего Кузьму Югова, каким он запечатлен на дореволюционной фотографии вместе с женой, в полном расцвете сил, и даже в более позднее время – на семейной фотографии 1930-х годов. 

Стоит отметить, что Югов-младший не оставил нам сочинений чисто мемуарного характера. По крайней мере, в опубликованном  наследии писателя воспоминаний о семье Юговых, собственном детстве и юности не имеется. Вплоть до начала XXI в. об отце, К.А.Югове, в печати упоминались самые скупые сведения и только в связи с биографией писателя-сына. Так, сообщалось, что Алексей Югов родился в 1902 году в семье волостного писаря в селе (слободе) Каминском. Правда, вскоре К.А.Югов был скомпрометирован в глазах властей причастностью к какому-то политическому делу и был вынужден навсегда распрощаться со службой, став мельником-плотинщиком, т.е. от службы казенной перейти к частному предпринимательству.

Неоднократно повторяемые, эти сведения о Югове-отце в конечном счете восходят к Югову-сыну. Собственно, это почти все, что при жизни находил нужным сообщить писатель из жизненной биографии своего отца. Кстати, в дилогии эти сведения в несколько измененном виде получили отражение в биографии Арсения Шатрова. Так, свою политическую неблагонадежность тот обнаруживает в революционном 1905-м году. По словам автора, Арсений Шатров в ту пору – это «еще мало известный в городе мельник и маслодел, выходец из волостных писарей». Купец Сычов, наблюдающий дружеские отношения с калиновским волостным писарем Матвеем Кедровым, мысленно замечает: «Видно, забыть не может, что сам когда-то из волостных писарей поднялся!» И хотя с 1905 года Арсений Шатров оказывается под негласным полицейским надзором, это не мешает ему за сравнительно короткий срок расширить свое предпринимательское дело и постепенно превратиться во «все набирающего и набирающего силу, да и удачливого урало-сибирского промышленника».

Если для Сычова только после свержения монархии становится ясно, кем же на самом деле являлся Матвей Кедров, то для читателей писатель не делает тайны. Из повествования им изначально известно, что Кедров – «бежавший из ссылки большевик, ведущий и здесь свою подпольную работу, и что это сам Шатров, через старые свои связи с одним из волостных писарей уезда, выправил ему, Андрею Соколову, чужой надежный паспорт, а через давнюю, домами, дружбу с земским начальником устроил волостным писарем в Калиновку». В последней узнается село Каминское, где Югов-старший вынужден был из волостных писарей заделаться мельником-плотинщиком. Положив начало своей предпринимательской деятельности, именно здесь он принялся ее расширять. Здесь же, в Каминском, он познакомился с волостным писарем и одновременно, так сказать, «по совместительству» с профессиональным революционером Михаилом Илларионовичем Соколовым-Быстровым. Литературоведы подтверждают (и тут, думается, не обошлось без собственных признаний автора), что он послужил одним из прототипов при создании образа Кедрова, а заимствование фамилии «Соколов» служит тому явным подтверждением. Имел ли отношение лично отец писателя к устройству Соколова-Быстрова каминским волостным писарем, утверждать уверенно нельзя, но он, как отмечает исследовательница юговского творчества А.А.Смирнова, был дружен с ним. Можно предположить, что К.А.Югов догадывался и о неявной, подпольной деятельности Соколова-Быстрова.

И все-таки, говоря о Кузьме Александровиче Югове, хотелось бы из области предположений, каких-то параллелей с литературным персонажем ступить на более твердую почву действительных фактов. С этой целью следует обратиться к документальным источникам досоветского времени. И такие источники мало помалу отыскиваются. Среди них важное место занимают газеты, в которых нет-нет, да найдется упоминание о К.А.Югове и его деятельности.

