Зауральская генеалогия

(из книги А.М. Васильевой: Курган. Времена минувшие. Куртамыш: ГУП «Куртамышская типография», 2013г. – 221 с.)

История Кургана связана даже с теми декабристами, которые сами никогда не были в нашем городе. Например, с Дмитрием Иринарховичем Завалишиным.  В Кургане в разное время жили его брат, дочь и внуки. Дмитрий Иринархович, лейтенант 8-го флотского экипажа, преподаватель астрономии, высшей математики, механики, теории морского искусства и других предметов в Морском корпусе, был арестован как член Северного общества, хотя это никогда не было доказано. Его младший брат Ипполит, юнкер Артиллерийского училища, уже после ареста старшего брата написал на него донос, в котором припутал и свою сестру. Донос был сплошным вымыслом и настолько отвратительным, что Ипполит был исключен из училища и отправлен по пересылке солдатом в Оренбург. Всю жизнь его будет преследовать болезненная потребность доносительства. Когда по этапу Завалишин прибыл во Владимир, местный губернатор граф Апраксин, сожалея о его загубленной молодости, сделал ему некоторое снисхождение, о котором Завалишин немедленно донес в Петербург и сердобольный граф лишился своего места.

Дойдя в начале 1827г. до Оренбурга, Завалишин нашел там тайное общество масонского типа, состоявшее из юнкеров и молодых офицеров. Объявив себя членом петербургского тайного общества, он вошел в доверие к местным вольнодумцам, а в апреле уже составил донос на 33 человека на имя военного губернатора Эссена.  Под стражу было взято 8 человек, но и Завалишин был арестован.  Находясь под караулом, он пытался замешать в дело еще много лиц и даже послал донос в Петербург о злоупотреблениях самого Эссена, который для губернатора не имел никаких последствий. 12 августа 1827г. Николай I подписал приговор, по которому трое офицеров оренбургского гарнизона и Завалишин были осуждены на каторжные работы в Сибирь сроком от 3-х до 6-ти лет.  Все четверо были отправлены в Нерчинские рудники, а в конце 1830г. они оказались в Петровской тюрьме, куда были переведены и декабристы.

Как вел себя Завалишин, рассказывает в своих воспоминаниях декабрист Фролов: «…он пел и посвистывал, проходя мимо нас, не выказывая ничем ни малейшего раскаяния, ни стыда, ни хоть сожаления о молодых людях, которых он погубил. Я шесть лет пробыл с ним в одной ограде и при встрече с ним проходил, не обращая на него внимания. Так же и все поступали». Со временем Ипполит Завалишин, оставаясь в каторжных работах, получил возможность жить вне острога. Вел он себя заносчиво. 23 июля 1842г. управляющий Петровским железным заводом капитан Таскин отправил рапорт генерал-губернатору Восточной Сибири Руперту, в котором доносил, что вынужден был заковать Завалишина в кандалы за его дерзкое поведение. В ответ на этот рапорт генерал-губернатор приказал «употреблять Завалишина в тяжкую работу скованным в течение одного месяца». Петровский завод облегченно вздохнул, когда Ипполит Завалишин был переведен в Верхнеудинск, а потом в Курган.

Приехав в Курган в 1850г., Завалишин нашел здесь декабристов Ф.М.Башмакова, А.Ф.Бриггена, Д.А.Щепина-Ростовского, которые никаких отношений поддерживать с ним не собирались. Он же  свою деятельность в Кургане начал с того, что в марте отправил графу Орлову, начальнику 3-го отделения, поэтический опус «Рукопись о государственной эпопее», в котором славил династию Романовых. Резолюция 3-го отделения гласила: «Хотя сочинение Завалишина исполнено хорошего духа, но написано тяжелыми стихами и без всяких литературных достоинств, а потому оставить рукопись без внимания». Как раз в это время сгустились тучи над Бриггеном, в связи с делом крестьянина Власова, несправедливо обвиненного в убийстве и взятого под защиту декабристом. Бриггена переводят в Туринск. Но Завалишин уже успел настрочить донос и на него, и на Башмакова, и на Щепина-Ростовского. Из Туринска Бригген пишет Евгению Оболенскому 1 июня 1851г.: «…по случаю глупого завалишинского доноса… я забочусь не о себе, а о старике Башмакове и Ростовском и опасаюсь, чтобы пьяный и дерзкий Тарасевич (курганский городничий – А.В.), внушаемый злодеем Завалишиным, не наделал больших неприятностей этим господам, которые не всегда бывают осторожные».