Одно из печатных изданий – «Народная газета» - выходила в Кургане и являлась органом Союза сибирских маслодельных артелей. Имя Югова-старшего в ней едва ли не первым из историков и краеведов заметил В.А.Плющев, задавшийся целью отразить историю знаменитого кооперативного объединения в своей документально-публицистической серии. На страницах четвертой книги «Гимн кооперации» К.А.Югов неоднократно предстает как страстный оппонент Союза. По времени это относится к весне 1913 года. А летом того же года, но уже не в уездном Кургане, а в губернском Оренбурге К.А.Югов оказался зачинщиком инцидента в земском собрании, сообщение о котором сохранила петербургская газета «Речь». Прибавив к ним еще один ценный и любопытный документ, который автор настоящей статьи обнаружил в фондах Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника, мы получим возможность взглянуть на родителя писателя с разных и весьма неожиданных сторон. В совокупности эти документальные свидетельства сродни штрихам к общественно-политическому портрету К.А.Югова и, разумеется, их не стоит воспринимать как законченный портрет.

К началу 1913 года К.А.Югов помимо мукомольного производства активно занимался маслоделием и торговлей. Будучи владельцем сельских лавок, он очень болезненно воспринял наступление на частных торговцев (а значит и на свою торговую деятельность!) со стороны Союза сибирских маслодельных артелей, основательно содействовавших открытию крестьянами потребительских кооперативов – артельных лавок. Начав свою торгово-промышленную деятельность в Каминской волости Челябинского уезда, К.А.Югов вскоре распространил ее и на соседний Курганский уезд Тобольской губернии. Не только в деловых интересах, но и в связи с поступлением сыновей в Курганскую мужскую гимназию Югов-старший обосновался с семьей в Кургане.

Поскольку кооперация чувствительно ударила и по другим частным торговцам Кургана, то они решили объединить усилия и попытались воздействовать на Союз через Курганский биржевой комитет. Учитывая деятельную натуру К.А.Югова, можно вполне допустить, что именно он первый подал такую мысль. Без преувеличения, в попытках сплочения частных торговцев ему принадлежит главенствующая роль. Все его дальнейшее поведение и действия свидетельствуют о том, что Кузьма Югов был закоперщиком в поиске мер для обуздания Союза.

20 марта 1913 года состоялось общее собрание Курганского биржевого комитета. На нем рассматривалось заявление, поданное девятью видными коммерсантами. Они взяли на себя смелость утверждать, что от деятельности Союза терпят убытки как торговцы, так и потребители, в особенности простой народ. В заявлении, в частности, утверждалось: «Всех торговцев Союз старается свести на нет, говоря, что торговец живет только за счет мужика, обирает его, ставя цены втридорога, а потому его нужно устранить, не принимая во внимание то, что у торговца все скоплено путем упорных сбережений в течение многих лет и роздано в кредит тем же крестьянам-артельщикам. Теперь при открытии артельных лавок торговец, конечно, теряет торговлю и большую часть кредита, отчего разоряется». По оглашении заявления принимавший участие в его составлении Югов заявил: «Вся та деятельность, которая принадлежит бирже, вскоре перейдет к Союзу сибирских маслодельных артелей. Он вытеснит торговцев. Кооперация подобна заразе, и я сам терплю от нее. Конечно, союзное дело недурное, но наша песенка спета, так как остановить развитие деятельности Союза мы не в силах». Однако из последних слов вовсе не следует, что К.А.Югов уже готов был сдаться без боя на милость врага-победителя в лице Союза. Отнюдь нет! Видя нравственную обязанность биржи в защите и поддержке торговцев, он желает, чтобы биржевой комитет содействовал заключению компромиссного соглашения с Союзом.