Через месяц с небольшим, 7 июля, Бригген сообщает тому же Оболенскому: «…этого мало, чтобы донос этого поношения рода человеческого, называемого Завалишиным, остался без действия, а надобно, чтобы он вместе с негодяем Тарасевичем был бы за это наказан… Надобно знать, как этот Завалишин на всех перекрестках трубит про бедную М.Н.Волконскую, что она вторая Мессалина, самый же снисходительный его отзыв об наших, с коими он находился в Петровском, это глупец или дурак… Конечно, все это заслуживает презрения, но… если ругательства переходят в действия – и еще какие-то следует принять меры, чтобы унять такую гадину». Дружба Завалишина и курганского городничего была скоротечной. По доносам Завалишина тобольский губернатор В.М.Энгельке назначил произвести следствие чиновнику Тобольского губернского правления Угрюмовскому, но Завалишин заподозрил его в пристрастии и написал об этом генерал-губернатору Западной Сибири Г.Х.Гасфорду, прибавив попутно донос о грабительствах и взятках своего друга Тарасевича. После расследования, курганского городничего отправили в отставку с выговором от Совета главного управления. Но следствие шло и по делу Завалишина. В октябре 1851г. Бригген пишет Оболенскому: «Я жду только, чтобы меня запросили и тогда я этого отверженника Завалишина… загромлю и совершенно уничтожу, и буду требовать, чтобы, руководствуясь Уложением, его бы публично за ложный донос наказали через палачей».

Через четыре года Гасфорд в рапорте Дубельту от 5 октября 1855г. указывал, что за короткий срок Завалишин под своим и чужим именами сочинил в Кургане 183 кляузы. Завалишин создавал себе ореол борца за справедливость, и к нему потянулись крестьяне с жалобами на власть. Гасфорд указывал в своих рапортах, что Завалишин особенно увлекал своими неблагонамеренными советами и обещаниями крестьян, которые по простоте своей доверяли ему. Он возбудил поселенцев из внутренних губерний к жалобам на неудобство будто бы отведенных им мест и на притеснение местного начальства. Кроме того, он гласно, и притом  в оскорбительных выражениях, порицал действия полиции, оказывал неуважение к местной власти, во всех поступках проявлял характер беспокойный, дерзкий и необузданный. 12 ноября 1854г. по распоряжению генерал-губернатора Завалишина посадили в курганский острог, обвинив в ябедничестве, в подстрекательстве разных лиц к подаче несправедливых жалоб, в буйстве и пьянстве и по подозрению в хищении у одного курганского купца 50 рублей серебром. 19 мая 1855г. из Туринска в Курган возвращается А.Ф.Бригген, вновь поступает на службу в суд и ему, по странному стечению обстоятельств, приходится судить Завалишина. В письме к Ив.Ив.Пущину от 14 июня Бригген пишет: «Этот несчастный человек, о коем никто не скажет доброго слова, теперь мне даже жалок. Жена его валяется у меня в ногах в тщетном уповании, что я могу много сделать, тогда, как он сам вооружил весь свет против себя. Телесного наказания он избегнет… но ссылки не избавится ни в каком случае. Он исключен из списка государственных преступников, следовательно, лишился и пособия».

Под стать Ипполиту Иринарховичу была и его супруга. Он женился в Петровском заводе на дочери отставного служителя Луки Сутурина – Авдотье. Она была моложе Завалишина на 16 лет и по дерзости характера мало уступала мужу. В Кургане на свое имя она купила дом, одобрила решение мужа взять положенные ему 15 десятин земли. 30 августа 1850г. тобольский окружной землемер Завьялов выехал на межу, чтобы нарезать Завалишину положенный участок земли из дач, прежде отводимых А.Е.Розену с товарищами, вблизи Бошняковского озера. Бригген предполагал, что после заключения в острог Завалишина лишат пособия, но ходатайства Авдотьи Лукиничны не пропали даром. Пособие продолжали платить. По приказу Тобольской казенной палаты от 23 мая 1856г. и согласно отношению курганского городничего от 19 июня 1856г. государственным и политическим преступникам и «жене государственного преступника Завалишина, содержащегося в тюремном замке», выдали пособие, общей суммой 514 руб. 28 коп. Авдотья Лукинична и ее мать штурмовали письмами царя, начальника  3-го отделения Орлова, шефа жандармов Долгорукова в надежде, что «сквозь тьму неправды возьмет верх русская правда».  В свою очередь  Гасфорд в официальных бумагах в Петербург обвинял Завалишина во всех смертных грехах и упрашивал царя, чтобы дело о нем было скорее кончено, и чтобы Западная Сибирь была избавлена от этого злонамеренного и дерзкого человека. В одном из донесений  генерал-губернатор писал: «я просил бы как милости  удалить из Кургана и округа с запрещением вообще иметь пребывание в городах и многолюдных местах Западной Сибири».

В 1857г. Ипполит Иринархович был переведен из Кургана в Пелым. Тобольская казенная палата 3 июля предписала курганскому казначейству  немедленно выдать из экстраординарной губернской суммы курганскому городничему Адаму Бучковскому 24 руб 24 коп серебром на прогоны до Пелыма, «следующие поселенцу из государственных преступников Ипполиту Завалишину». Завалишин срочно уехал один, сопровождаемый конвоем, жена осталась в Кургане, чтобы продать усадьбу. Сразу после водворения в Курган Авдотья Лукинична купила у крестьянина Бурцова Ефима усадьбу размером 12х30 саженей на улице Дворянской в Троицком приходе, с деревянным одноэтажным домом. Теперь ей был нужен покупатель. Найти его удалось только через год. 2 июля 1858г. Авдотья Лукинична продала усадьбу за 242 руб.85 коп серебром; заплатив 23 рубля пошлины в казначейство, она выехала к мужу. Так закончилось пребывание в Кургане семейства Ипполита Иринарховича – брата декабриста Дмитрия Иринарховича Завалишина.

Через 60 лет в Кургане оказывается семейство Зинаиды Дмитриевны Еропкиной, дочери Дмитрия Иринарховича Завалишина. Шестеро детей Дмитрия Иринарховича (4 дочери и 2 сына) родились в Москве от второго брака, после его возвращения из Сибири. Зинаида Дмитриевна родилась 30 апреля 1876г. и была четвертым ребенком в  семье. Уже будучи замужем, она окончила с отличием медицинский институт в Петербурге. Специальностью своей избрала женские и детские болезни. Совершенствовалась в Германии и Париже.  Владела французским, немецким и английским языками, знала латынь и греческий. Еропкина сменила несколько мест службы. Работала в московском и тверском земствах, в санатории чахоточных в Крыму, в клинике детских болезней при Петербургской Военно-медицинской академии, преподавала в университете и медицинском институте. Перед революцией работала школьным санитарным врачом и врачом охраны материнства.

Зинаида Дмитриевна рано овдовела, имея на руках пятерых детей. Когда началась гражданская война, она оказалась вместе с детской колонией на Урале, а потом судьба забросила ее в Курган. Это был уже 1919 год. В городе царила разруха, все врачи были мобилизованы, и Зинаида Дмитриевна оказалась единственным дипломированным врачом. На ее плечи легла организация курганского советского здравоохранения. Она одновременно исполняла обязанности главного врача крестьянской больницы, переименованной во 2-ю Советскую, возглавляла организованную ею детскую больницу – 3-ю Советскую и была врачом коммунальных столовых помощи голодающим. 22 сентября 1919г. был организован уездный отдел здравоохранения, а при нем коллегия, председателем которой назначили З.Д.Еропкину. Кроме работы в городе, приходилось часто выезжать в уезд.  Дома оставались дети. В Кургане с нею было четверо сыновей. Старший из них, Митя, был для братьев за мать и за отца. Но это не мешало ему прекрасно учиться, увлекаться физикой и астрономией, много читать. В 1923г. он уезжает в университет. В 1925г. уезжает и Зинаида Дмитриевна с сыновьями. Но связь с Курганом не прервалась. Дмитрий Еропкин постоянно пишет письма своей  любимой учительнице Любови Васильевне Крючковой. Он рассказывает об учебе, о посещении музеев и присылает открытку, на которой изображен фрагмент картины А.Иванова «Явление Христа Марии Магдалине». Он пишет на обороте: «Эта картина (я ее видел) написана тем самым Ивановым, о котором писал Гоголь в своей «Переписке с друзьями». Он только недавно оценен, как надо. За это время был на опере «Князь Игорь» Бородина и балете «Фея кукол». Дмитрий находил время на знакомство с искусством, хотя  заниматься приходилось много. Он обещал стать выдающимся ученым. Уже в 1929г., вскоре после окончания университета, он присылает Л.В.Крючковой сборник «Доклады Академии наук СССР» со своей статьей «К определению поглощения в атмосферах планет». В 1934г. Еропкин выступает с докладом на конференции «Теория стратосферы с точки зрения астрофизики». Он высылает публикацию в Курган с надписью «Дорогой Любови Васильевне Крючковой от автора – бывшего ученика Д.Еропкина. 22.4.1935».