Собственно, в надежде на выработку такого соглашения и для обсуждения вопроса «о степени развития кооперативного движения в Курганском районе и о влиянии его на торгово-промышленную жизнь района» общее собрание биржи приняло решение провести в его стенах совещание с кооперативными деятелями. Оно состоялось 29 марта. Председательствовать на нем был приглашен ученый-агроном и недавний депутат Государственной думы Н.Л.Скалозубов. Кроме членов биржевого комитета, представителей «от торгово-промышленного класса» (Ф.Г.Кочуров, А.И.Дерягин, К.А.Югов) и от Союза сибирских маслодельных артелей на совещании присутствовали до ста человек торговцев и доверенных маслодельных артелей.

В словопрениях на совещании Югов оказался самым речистым из своих собратьев – частных торговцев: «Все время я от торговцев говорю один». Тем не менее его речи выявили и обозначили отнюдь не только его личную позицию. Они, по сути, отражали мнение и защищали интересы всего торгово-промышленного класса. Н.Л.Скалозубов и кооператоры так и расценили молчание остальных торговцев: раз они не возражают Югову, то тем самым выражают согласие. Сначала Кузьма Александрович четко констатировал: «Сущность вопроса состоит в том, что столкнулись два течения, две силы: торгово-промышленный класс и кооперация». И, ясно определяя свою принадлежность к одной из столкнувшихся сил, затем продолжал: «Кооперация заполняет отдаленные уголки деревни. Она душит мелкого торговца. Тот, задохнувшись, потянет за собой и крупного торговца, так что кооперация окажет свое влияние и на крупные торговые предприятия». Поэтому, поневоле терпя и вынужденно мирясь с кооперацией, осознавая невозможность ее искоренения, К.А.Югов желал бы видеть ее подчиненной по отношению к частному капиталу: «Я не против кооперативного движения, но стою за то, чтобы оно было поставлено в рамки, безобидные для почтенного сословия коммерсантов».

Признавая открыто, что выступает «с точки зрения торгового сословия», его оратор стремится доказать невыгодность Союза для вошедших в него артелей. Очевидно, этим самым он пытался воздействовать на доверенных маслодельных артелей, присутствовавших на совещании, а через них и на всех крестьян-артельщиков. Югов желает внушить им, что «крестьяне отнеслись доверчиво к обещаниям Союза, но они были введены в заблуждение». Тут председатель совещания, прервав Югова, замечает ему: «Вы являетесь представителем не крестьян, а торговцев, их Вы и защищайте, а крестьяне, если они обижены, вероятно, сами подадут голос за себя» В свою очередь, Югов это замечание парировал так: «А интересы крестьян и торговцев тесно связаны между собой, и поэтому мне, защищая интересы торговцев, приходится коснуться интересов и крестьян».

Однако в выступлениях представителей маслодельного Союза, включая доверенных артелей, попытки Югова взять под защиту крестьян и связать их интересы с интересами торговцев, получили энергичный отпор. К примеру, К.А.Петунин заявил, что в вопросе о выгодности или невыгодности Союза, кооперативной торговли решающее слово остается за населением. «Полезна артельная лавка – население ее ведет, не полезна – не ведет. А факты говорят вот что. Первоначально в Союзе было 12 артелей, а теперь 500. Артельных лавок было 2-3, а теперь 125 в одном Курганском уезде. Отсюда можно сделать вывод, что население считает для себя кооперацию выгодной». Чуть ранее к рьяному защитнику «торгового сословия» обратился доверенный I Плосковской  артели А.Ф.Третьяков. «Я буду возражать Югову. Он жалеет торговца, что его, бедного, забивают. А помнит ли Югов, как нас забивал торговец? Гвозди, например, стоили у торговца 12-16 коп., а теперь в своей лавке мы получаем их за 8 коп. Мы ведь не дети и понимаем, что эти копейки остаются в нашем кармане».

Особое возмущение у Кузьмы Югова вызвала издававшаяся Союзом «Народная газета». Он утверждал, что помещаемые в ней материалы представляют «сплошные нападки» на дорогое ему сословие. В запальчивости он назвал газету «черносотенной» на том основании, что она якобы «натравливает крестьян на торговцев». Вожакам кооперации он бросил упрек: «Если союзники хотят проводить идеи гуманности, то они должны были идти навстречу торговцу. А то теперь крестьяне идут мимо торговца да еще дразнят его. Мужик гуманен, но он не культурен и его натравливают на торговца». Обостренно воспринимая пропаганду в «Народной газете» идей кооперации, Югов далее произнес: «Мой сынишка получает эту газету. Я читаю ее и не нашел ни одной статьи, отрадной для торговца. Ни у одного автора нет намерения указать, чтобы население шло на соглашение с торговцем. Вот я и предлагаю обсудить вопрос, как воздействовать на газету, чтобы она содействовала мирному разрешению кризиса».

Тут довольно неожиданно из, казалось бы, строго делового источника – протокола совещания – возникает фигура не названного по имени сына К.А.Югова. О ком из трех братьев – Михаиле, Николае или Алексее – идет речь? Не исключено, что отец имел в виду как раз младшего своего сына Алексея. Уменьшительно-ласкательная форма слова «сынишка» в отношении 11-летнего подростка выглядит более всего оправданной. Если это предположение верно, то свидетельство отца из 1913 года привносит дополнительный штрих в биографию сына – будущего писателя, творца «Ратоборцев» и «Страшного суда». Выходит, если получателем «Народной газеты» значился сын, Алеша Югов, то отец, очевидно, оплачивал подписку и являлся только следующим читателем газеты.

Представители Союза сибирских маслодельных артелей убежденно отстаивали на совещании свою позицию, умело отражая наскоки и обвинения, звучавшие из уст Югова-старшего. Получили отпор и нападки на печатный орган Союза. Так, защищая его, один из кооперативных деятелей, А.С.Флоринский, заявил своему яростному оппоненту: «Я вполне понимаю господина Югова, что он является горячим противником Союза и «Народной газеты»: ведь г. Югов торговец, маслодел, и у него в Каминском открылась артельная лавка. Вот где скрыта причина ненависти г. Югова к Союзу и критики его деятельности. «Народная газета», поставившая своей задачей, помимо пропаганды идей кооперации и полезных сельскохозяйственных знаний, отражать в себе все нужды и запросы деревни, естественно, не может отказывать в помещении мужицких корреспонденций, трактующих о несовершенствах деревенской частной торговли и проч.» А председательствующий Н.Л.Скалозубов посоветовал торговцам издавать собственную газету. Он считал, что даже если редакция «Народной газеты» умерит тон по отношению к ним, то «вряд ли она будет заботиться об интересах торговцев» в ущерб развитию кооперации в Сибири.

Чем дальше, тем сильнее обсуждение перерастало в ожесточенный спор. Атмосфера на совещании (и не без старания в первую очередь импульсивного Югова, солировавшего от имени торговцев) настолько накалилась, что преследуемая торговцами цель войти в соглашение с Союзом потерпела крах. «Стать на практическую почву взаимного соглашения», как предлагал Н.Л.Скалозубов обеим сторонам, и в особенности представителям торгово-промышленного класса, не удалось. Знаменательно, что реплику кооператора К.А.Петунина «Соглашение не состоялось» К.А.Югов перебил своей репликой: «Будем бороться». А буквально перед этим он только что высказал свое сокровенное пожелание: «Может быть, можно войти в соглашение с Союзом: с одной стороны был бы капитал, уменье, с другой стороны – идея, общественная поддержка. Мне кажется, что при таких условиях можно было бы работать. И овцы были бы целы, и волки сыты». Но тут же подливал масла в огонь, только лишь раздувая противоречия и раздражая кооператоров.

И вправду вскоре группа коммерсантов распространила обращение к сельским торговцам. Под своим руководством те звали их к объединению, предлагая создать паевое товарищество. «Жизнь властно требует от нас объединения как личным трудом, так и капиталами», - убеждали они. Кооператорами план был окрещен «купеческим союзом». Несомненно, Югов-старший выступил в числе инициаторов обращения. Однако нет никаких подтверждений, что «купеческий союз» осуществился на деле. Скорее всего, он так и остался бумажным проектом.