На следующий год Любовь Васильевна узнает, что Дмитрий арестован. 22 декабря 1936г. она пишет письмо президенту Академии наук СССР, депутату Верховного Совета СССР Комарову.  «Владимир Леонтьевич! Вам, имя которого знают в нашем Союзе, пишет учительница, проработавшая в одном из городов Челябинской области бессменно 18 лет. Я получила письмо от матери своего бывшего ученика Д.И.Еропкина (он работал в Пулковской обсерватории и был секретарем Академии по отделу изучения стратосферы). Она пишет о сыне. Письмо тяжелое, полное страданий. Я не знаю, что он сделал, что с ним случилось. Вижу только глубокое волнение за участь сына. У ней горячая надежда на Вас, Владимир Леонтьевич, как свидетеля большой работы ее сына в науке… Д.И.Еропкина я знала с 12 лет. Он учился несколько лет в нашей курганской школе. Это был живой и пытливый ум… Его любовь к работе, необыкновенная начитанность, интерес к науке выделяли его из среды товарищей. Уже в те годы он читал необыкновенно много, уже двенадцатилетнего его занимали и Фламмарион и Кеплер. Знаю, что первые годы его ученья в университете дались ему тоже в трудах… Я не переставала следить за ним. Сведения по газетам, сообщения окружающих  доносили весть о нем как о работнике, целиком ушедшем в науку. Я видела его дипломную работу, статьи в бюллетене Академии, заметку о его последнем труде (Озонирование неба)  в  «Известиях» 1935 года. Я верила в него, как большого будущего работника науки. Ваше слово веско. Вы знаете о его работоспособности. Вам судить его…».

Прошел год. Академик Комаров не помог. 15 декабря 1937г. Зинаида Дмитриевна пишет: «Дорогая Любовь Васильевна! Вот уже 3,5 месяца, как мой бедный Митечка томится в совершенной изоляции. За все это время ни одной строчки не получила от него, кроме подписи на передаче! Пишу ему и открыточки с обратным ответом, посылаю деньги с обратной распиской и ничего ему, наверное, не передают, ответа не получаю. Пишу и толкаюсь во все двери, но толку мало. Из Москвы был запрос прокурору ЛВО, бываю у него раз в месяц на приеме, вылепилось, что враги Мити так ужасно мстят ему за то, что он, будучи ученым секретарем КИСО (коллегия по исследованию солнца), исключил их из числа членов. Сейчас вижу, что туберкулез ему обеспечен, т.к. сидит на северную сторону без света и воздуха, не говоря уже о психике. Писала отчаянные письма Е.П.Пешковой (бывшая жена М.Горького). Она возглавляет помощь политзаключенным, но получила официальную бумажку, что надлежит мне обратиться к прокурору! Стараюсь поддерживать его питанием, посылаю все самое лучшее, не знаю, доходит ли? Каждый раз перед закупкой гоняю по больным по городу до 2 часов ночи, была на волосок от смерти – лежала под автобусом, к счастью, он остановился. Но ушиб был такой, что думала без паралича не обойтись. Знаю, случись что со мной, Митя совсем погибнет, потому что братья и невестки очень мало заботятся о нем! Кажется, писала Вам, что Комаров был здесь и не принял меня, хотя очень просила это сделать через жену его. Знакомые партийцы сейчас от всего и от меня открещиваются. Так и умрешь за правду, не добившись ее!».

Дмитрий Еропкин, названный в честь деда – декабриста, погиб в 1937г. Сама Зинаида Дмитриевна прожила до 1956г. До самой смерти она не порывала связи с Курганом, посылая и получая редкие весточки от Любови Васильевны Крючковой.