Читая «Народную газету», мог ли Алеша Югов осознать всю принципиальную глубину конфликта своего отца с кооперацией? Едва ли мы вправе требовать столь серьезного понимания от подростка. Но интересно в этой связи отметить, что в дилогии сына Арсений Шатров в своей торгово-промышленной деятельности не входит в противоречие с кооператорами из-за артельных лавок. Оно нигде ни словом, ни намеком не обозначено. Наоборот, романный герой «продал свои маслодельные заводы и лавки при них только-только что набиравшему тогда силу Союзу сибирских маслодельных артелей», оставив за собой мукомольное дело. Тем не менее, Арсений Шатров строит амбициозный замысел объединения: ужасаясь нашествию иностранных монополий, их хищничеству («Ишь, проклятые, без войны, без единого выстрела заграбастали Сибирь!»), этот истый патриот-капиталист мечтает противопоставить им трест – мощное объединение урало-сибирских купцов и промышленников. Вот так своеобразно преломляясь, идея «купеческого союза», объединения коммерсантов, за которую ратовал Югов-отец, отразилась спустя полвека в эпопее Югова-сына. Кстати, ни в романе, ни в истории замысел, подобный шатровскому, не был реализован. Можно также предположить, что продажа маслодельных заводов и лавок Шатровым имела место не только в романе. Как знать, не навеяна ли она действительным случаем с Кузьмой Александровичем, решившем уступить недавнему противнику и сосредоточиться на мукомольном производстве? Конечно, без документального подтверждения это останется лишь одним предположением.

Летом 1913 года в Оренбургской губернии проходили выборы в органы земского самоуправления. К.А.Югов, уроженец Челябинского уезда этой губернии, имевший в нем собственность, принял участие в работе губернского земского собрания. Из депутатов (гласных), представителей от разных сословий – крестьянства, купечества, дворянства, предстояло выбрать членов губернской земской управы. В ходе этих выборов Югов стал зачинщиком инцидента, информация о котором попала затем в столичную газету «Речь».

Конечно, зная уже о горячем, взрывном темпераменте и экспансивном поведении Кузьмы Александровича, выказанных на совещании с кооператорами, не приходится удивляться их новому проявлению, теперь уже в Оренбурге. Недавно еще выступавший с резкими заявлениями от имени «торгово-промышленного класса», К.А.Югов вдруг с такой же вызывающей резкостью обращается к капиталистам и помещикам от имени… крестьян. Да, так и есть: в губернское земское собрание он явился как представитель от крестьян Челябинского уезда.

При выборе 4 членов губернской земской управы представители купцов и землевладельцев не обнаружили большого желания работать в управе. Под разными предлогами многие из них отказывались от предложения поставить их кандидатуры на голосование, или баллотировку. Тогда встал К.А.Югов и заявил: «Господа! В качестве представителя от крестьянства, трудом которого вы, представители капитала, пользуетесь веками…». Тут его прервал председатель собрания, указав на недопустимость подобных выражений, после чего Югов продолжал: «В качестве защитника крестьянских интересов я стал бы баллотироваться в члены губернской управы, но не надеюсь на успех. Меня капиталисты не проведут, а нас, крестьян, на собрании, смешно сказать, 6 человек гласных… Тогда как капиталистов и помещиков – 31». И действительно: эти слова Югова настолько распалили, озлили последних, что они обещали провалить его при баллотировке. В результате Югов снял свою кандидатуру, а другие крестьянские кандидаты были провалены большинством гласных. Писатель-сын знал об этом эпизоде отцовской биографии. В частности, в своем письме в секретариат правления Московской писательской организации он приводит цитаты из газеты «Речь». Но прямого отражения в «Страшном суде» этот инцидент не нашел.

Встает вопрос: почему в 1913 году К.А.Югов выступает от разных социальных слоев, расходящихся в своих интересах? Чьим представителем он себя осознавал и являлся на деле – крестьянства или торгово-промышленного класса?

Ответ на вопрос далек от однозначности. К началу XX в. сословия в России значительно утратили свою былую монолитность, замкнутость. Перегородки между ними обветшали, так что сословная принадлежность зачастую не свидетельствовала и не соответствовала настоящему социальному положению человека. В случае с К.А.Юговым это находит наглядное подтверждение. К примеру, в документе об успеваемости гимназист Алексей Югов назван «сыном крестьянина». В действительности же ни тогда, ни в бытность волостным писарем его отец земледелием не занимался. Крестьянским в Югове-старшем осталось лишь происхождение. Занятие предпринимательством, торговлей сделало его состоятельным человеком. Настолько обеспеченным, что он вполне мог бы записаться с семьей в купеческое сословие. Однако этого не произошло. Кузьма Александрович не изъявил подобного намерения, оставаясь формально в крестьянском сословии, что и дало ему возможность избираться гласным от крестьян, объявлять себя защитником их интересов.

Какие же соображения удерживали К.А.Югова в крестьянском сословии? Не исключено. Что здесь не обошлось без каких-то соображений финансового, фискального свойства. Но нельзя сбрасывать со счета и психологическую причину. Выходец из крестьян, К.А.Югов, конечно, не мог ощущать себя до конца в полной мере своим в среде потомственных купцов, крупных промышленников, финансовых воротил, банкиров, проживавших постоянно в городах. Он же по характеру своего предпринимательства был связан больше с селом, с крестьянским населением. Напрашивается, кстати, аналогия с Арсением Шатровым, которому при становлении своего дела пришлось в поисках кредита испытать неприятную зависимость от банкиров и толстосумов. Преодолевая проволочки и трудности, он направил весь свой капитал на развитие промышленного маслоделия и добился большого успеха, а с ним и богатства. «Арсений Шатров искренно считал себя благодетелем окрестного люда, культуртрегером края», - замечает о нем писатель. Вместе с тем не конкретную принадлежность к купеческому сословию, а гораздо шире – к торгово-промышленному классу (по иному – к капиталистам, буржуазии) К.А.Югов прямо осознавал еще в самом начале своего делового восхождения. Подтверждая в отношениях капиталистов к рабочим наличие эксплуатации, он в октябре 1905 года, т.е. в разгар первой революции, на заседании Курганского отдела Московского общества сельского хозяйства недвусмысленно признался: «Я маленький маслозаводчик, имею небольшой капитал. Нужно сознаться, что мы, капиталисты, не прочь прижать рабочего, выколотить из него возможно больше, одним словом, мы, эксплуатируя рабочих, составляем капитал». 

Разумеется, указанная аналогия и подмеченные совпадения не служат доказательством тождества между образом Шатрова и К.А.Юговым. Говорить о зеркальном отражении одного в другом нельзя. Заимствуя от отца отдельные черты нрава, облика, беря факты и моменты его биографии, писатель создавал собирательный образ. Недаром он уклонился от прямого ответа на вопрос В.П.Бирюкова, заданный ему в письме» «…фигура Арсения Тихоновича, по незнанию прототипа, явилась для меня неожиданной. Не думаю, что этот персонаж – целиком плод Вашего творчества, а все же некий сколок с прототипа?» Ответ А.К.Югова «уральскому самородку» получился одновременно уклончивым и верным. Подчеркивая собирательность литературного героя, его создатель писал: «Насчет «прототипа» старого Шатрова… Но спросите у пчелы, из нектара каких цветов составила она мед свой?» Тем не менее, несмотря на всю поэтичность приведенного сравнения, нельзя отрицать, что на фигуре Арсения Шатрова лежит отпечаток или отсвет от личности отца писателя – Кузьмы Югова.  

Только в 1975 году Алексей Кузьмич Югов посетил родное Зауралье. А в июне 1962 года родные места навестил его брат Михаил с женой. В своем письме в Москву из деревни Белое, где некогда находились мельница, хозяйственные и жилые постройки Юговых, Михаил Кузьмич описал родственникам теплый, радушный прием беловских жителей. «Все сердечно поздравляли с приездом и жали руки. Начались, конечно, расспросы обо всех Юговых начиная с Кузьмы Александровича и кончая меньшаком – писателем Алексеем… На следующий день начались визиты и встречи с беловцами, которые все добрым словом вспоминали Кузьму Александровича».

Вести с родины через брата дошли до писателя. В ту пору он уже начал работу над первым романом дилогии – «Шатровы». Сохранившаяся в старшем поколении беловцев добрая память об отце, вполне возможно, еще сильнее укрепила Алексея Кузьмича в намерении придать задуманному им образу Арсения Шатрова больше сходства с отцовским обликом, характером и биографией.

К началу 1960-х эпоха Союза сибирских маслодельных артелей, отмеченная противостоянием кооператоров с частными торговцами, ушла в далекое прошлое. Тяжелейшие испытания последующих лет ее заслонили и словно заретушировали. В памяти беловских старожилов она совпала с их детством и молодостью. После же коллективизации, раскулачивания, репрессий, пережитых крестьянством, добрые отзывы беловцев о Кузьме Александровиче отнюдь не кажутся данью вежливости, а являются вполне искренними. Нанимавший их для строительства и ремонта плотины, моловший на своей мельнице крестьянский хлеб, К.А.Югов в памяти беловских крестьян остался как деятельный, строгий и справедливый хозяин. И память эта рисовала его облик таким, каким он запомнился будущему писателю Н.А.Глебову: «…подвижный, как ртуть, с широким русским лицом, с черными волнистыми волосами, с зорким пытливым взором».

Н.Ю.Толстых, библиограф, историк-краевед, Варгашинская центральная библиотека

Использованные источники и литература

Государственный архив общественно-политической документации Курганской области (ГАОПДКО), ф. 6926, оп. 1, д. 60, л. 4-5; д. 234, л. 1-4.

Инцидент в земском собрании: из газ. «Речь» от 4(17) авг. 1913 г. №210 // Сов. Зауралье. – 1992. – 21 марта.

Купеческий союз // Нар. газ. – 1913. – 19 мая (№18). – С. 12-13.

Новые крестьянские печальники // Там же. - 1 апр. (№13-14). – С. 5-9.

Тобольский государственный историко-архитектурный музей-заповедник (ТГИАМЗ), рукописный фонд, КП14489 (протокол совещания по вопросу о степени развития кооперативного движения в Курганском районе), л. 1-29.

***

Воспоминания о Югове / Сост. Н.Х.Еселев. – М., 1986.

Глебов Н. Встречи с А.К.Юговым // Сов. Зауралье. – 1981. – 1 нояб.

Горелов В.А. Курганские большевики в революции 1905-1907 годов: ист. очерк. – Челябинск, 1965.

Михащенко А. Гимназические годы Алексея Югова // Третьи Юговские чтения: тез. докл и сообщ. – Курган, 2002. – С. 51-56.

Плющев В.А. Гимн кооперации (1913-1915 гг.): документ. повествование. Кн. 4. – Курган, 2002.

«По части языка глубоко пашете…»: переписка В.П.Бирюкова и А.К.Югова / Публ. подгот. В. Серебровский // Урал. следопыт. – 1992. - №5-6. – С. 14-15.

Публикация: Четвертые Юговские чтения: материалы межрегиональной научно-практической конференции (Курган, 21 марта 2007 г.) -  Курган, 2007. – С. 21-31.